Мукомольное производство

Мукомольное производство— на современных больших промышленных мельницах — представляет более или менее длинный ряд операций, производимых над хлебными зернами, с целью извлечения из них муки.

Производство муки

Наиболее упрощённое производство муки, которое ведётся на сельских мельницах, водяных и ветряных (см. соотв. статью), состоит в мелком размельчении зёрен, часто без всякого предварительного очищения и сортирования их, и в сортировании размолотого продукта, с целью отделить наиболее грубые, неразмельчённые частицы, что, впрочем, также не всегда ведётся на таких мельницах, а производится в домашнем быту. Более совершенное производство муки, как оно ведётся на больших мельницах, требует, прежде всего, тщательной очистки и сортировки зёрен, для отделения от них посторонних примесей, как то: камешков, кусков земли, пыли и проч., также больных зёрен, а равно семян других растений, примесь которых в муке или отражается вредно на здоровье потребителей, или же портит её цвет, вкус и др. качества; независимо от этого, с целью получить возможно больше белой муки, стараются до помола зёрен отделить от них внешние их оболочки. Размельчение таких, по возможности освобождённых от оболочек, зёрен ведётся также с особыми заботами о том, чтобы оставшиеся на них и частью залёгшие внутри их оболочки возможно было отделить после размельчения зёрен, с целью получения муки с возможно меньшим содержанием отрубей. Принимая в основание изложенное, на практике установились два главных вида помола хлебных зёрен: 1) зёрна размельчаются сразу мелко, так что при первом размельчении получается значительное количество муки и 2) размельчение зёрен совершается постепенно, сперва их мелют на крупные части, с возможно малым образованием муки, затем крупные части снова перемалывают на более мелкие и т. д. до окончательного обращения мелких частиц в муку, так что наибольшее её количество получается в последних помолах; при этом, имея в виду, что зерно не однородно по цвету и плотности, что частицы, в нём лежащие ближе к оболочкам, менее плотны и более темны, чем в центральной части зерна, по мере его размельчения, стараются рассортировать их по плотности, получая затем, при окончательном их размельчении, муку различной белизны и качеств. Первый помол называется простым, а второй — повторительным, экономическим или дробным. Каждый из этих видов помола допускает многие детальные видоизменения, но прежде всего необходимо ознакомиться с отдельными операциями, которым подвергаются зёрна и их частицы при получении муки. С этою целью ниже рассмотрены механизмы: А — для очищения и сортирования зёрен и для отделения от них наружных оболочек, Б — для размельчения зёрен и их частиц, В — для охлаждения размолотого продукта, Г — для просеивания размолотого продукта и Д — для сортирования размолотого продукта по плотности и для отделения мелких оболочек, не отделяемых ситами.

Мукомольное производство I

А. Механизмы для очищения и сортирования зерен и для отделения от них наружных оболочек. Для отделения от зерен крупных и мелких тяжелых посторонних тел и семян служат решета различных номеров, соответственно величине их отверстий. Прохождение зерен по решетам обусловливается их наклоном и движением; последнее бывает или качательное, или круговое непрерывное; в первом случае употребляются плоские решета, а во втором — они делаются в виде цилиндров и призм, вращающихся около своих геометрических осей. Решета приготовляются или из проволочной ткани, преимущественно латунной, или их делают из металлических листов, чаще всего цинковых, пробивая в них отверстия. Если отделение от зерен мелких и крупных посторонних тел совершается одним решетом с различными отверстиями, то тканям его даётся такое расположение, что очищаемые зерна падают сперва на частую ткань, через которую проходят пыль и мелкие примеси, затем переходят на более редкую ткань, через которую и проваливаются, крупные же примеси остаются и сваливаются с решета при пониженном его конце. Если желают отделить крупные зерна от мелких, употребляют ткань № 10 для пшеницы и № 12 для ржи; через них проваливаются мелкие зерна, крупные же зерна будут скатываться по решету. Подобно этому, смотря по цели сортирования, устанавливаются размеры пробивных решет, которые делаются с большим разнообразием, причем форма отверстий бывает не только квадратная или продолговатая, но