Мука, Арношт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арношт Мука
н.-луж. Arnošt Muka

1896 год
Место рождения:

Гросгенхен

Научная сфера:

лингвистика

Арношт Мука (н.-луж. Arnošt Muka, нем. Ernst Mucke; 10 марта 1854, Гросгенхен — 10 октября 1932, Баутцен) — учитель, славист.





Биография

Считается одним из самых выдающихся серболужицких гуманистов XIX и XX столетий, значительно поспособствовавшим развитию лужицкого национального сознания. В 1874—1879 гг. учился в Лейпцигском университете, где изучал классическую филологию и славистику. В 1875 году организовал первый молодёжный летний лагерь-фестиваль для лужицких гимназистов под названием «Схадзованка». С 1879 г. был учителем в Циттау (Житава), а позднее в гимназии в Баутцене (Будишин). С юного возраста стал участвовать в лужицком культурном и научном движении. Член Societas Slavica Budissenensis а также Матицы Сербской.

В 1882—86 гг. был редактором журнала Łuzica, а в 1884—1932 гг. редактировал «Časopis Maćicy Serbskeje» (Журнал Матицы Сербской). На страницах этого журнала в 1884—1886 гг. он публиковал статистические данные о количестве, расселении, социальной структуре и уровне образования лужицких сербов[1]. Благодаря его решительности и организаторским талантам удалось в 1904 году открыть Сербский Дом в Баутцене. Кроме того, Мука пытался организовать сербский музей. Был членом ряда академий и научных обществ (в том числе избран членом-корреспондентом Петербургской Академии наук[2]). Путешествуя по Лужицам, проводил исследования языка, фольклора и культурного наследия лужичан. Был автором множества научных работ, сильно повлиявших на лужицкую интеллигенцию. Выступал против германизации. Дважды отправлялся немецкими властями в ссылку вглубь Германии за националистическую деятельность.

Научное наследие

  • Szczątki języka połabskiego Wendów Luneburskich, [in:] Materiały i prace Komisyi językowej Akademii Umiejętności w Krakowie, t. I, Kraków 1904, s. 313—569.
  • Historische und vergleichende Laut — und Formenlehre der niedersorbischen (niederlausitzisch — wendischen) Sprache, Lipsk 1891
  • Słownik dolnoserbskeje rěcy a jeje narěcow, St. Petersburg — Praga 1911
  • Statistika łužiskich Serbow, 1980. На основе этой работы в современной Германии были определены границы культурно-территориальной автономии «Лужицкая поселенческая область».

Напишите отзыв о статье "Мука, Арношт"

Примечания

  1. [www.serbski-institut.de/dnl_view.php?lg=de&file=mat%2Fdnlarchiv%2Fcms_1900_188.pdf&file_titel=1900&mp=&session_id=e6287c16efcd7899d2b4c2d1376ca048 Dodawki k statisticy a etnografiji łužickich Serbow II], Časopis Maćicy Serbskeje, 1900, стр. 80 — 103  (верхнелуж.)
  2. [isaran.ru/?q=ru/person&guid=A3EC063F-90E2-B01B-A76B-D39BFD2C174C Информация] на сайте ИС АРАН

Литература

  • Гугнин А. А., Введение в историю серболужицкой словесности и литературы от истоков до наших дней, Российская академия наук, Институт славяноведения и балканистики, научный центр славяно-германских отношений, М., 1997, стр. 19, 50, 70, 106 – 107, 110, 120 – 121, 123 – 124, 127, 130, 132 – 133, 136, ISBN 5-7576-0063-2

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мука, Арношт

– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.