Музыка (картина Матисса)

Анри Матисс

Музыка. 1910

La Musique

Холст, масло. 260 × 389 см

Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

К:Картины 1910 года

«Музыка» (фр. La Musique) — картина французского художника Анри Матисса, написанная им в 1910 году по заказу коллекционера живописи С. И. Щукина.

История

В 1908 году московский купец, меценат и коллекционер живописи Сергей Иванович Щукин, который был хорошо знаком с Матиссом, предложил художнику исполнить декоративные панно для декорации лестницы его особняка в Знаменском переулке, аллегорически изобразив процессы музыки и танца. Матисс прислал эскизы с несколькими вариантами работы. В интервью 1909 года он пояснил, что, по его замыслу, человеку, входящему в дом с улицы, нужно «сообщить чувство облегчения», поэтому для первого этажа художник выбрал сюжет с танцем. На втором этаже, полагал он, был более сообразен сюжет с музицирующими и слушающими. Так появились парные панно «Танец» и «Музыка». В планы Матисса входило и написание третьего полотна, «Купание» (или «Медитация»), на котором были бы изображены отдыхающие, однако дом Щукина был двухэтажным, и его заказ предполагал создание только двух композиций, вследствие чего «Купание» сохранилось лишь в набросках автора. Тема панно «Музыка» была близка и Щукину, при обсуждении заказа писавшему, что у него дома часто исполняют классические произведения, а в зимнее время регулярно даются концерты.

Незадолго до отправки в Россию оба панно были выставлены на парижском «Осеннем салоне» 1910 года, вызвав грандиозный скандал эпатирующей обнажённостью персонажей и неожиданностью трактовки образов. В связи с этим Щукин отказался от них, но уже вскоре, по прибытии в Москву, изменил своё решение. В срочной телеграмме, отправленной Матиссу, он сообщил, что окончательно согласен приобрести работы, а затем подтвердил свои намерения письмом «Сударь, — писал коллекционер, — в дороге (два дня и две ночи) я много размышлял и устыдился своей слабости и недостатка смелости. Нельзя уходить с поля боя, не попытавшись сражаться».

Примечательно, что, несмотря на своё согласие «сражаться», при получении картины Щукин попросил Матисса закрасить гениталии изображённых на ней персонажей, которые, в частности, стали одной из причин скандала на Осеннем Салоне. Этой просьбой он опроверг свои слова о решении «пойти наперекор нашим буржуазным воззрениям и поместить на лестнице своего дома картину с обнажёнными». Щукин понимал, что для признания художника московской публикой его собственных убеждений было недостаточно.

Обе картины — «Танец» и «Музыка» — благополучно прибыли из Парижа в Москву в начале декабря 1910 года.

Картина

Работая над мужскими фигурами при написании картины, Матисс стремился свести их к элементарным формам. Он осознанно лишал героев индивидуальности, наделяя их почти идентичными чертами лица и телосложением, чтобы изображённое воспринималось зрителем как единое целое. Своей главной задачей художник считал достижение цветовой гармонии полотна с опорой на контраст: следуя поставленной цели, он окрасил фигуры персонажей в яркий пунцовый оттенок, сбалансировав его интенсивными цветами синего неба и зелёной травы. Таким образом, Матисс сумел усилить выразительность палитры за счёт яркости всего лишь трёх цветов — «небесной лазури, розовой свежести тел и зелени холма». Примечательно, что мужские фигуры изначально были обведены чёрным контуром, лишь впоследствии заполненным краской. Фон в «Музыке», предельно упрощённый художником, играет второстепенную роль.

Всего на холсте изображено пятеро персонажей, двое из которых играют на музыкальных инструментах — скрипке и двуствольной свирели, а остальные поют. Поза музыканта-скрипача была детально, точно воспроизведена Матиссом, поскольку тот сам владел игрой на скрипке. Все люди на картине находятся в неподвижности, оцепенении. Матисс сознательно выписал их силуэты упругими, гибкими линиями, чтобы придать полотну музыкальный ритм.

Поиск композиционного решения не давался автору картины легко: известно, что Матисс неоднократно переписывал сцену. Так, в первоначальной версии «Музыки» у ног скрипача находилась собака. По мнению ряда исследователей творчества художника, это было отголоском древнегреческого мифа об Орфее, зачаровывавшем своей игрой на лире и людей, и животных.

Сам Матисс не упоминал о какой-либо трактовке «Музыки». Существует лишь предположение о том, что изображённые в правой части холста три подогнувших колени фигуры могут олицетворять нотные знаки, а скрипач символизирует скрипичный ключ. Другие искусствоведы полагают, что пунцовый, зелёный и синий оттенки композиции соответственно символизируют три стихии — огонь, землю и воздух.

Написанное как парное к «Танцу», панно «Музыка» имеет ряд сходств и отличий в сравнении с ним. Полотна объединяет схожесть цветовых гамм и количество изображённых фигур. Но, если на «Танце» изображены женские персонажи, то на «Музыке» — мужские. Герои «Танца» динамичны, они стремятся вырваться за пределы полотна, в то время как фигуры в «Музыке» — статичны, спокойны и практически изолированы друг от друга, полностью погружены в музыку. «Танцем» правит дионисийское начало, «Музыкой» — аполлоническое.

Литература

• Апель К. О. [books.google.ru/books?id=Vn6JrkY4EVEC&pg=PA60&dq=%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81+%D0%BC%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0+1910&hl=ru&ei=_yyITqblL4T4sgb1xIziAQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CDQQ6AEwAA#v=onepage&q=%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81%20%D0%BC%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0%201910&f=false Галерея гениев. Матисс]. — М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. — С. 58—61. — 128 с. — ISBN 978-5-373-00825-9.
• Геташвили Н. В. [books.google.ru/books?id=v7uTwc9ESOgC&pg=PA291&dq=%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81+%D0%BC%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0+1910&hl=ru&ei=_yyITqblL4T4sgb1xIziAQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CD8Q6AEwAg#v=onepage&q=%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81%20%D0%BC%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0%201910&f=false Атлас мировой живописи]. — М.: ОЛМА Медиа Групп, 2006. — С. 290—291. — 366 с.
• Журнал «Художественная галерея» / №49. Анри Матисс / Главный редактор — А. Панфилов. — М.: Издательский дом «Бурда», 2005. — С. 10—11. — 31 с.
• Самин Д. К. [www.bibliotekar.ru/100hudozh/89.htm Сто великих художников]. — М.: Вече, 2004. — С. 347—351. — ISBN 5-9533-0602-4.

Ссылки

• [www.hermitagemuseum.org/html_Ru/03/hm3_3_1_8l.html «Музыка» на сайте Государственного Эрмитажа]. hermitagemuseum.org. Проверено 28 сентября 2011. [www.webcitation.org/67iDc6Doi Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Музыка (картина Матисса)

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.