также круглая и треугольная, в видах сортирования зерен не только по величине, но и по форме, что, однако, не всегда удается. Можно считать, что для очищения в час гектолитра зерен от крупных примесей нужна поверхность решет в 0,3  м² и для отделения мелких примесей — в 0,37  м² Плоским решетам даётся около 100 двойных сотрясений в минуту, с помощью эксцентриков или кривошипов, причем решета поддерживаются на гибких стойках или подвешиваются к гибким стержням, вращающимся же решетам, при диаметре около 2,5 фт., дают от 20 до 30 оборотов в минуту; наклон тех и других решет бывает от 1/12 до 1/8 на каждый фут их длины, для приведения их в движение, надо считать около 1/50 лош. силы. Для отделения от зерен легких посторонних тел употребляют веялки упрощенных конструкций, подобных показанной на фиг. 1, т. I, где А труба, шириной равная ширине машины, в которую падают очищаемые зерна, отсюда они переходят в трубу В, через которую проходит ток воздуха в вентилятор D. Тяжелые зерна падают по трубе В, навстречу току воздуха, менее тяжелые зерна, напр. попорченные головнею, уносятся в ящик с наклонными стенками и собираются при С, наиболее же легкие зерна и вообще легкие тела — солома, мякина и пр. — выносятся вон из машины через вентилятор D и выдувную трубу в камеру её, где и улавливаются. Можно считать, что, при ширине машины в один метр, она очищает в час до 10 гкл. зерен. Вентиляторы бывают диаметром 0,45 — 0,60 м и делают 400—500 оборотов в минуту. Рассмотренная машина обыкновенно комбинируется с располагаемыми над ней решетами так, что вслед за отделением решетами добротных зерен по их величине, они освобождаются от находящихся между ними легких примесей. Камешки, прошедшие через решета вместе с зернами и другие посторонние тела могут быть отделены от зерен машиной Гиньетта (Ерierreur), представленной на фиг. 2 а и b, т. I, спереди и в плане. ABC есть деревянный ящик, поставленный несколько наклонно вперед на тонких гибких стойках F, на которых ящик может сотрясаться вправо и влево, при посредстве шатуна v. Внутри ящика поставлены перегородки hh, mm, пп и mn, параллельно его стенкам. Наклонная, в сторону стенки AB, доска а, окруженная выступами перегородок mm, тn и пп, образует род ящика с наклонным дном, и в него то предварительно сыплются зерна из ковша с башмаком. Под а укреплено решето; на него падают зерна, скатываясь по наклонному дну а, освобождаются попутно от пыли, песка и пр. и расходятся по площадке ABC, при сотрясениях которой тяжелые тела, как камешки, поступают в ящик D, а зерна поднимаются по плоскости ABC и выбрасываются с неё через отверстия ОО. Стенки hh, mm, пп… служат для задержки случайно скатывающихся зерен; будучи остановлены, они, при сотрясениях ящика, стремятся к отверстиям ОО. Машина эта может также служить для отделения тяжелых зерен от легких и вообще для сортировки сыпучих тел, близких по размерам, различием в их плотности. При длине ящика около 2,8 м и ширине около 2,0 м, при 100 сотрясениях в минуту и при одном днище, в час можно просортировать до 15 гкл. зерен; при ящике с двойным днищем, длиной около 2,0 м, при той же ширине и том же числе сотрясений, возможно просортировать в час до 30 гкл. зерен. Для отделения семян куколя от хлебных зерен служат кукольотборники (см.), а для отделения железных частиц магнитные машины (см.). Отсортированные предыдущими приемами добротные зерна подвергаются затем освобождению от покрывающих их оболочек, а также обрыванию кончиков их, где расположены так наз. бородка зерна и его зародыш. С целью, по возможности, не разрушать при этих операциях зерен, так как обсыпающееся мучнистое вещество примешивается к оболочкам и не может быть от них отделено, удаляют сперва лишь внешние слои оболочек; оболочки же, прилегающие к мучнистой части зерна; удаляются при получении белой муки во время помола, до окончательного обращения частиц зерен в муку. На фиг. 3, т. I представлена машина для лущения или для сдирания с зерен наружных оболочек, известная под названием конуса. Подлежащие лущению зерна всыпаются в ковш w с задвижкой i, для регулирования их выхода; под ковшом находится башмак u, приводимый в сотрясательное движение от веретена st. Из башмака u зерна равномерно падают в воронку w0, а из этой последней на верхнее основание конуса b, вращающегося в другом неподвижном конусе с; оба конуса состоят из деревянных брусков, обтянутых