Свято-Николаевский монастырь (Мукачево)

Монастырь
Мукачевский Свято-Николаевский женский монастырь
Страна	Украина
Местоположение	Мукачево
Конфессия	Православие
Епархия	Мукачевская и Ужгородская
Тип	женский
Дата основания	XI век
Настоятель	Епистимия (Щербан)

Мукачевский Свято-Николаевский женский монастырь (укр. Мукачівський Свято-Миколаївський жіночий монастир) — православный монастырь на Чернечьей горе в Мукачево (Закарпатская область). Находится в ведении Мукачевской и Ужгородской епархии Украинской православной церкви. Адрес: ул. Северная, 2.

Время основания монастыря неизвестно. Согласно устному преданию и предисловию к Мукачевской хронике, монастырь был основан в XI веке. Документальные свидетельства о существовании монастыря относятся к 14 веку. Как свидетельствует Мукачевская летопись, князь Фёдор Корятович прибыл с Подолии в Угорскую Русь в лето 1339 года на службу к венгерскому королю Каролю I, который отдал ему во владение Мукачевскую доминию. На Чернечьей горе на берегу реки Латорица князь Фёдор Корятович построил деревянную церковь и небольшой корпус для монахов и дал монастырю 8 марта 1360 года грамоту, в которой закрепил за монастырём две деревни — Лавки и Бобовище вместе со всеми повинностями, а также десятую часть виноградника с гор Иван и Лемчовка и некоторые повинности с села Оросвигова и Мукачевского замка (однако, по мнению славяноведа А. Л. Петрова, эта грамота — фальсификат, хотя и очень старинный). Первым игуменом, который упоминается в исторических документах, был Лука. С 1491 монастырь стал резиденцией закарпатских православных владык, которые объединили все Закарпатье в Мукачевской епархии.

Во время войны между австрийскими Габсбургами и трансильванскими князьями в 1537 году Мукачевский монастырь был разрушен, тогда и погибла большая часть монастырских документов и архивов. Восстановление монастыря проходило в 1538—1550 годы при епископе Василии I и при помощи австрийского императора Фердинанда I.

Монастырь был резиденцией православного, а потом и греко-католического епископа, в нём велась хронология, переписывались богослужебные и поучительные книги. Монастырская школа сыграла важную роль в культурно-религиозной жизни Закарпатья.

В 1646 году на Закарпатье несмотря на сопротивление духовенства и мирян была принята уния с римской церковью. Это решение было принято в Ужгородском замке, где собрались 63 священника, при том что духовенство Мукачевской епархии насчитывало 600 человек. Уния была принята с целью сохранить традиции церкви византийского обряда (православный), так как имелись случаи насильственной смены обряда и введение мадьярского (венгерского) языка в церкви. Формально греко-католики (униаты) подчинялись Риму, но службу правили по православному обычаю.

В период принятия унии православным епископом был Иоаникий (Зейкан, умер в 1684), который несколько раз изгонялся вместе с монахами из Мукачевского монастыря сторонниками унии. Во времена епископа Иоаникия, в 1661 году в Мукачевском монастыре был построен первый каменный храм, каменная ротонда (архитектор С.Пьяменс) на средства молдавского воеводы Константина Басараба. В 1664 году трансильванская княгиня, католичка София Батори окончательно изгнала епископа Иоаникия и передала монастырь грекокатолическому епископу Петру (Парфению). Епископ Иоаникий поселился в Имстичеве, где построил новый монастырь.

С того 1664 и до 1946 года монастырь находился в ведении католического монашеского ордена василиан. Настоящий каменный монастырь построен в 1766—1772 (архитектор Дмитрий Рац), а величественная Свято-Николаевская церковь в 1798—1804. В 1862 году в монастыре произошёл крупный пожар, последствия которого устранили до 1865 года. В 1920-х годах работу монастыря реорганизовали монахи-василиане из Галиции. При монастыре сохранялись ценная библиотека (свыше 6 000 редких книг и рукописей) и архив. Весной 1947 года Мукачевский монастырь был передан советской властью Русской православной церкви (Московский Патриархат) и стал женской обителью. В него перевели часть сестер из монастыря Рождества Пресвятой Богородицы в с. Липча. Монастырскую библиотеку и архив передали в университетскую государственную библиотеку в Ужгороде и в областной архив Закарпатья. Первой настоятельницей монастыря была игумения Параскева (Прокоп, умерла в 1967), в схиме Нина. При закрытии в 1961 году монастыря в с. Липча его сестры переселились в Мукачево. Около пятидесяти лет духовником Мукачевского монастыря был архимандрит Василий (Пронин). В 2000-х годах в монастыре проживает около 80 монахинь. Управляет монастырём игумения Епистимия (Щербан), духовник монастыря с 1997 года — Феодор (Мамасуев) (с 2007 года — епископ Мукачевский и Ужгородский).

В монастыре хранятся икона Божией Матери, Скоропослушница, Иверская икона Божией Матери, привезенная с горы Афон, и рака с частью мощей преподобного Моисея Угрина, а также имеется множество частиц мощей других угодников Божиих.

Ссылки

• [www.nik-mykachiv.narod.ru/history/history-mon.htm Краткий исторический очерк православного Мукачевского Свято-Николаевского монастыря]

Литература

• Энциклопедия Подкарпатской Руси. С.267.
• Енциклопедія українознавства. В 10 т. / Гол. ред. В. Кубійович. — Париж; Нью-Йорк: Молоде Життя, 1954—1989.  (укр.)

Отрывок, характеризующий Свято-Николаевский монастырь (Мукачево)

Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.