железными листами с пробитыми в них отверстиями, подобно теркам. При вращении конуса b зерна сходят в пространство между поверхностями конусов, находящимися в расстоянии около одного дюйма, спускаются вниз и, приходя в соприкосновение с конусом b, отбрасываются им в поверхность конуса с, отсюда снова встречаются с конусом b и т. д. В общем, движение зерен происходит по спирали между конусами, и так как зерна приходят при этом в соприкосновение с острошероховатыми их поверхностями, то они будут обтираться, или лущиться. Зерна выходят внизу через f и по трубе k подводятся в коробку элеватора lт. На пути из f в k зерна провеиваются струей воздуха из вентилятора g; воздух входит в вентилятор через отверстие, прикрываемое, по мере надобности, задвижками x, x, выходит же через отверстие i0, унося с собой оболочки и пр. Конус b и колесо вентилятора делают 180—200 оборотов в минуту; в рабочие сутки машина может очистить около 50 четв. пшеничных или ржаных зерен. Рассмотренная машина работает неоднообразно: когда рабочие поверхности новы, они отчасти рвут зерна, когда же поверхности иступятся, действие их на зерна оказывается слабым. Подобные же результаты наблюдаются в машинах, рабочие поверхности которых образованы зазубренными полосами или пилами. Для лущения зерен употребляются нередко машины с разнородными поверхностями, каменными и металлическими. На фиг. 4, т. I представлена машина, состоящая из камня А (большей частью песчаника); камень вращается на вертикальной оси, делая в минуту от 150 до 250 оборотов, при диаметре от 4 до 6 фт., причем большое число оборотов соответствует камню меньшего диаметра. Вокруг цилиндрической поверхности камня А, на расстоянии от 1/2 до 1 дюйма, устанавливается концентрически с ним продырявленный лист d, показанный на фигуре пунктиром. Зерна подводятся трубой а и падают на верхнее основание камня, с которого, действием центробежных сил, переходят в пространство между цилиндрической его поверхностью и листом d, причем обтираются шероховатостями этих поверхностей, а также и одно об другое. Отставшие при этом оболочки протираются частью в отверстия листа d и собираются в концентрическом вокруг него пространстве, откуда через трубы f падают в мешки g. Очищенныe зерна отводятся из машины через трубу k; для регулирования входа и выхода зерен сделаны две задвижки b и с. Чтобы зерна не могли собираться в пространстве между нижним основанием камня и дном кожуха, к камню приделаны криволинейные направляющие, выталкивающие зерна. Успешное действие подобной машины зависит от шероховатости или остроты боковой поверхности камня; если в камне эти качества развиты недостаточно, нужно делать на его поверхности бороздки или насечки, под углом к производящим цилиндра. Довольно часто для сдирания с зерен оболочек употребляют машины с двумя камнями, расставленными так далеко один от другого, что зерна, проходя между работающими поверхностями, не размалываются, а только облупливаются, или шелушатся. Такие машины очень мало отличаются от устройства обыкновенных М. поставов, и последние точно также могут служить для этой цели. Нередко камням таких машин дают в рабочей их части форму тупых конусов, вставленных один в другой (ф. 5, т. I). При этом зерна из ковша а падают в глаз верхнего камня b и отсюда проходят плоскими поверхностями камней b и с и коническими поверхностями b и d; проходя между плоскими поверхностями, они двигаются от центра к окружности, а проходя между коническими поверхностями, поднимаются вверх и вступают в ободранном виде в отверстие е. Верхний камень закреплен на веретене обыкновенным способом, нижний установлен неподвижно и приводится в правильное горизонтальное положение тремя винтами i. Бегун b делается диаметром около 4 фт. и высотой около 1 фт.; ему дают от 200 до 250 оборотов в минуту. Употребляются также подобные же машины, но с вращающимся нижним камнем, верхний же камень установлен неподвижно. Вместо подобных поставов с вертикальной осью применяют также постава с горизонтальной осью. Таков постав Лорха (фиг. 6 т. I), состоящий из двух камней B и С, из них последний получает вращательное движение. Зерна подводятся по трубе A, проходят между коническими поверхностями камней и затем поступают в кожух F, с внутренней каннелированной поверхностью, которой, совместно со щетками т, вращающимися с камнем С, обтираются дополнительно и падают в трубу w. Воздух, втягиваемый по трубе w во всасывающую трубу v вентилятора, уносит с собой оболочки и пыль, выдуваемые через трубу E в камеру для их улавливания. Камень С приводится во вращательное движение от шкива D. Постава Лорха при диаметре жерновов от 420 до 440 мм делают в минуту от 425 до 400 оборотов, и при расходе работы около 2 — 3 лош. сил производительность их от 800 до 1500 кг зерен в час. Камни, или жернова, этих поставов избираются из пород зернистых песчаников, снашиваются они довольно скоро: приходится переменять камни иногда более пяти раз в год. Рассмотренная группа машин пользуется большим практическим значением, и их нередко употребляют как окончательные машины, когда зерна предварительно прошли через лущильные машины, а также и через машины с так называемыми каннелированными поверхностями. Лущильные машины с каннелированными рабочими поверхностями, то есть с поверхностями, снабженными выступами и впадинами, отличаются особенно большим разнообразием. Таковы машины: «Excelsior» Puhlmann’a, «Eureka», Howes, Babcock С°, Seck’a, Fishcer’а. На. фиг. 7 а и b т. I, представлена машина Пульмана «Excelsior», состоящая из стоек а, внутри которых помещен цилиндр n, а в нём находятся восемь чугунных досок g, укрепленных к стойкам а, каждая с помощью четырёх ручек h (фиг. 7 b); в нижней части досок g сделаны радиальные ребра и два ряда кольцевых поясков. Под досками g находятся шайбы i, имеющие корытцеобразные углубления, расположенные соответственно пояскам на досках g; шайбы сидят на вертикальном вале d, который приводится во вращательное движение ремнем, перекинутым на шкив f. Под каждой из шайб i расположена воронка k. Затем доски g окружены около вала d и по наружной окружности железными листами с проштампованными в них отверстиями; листы эти, равно как и другие части, не подвергаются скорому изнашиванию и не нуждаются в навастривании. Через описанное расположение досок, шайб и воронок образуются внутри цилиндра n, непроницаемого для воздуха, восемь одинаковых этажей, или отделений. Очищаемые зерна вступают в машину через канал о в первый её этаж и падают на вращающуюся шайбу i, вблизи её центра; от центробежных сил зерна переходят к окружности шайбы i, при этом обтираются одно об другое и о поверхности i и g; затем зерна падают в воронку k, из которой поступают во второй и последующие за ним этажи, где подвергаются подобному же трению. Содранные с зерен пыль и легкие частички оболочек выносятся воздушным током через отверстия, пробитые в листах l и l', и поступают по направлению стрелок в отверстие т, т вентилятора W, из которого вдуваются в камеру С, соединённую через отверстие у с вытяжным вентилятором, или эксгаустером. Эксгаустер расположен вверху машины, и колесо его насажено на вал d. Выходя из последнего этажа, зерна падают в трубу В, которая также соединена с камерой С; падающие по трубе В зерна пронизываются струей воздуха, при этом отделяемые от них частички оболочек заносятся в камеру, откуда, по мере их накопления, выпадают через отверстие, прикрытое клапаном х. Машина, при расходе на своё движение около 4 сил, очищает в час от 2000 до 2400 кг зерен. Во всех названных машинах, с каннелированными работающими частями, отделение от зерен оболочек достигается через взаимное их трение и удары зерен одно о другое и от действия на них подобным же образом рабочих частей машин. В них зерна подвергаются меньшему, нежели в других машинах, разрушению, и затем рабочие части служат весьма долго, не требуя замены и подновления. Особенно хорошие результаты достигаются рассматриваемыми машинами, когда зерна бывают увлажнены; однако, влажность передается мучнистой части зерен, а мука не способна к долгому хранению без тщательной просушки. Ещё хуже намачивание зерен в кислотных и щелочных растворах, так как растворы могут проникать внутрь зерен и изменять их свойства. Легкое увлажнение сухих зерен до помола, впрочем, допускается довольно часто, но при этом обращают особенное внимание на содержание влаги в муке, особенно предназначенной для хранения. Последние машины, которыми заканчивается лущение зерен, бывают обыкновенно щеточные, состоящие из вращающегося цилиндра или конуса, снабженного щетками и окруженного соответственным кожухом. Зерна пропускаются в промежуток между кожухом и щетками, которые удаляют с зерен оставшиеся на них частички оболочек, уносимые током воздуха, возбуждаемым в таких машинах.

Обыкновенно мельницы имеют особые помещения для зерноочистительных машин; зерноочистительные отделения больших мельниц устраиваются в виде отдельных зданий, между магазинами для зерна и мельницей, что, кроме устранения пыли, имеет также значение в случае пожара. Устройство зерноочистительных мельниц очень разнообразно. На ф. 8, т. I зерна поднимаются элеватором в верхний этаж и поступают на два плоских решета, расположенных за веялками 3, 3, для отделения от них крупных и мелких, тяжелых посторонних примесей; примеси эти падают в соответственные воронки и по трубам спускаются в нижний этаж, где собираются в мешках. Зерна, отсортированные решетами, падают в веялки 3, 3, из которых направляются в ящик винта 4; отсюда зерна, при посредстве задвижек, распределяются между вращающимися решетами 5 — 5, где происходит сортирование зерен по величине, при этом мелкие зерна спускаются по трубам вниз, а крупные переходят в цилиндры 6 — 6, которыми отделяются круглые зерна от продолговатых. Круглые семена и зерна поступают в цилиндры 6а — 6а, где сортируются дополнительно и по трубам спускаются в нижний этаж; продолговатые же зерна из цилиндров 6 — 6 поступают в обозначенную цифрой 7 лущильную машину «Eureka», откуда пыль и оболочки относятся током воздуха в камору, или чулан. Ободранные зерна, выходя из машины 7, поступают в коробку элеватора 8, которым поднимаются во вторую лущильную машину 9, где снова отделяется приставшая к ним пыль и оболочки. Из машины 9 зерна падают в коробку элеватора 10 и выбрасываются им в веялку 11, где от зерен опять отделяется пыль, после чего они спускаются в лущильную машину 12, из которой элеватором 13 спускаются в воронку 14 над поставом 15. Жернова этого постава обрывают кончики зерен, бородки и зародыши, также внешние, грубые оболочки; выходящий отсюда продукт, состоящий из муки и кусочков зародыша, смешанных с зернами, поднимается элеватором 16 в призматическое сито 17, обтянутое проволочной тканью № 14. Через эту ткань не проходят зерна и проваливаются мука и мелкие частички, которые винтом, расположенным под ситом 17, отводятся к одному концу и поступают во второе, ниже расположенное сито 17а, обтянутое шелковой тканью. Последнее сито отсортировывает муку, которая спускается по трубам в нижерасположенный этаж и собирается в мешках. Зерна, не прошедшие через ткань сита 17, оказываются, после всех предыдущих операций, достаточно хорошо очищенными, но с налипшей на них мукой и мелкими частичками оболочек, для отделения от которых зерна направляют в машину 18, со вращающимися щетками и вентилятором, который выдувает легкие частицы в камору, или чулан. Выходя из машины 18, зерна поступают в коробку элеватора 19, откуда направляются предварительно в винт, передвигающий их в закрома, находящиеся в мельничном помещении. Рассмотренное зерноочистительное отделение в состоянии очистить в 24 часа около 30 тонн пшеницы, для движения его требуется около 25 лош. сил; вообще, можно приблизительно считать, что на каждую тонну зерна, проходящую в 24 часа через зерноочистительное отделение, требуется: на больших мельницах около 0,75 — 1,00 лош. силы и на маленьких — ок. 1,00 — 1,50 лош. силы. В устройстве на фиг. 8 не указаны магнитные машины; их полезно бы поставить перед поставом 15, где в присутствии камней и железных частиц могут появляться искры, особенно опасные в присутствии отрубинистой или мучной пыли, в смеси их с воздухом.

Б. Механизмы для размельчения зерен и их частиц представляют постава: а) с жерновами и б) с валками; специальные машины для разрезания зерен до помола ещё не нашли заметного применения.

a) M. постава с жерновами чаще встречаются с верхним вращающимся камнем; один из таких поставов показан на фиг. 9 т. I. Верхний жёрнов соединен с веретеном i качающеюся параплицею (о ней ниже); для приведения в движение веретена, на слегка коническую втулку b, к нему прикрепленную, надето цилиндрическое зубчатое колесо F, которое сцепляется с большим зубчатым колесом, не показанным на фиг., служащим для передачи движения одновременно нескольким веретенам. Чтобы вывести колесо F из сцепления с большим колесом, прекращают вращение сего последнего и поднимают вдоль шпонки колесо F посредством кольца R, соединённого с P двумя не показанными на фиг. тягами, действуя на рукоятку К. Для регулирования расстояния между мелющими поверхностями, перемещают винтовой стержень у посредством гайки, помещенной в ступице винтового колеса х, сцепленного с бесконечным винтом п, который обыкновенно получает вращательное движение от не показанного на фигурах вертикального вала при посредстве конических колес; такой вертикальный вал располагается вблизи отверстия, через которое выходит из постава размолотый продукт, так что лицо, наблюдающее за крупностью помола, может удобно действовать на упомянутый вал, вращая его посредством маховика, при чём будет подниматься или опускаться веретено i, с висящим на нём верхним жёрновом. При таких перемещениях веретена i оно должно точно сохранять своё отвесное направление, для чего подпятник z под веретеном устанавливается между винтами, расположенными в стакане N поперечины, соединяющей колонны, которыми поддерживается поддон для нижнего жёрнова, и в то время, когда подпятник направляется упомянутыми винтами вместе с нижней частью веретена, верхняя часть сего последнего направляется закреплённой в нижнем жёрнове кружловиной lkm (см.). Если мелющая поверхность нижнего жёрнова горизонтальна, то отвесное положение веретена может быть удостоверено посредством надетой на него полосы с указателем, который, при вращении веретена, должен повсюду совпадать с мелющей поверхностью нижняка. Правильная же установка нижнего жёрнова, так, чтобы мелющая его поверхность была горизонтальна и чтобы ось его совпала с осью веретена, достигается посредством винтов, пропущенных через дно и цилиндрическую стенку поддона; для той и другой цели вполне достаточно по три винта, так как большее их число затрудняет пользование ими, не принося выгод. В случае соединения верхнего жёрнова с веретеном посредством глухой параплицы (см. соотв. статью), установка её должна быть произведена так, чтобы мелющая поверхность верхнего жёрнова, надетого на выверенное веретено, была параллельна мелющей поверхности нижнего жёрнова; для такой поверки служит прибор, известный под названием висячего циркуля. Выверка качающейся параплицы сложнее, но прежде надлежит сказать несколько слов о таких параплицах, устройство которых, при общности идеи, представляет много вариантов. Простейшее из них представлено на фиг. 10 а т. I, где сверх веретена расположена шаровая цапфа b, на которую наложена скоба или бугель, заложенный своими концами, или лапами, с и с' в гнезда жёрнова, который вследствие этого может качаться на цапфе b; бугель в плане показан на фиг. 10 b, а на фиг. 1 0 с видна в плане гонялка е, насаживаемая на квадратную часть d веретена, причем вилкообразные её концы ff обхватывают бугель. В нормальных условиях установки и работы как при глухом, так и при качающемся соединении жёрнова с веретеном, мелющие поверхности должны быть параллельны, при отклонении же от сих условий качающееся соединение представляет следующие выгоды: мелющие поверхности могут оставаться параллельными, хотя бы веретено было и наклонено; снятие бегуна с веретена производится легко, при глухом же соединении нередко при этом тревожится параплица, засевшая на конце веретена; если попадет между жерновами постороннее твердое тело, то жёрнов будет вращаться в наклонном положении до тех пор, пока препятствие не устранится, и затем примет нормальное положение, при глухом же соединении оно в таких условиях должно окончательно расстроиться. Но, с другой стороны, при применении качающихся соединений требуется тщательная их выверка, как в состоянии покоя бегуна, так и во время его движения. В состоянии покоя бегуна мелющая его плоскость останется горизонтальной, когда центр его тяжести будет лежать на одной вертикальной линии с точкой подвеса параплицы, действительной, лежащей вверху цапфы b (фиг. 10 а), или только геометрической, лежащей на пересечении цапф g (фиг. 9); такое состояние бегуна будет устойчивое, если центр его тяжести будет лежать под точкой подвеса, что обыкновенно и преследуется. Чтобы мелющая плоскость осталась горизонтальной и во время движения бегуна, кроме приведённого условия необходимо, чтобы геометрическая ось жёрнова была бы и свободной осью его вращения, что может быть только тогда, когда, при совершенно правильной форме жёрнова, плотность во всех его точках одинакова. Так как последнее условие обыкновенно не бывает исполнено, то во время вращения жёрнова геометрическая его ось принимает наклонное положение, под влиянием пары сил, проявляющейся во вращающемся бегуне, и, чтобы привести мелющую поверхность жёрнова в горизонтальное положение, а ось его в отвесное положение, к жёрнову прикрепляют тяжести, располагая их диаметрально противоположно и в разных плоскостях; при вращении жёрнова в прикрепленных тяжестях развиваются центробежные силы, дающие пару, уравновешивающую вышеупомянутую пару сил. Задача эта практически разрешается посредством четырёх ящиков с грузами (фиг. 11 f т. I), крепко вделанных в жёрнов по противоположным концам двух взаимно перпендикулярных диаметров. Перемещением грузов возможно центр тяжести жёрнова привести на ось его вращения, с которой совпадет и геометрическая ось жёрнова, причем мелющая его поверхность будет горизонтальна в состоянии покоя; если же во время вращения жёрнова мелющая поверхность станет наклонно, то надо возбудить пару сил, противодействующую этому наклону, поднимая в одном из диаметрально противоположных ящиков груз, а в другом опуская. Обращаясь к дальнейшему рассмотрению постава на фиг. 9, остановимся на приспособлении для питания его размалываемыми частицами, засыпаемыми в ковш, или ларь, а, откуда, по трубке с, они падают на чашечку f, получающую вращательное движение от веретена. При этом, от действия центробежных сил, частицы выбрасываются из чашечки и, распределяясь по окружности глаза, втягиваются в пространство между мелющими поверхностями; количество поступающих таким путём частиц регулируется через передвижение трубки с' по трубке с, причем изменяется расстояние от края трубки с' до чашечки f. Рассмотренный прибор известен под названием центробежного питательного прибора. По простоте устройства и правильности действия, центробежный прибор основательно предпочесть качающемуся корытцу (см. соотв. статью), также служащему для питания жерновов. Надлежит заметить, что на больших мельницах в последнее время редко практикуют передачу к веретенам поставов через цилиндрические или конические колеса и чаще пользуются более дешевой передачей полуперекрестными ремнями. При устройстве поставов, о которых была речь, надо обращать внимание, чтобы скорость на внешней окружности жёрнова была не более 10 м в секунду, в устранение перегрева получаемой муки, и даже лучше, если при простом помоле она составляет 9 и даже 8 м в сек. При данном или принятом диаметре d жёрнова и избранной для него скорости v на внешней окружности, число оборотов т жернова в минуту найдется из известного выражения т = (60v)/(π a). Число N лошадиных сил для приведения в движение постава с французскими жерновами приблизительно может быть определено из выражения N = 0,48dv; песчаниковые жернова при тех же условиях, в устранение скорой порчи их мелющих поверхностей, не следует обременять той же работой, и для них достаточно принять N = 0,30dv; в приведённых формулах d и v обозначены в метрах. Считают также, что при чаще встречающихся жерновах, диам. 4 — 5 фт., требуется на постав при простом помоле от 5 до 7 лошадиных сил и при повторительном от 4 до 6 лош. сил; при этом рассчитывают в том и другом случаях на производительность поставов в 24 часа от 30 до 37 гкл. пшеницы, то есть от 14 до 18 четвт. При помоле ржи, которая размалывается труднее, нежели пшеница, надо считать производительность поставов от 4/7 до 5/7 выше обозначенной. По Вибе, одна лошадиная сила смалывает в час при простом помоле — 27 кг, пшеницы при том же, с перемалыванием крупки — 23 и с перемалыванием как первой крупки, так и второй, от неё оставшейся — 20; при простом же помоле ржи следует считать: при помоле в один прием — 26, в два приема — 15, в три — 12 и в 4 — 11 кг на одну лош. силу. Кроме поставов с верхним вращающимся жёрновом, встречаются в применении постава с нижним вращающимся жёрновом. На фиг. 11 т. I представлен подобный постав конструкции Шмида; в нём верхний, неподвижный жёрнов обтянут кольцом а, надетым в горячем состоянии; через него проходят три винта b, опирающиеся на поддон с. Изменяя положение винтов, можно установить верхний жёрнов так, что мелющая его поверхность будет горизонтальна. Верхний жёрнов непокрыт кожухом, в устранение же распыловки промежуток между кольцом а и поддоном е запирается деревянным кольцом d, разрезанным во многих местах окружности. Нижний жёрнов укреплен на качающейся параплице е; в нижней его поверхности находятся ящики f для помещения уравновешивающих грузов; до этих последних можно достигнуть, открывая крышки g в дне поддона. Параплица сверху закрывается крышкой i, которая в то же время служит и для правильного распределения частиц, вступающих в мелющие поверхности. Веретено в верхней части направляется втулкой k обыкновенного устройства, доступной для смазки; в устранение её засорения на веретене укреплена крышка l. Продукт к поставу подводится трубой А и выводится трубой B. Изменение расстояния между жерновами достигается через перемещение веретена, как и в предыдущих поставах; прочие части не требуют особого пояснения. При нижнем вращающемся жёрнове, частицы, находясь на нём и вращаясь вместе с ним, передвигаются к внешней окружности тем деятельнее, тем скорее, чем меньшее влияние оказывает на них верхний неподвижный жёрнов, замедляющий действие центробежных сил на крупные частички, которые им прижаты, мелкие же частицы могут при этом продвигаться вперед между крупными; результатом этого является меньшее скопление частиц между жерновами; устраняется излишнее нагревание их и, при том же расходе работы, увеличивается производительность, сравнительно с поставом, в котором вращается верхний камень. Кроме этого, при нижнем вращающемся жёрнове становится излишним устройство кружловины, которую заменяет втулка, подобная k на фиг. 11, более доступная к осмотру и смазке, и параплица, заделанная в нижнем жёрнове, нисколько не препятствует падению зерен через глаз верхняка, так что они вступают в мелющие поверхности более правильно. По приведённым соображениям весьма желательно распространение поставов с нижним вращающимся жёрновом. Нельзя сказать того же в отношении поставов, в которых вращаются оба жёрнова в противоположные стороны, так как каждый из них, в устранение нагрева получаемой муки, должен иметь скорость на окружности много меньше выше обозначенной при верхнем вращающемся жёрнове, поэтому производительность поставов этого рода не возрастает столь заметно, как иногда предполагают, конструкция же усложняется и влечет увеличенный расход работы, идущей на побеждение вредных сопротивлений, почему они и не имеют заметного применения. Во всех поставах размалываемые частицы, проходя между мелющими поверхностями жерновов, более или менее нагреваются. Вследствие этого размалываемые частицы испаряют в них заключающуюся влагу и продукт, выходящий из жерновов, бывает перемешан с парами, которые при неправильном их охлаждении могут обратиться в жидкость, которая, смешавшись с мукой, образует тесто, или клейстер, по высыхании дающий комья и могущий загрязнить сита и другие снаряды. Так как нагрев происходит в жерновах, то, при соответственном их устройстве, естественно обращать внимание на правильное их питание, так как нередко стремление увеличить производительность постава бывает причиной нагрева муки; затем надо стараться дать больший доступ воздуха в мелющие поверхности, делая на них несколько глубоких бороздок, так наз. воздушных, чтобы охладить как сами поверхности, так и находящийся между ними продукт. Для усиленного же передвижения воздуха между жерновами употребляют особые приборы; они или вгоняют воздух между мелющими поверхностями, или вытягивают его. Воздух, охлаждая размалываемые частицы, уносит с собой образовавшиеся пары, а также смолотую муку, которая без этого, долго оставаясь между жерновами, подвергалась бы напрасному трению. Вообще, температура муки, выходящей из постава, работающего при нормальных условиях и при исправном состоянии мелющих поверхностей, приблизительно превосходит на 15 °C температуру окружающего воздуха, так что при простом помоле бывает 30 — 40 °C; при повторительном помоле мука нагревается ещё меньше. Такие температуры не влияют заметно на качество муки; если постепенно нагревать муку, она может быть доведена до темп. 70 °C, причем тесто из неё способно подниматься, чего не бывает, когда действием высокой температуры произведено изменение в составных частях муки. Отсюда следует, что мука в жерновах не нагревается при обыкновенных обстоятельствах настолько, чтобы потерять свои хорошие качества, и забота об охлаждении муки сводится к тому, чтобы предупредить окапление находящихся в ней паров. В современных устройствах поставов с искусственным обновлением воздуха обыкновенно применяют вытяжные вентиляторы, или эксгаустеры, как более выгодные. Кожух постава делается двойным: внутренняя стенка из цинка, наружная — из дерева, и между ними помещен слой войлока; такое устройство предупреждает неправильное охлаждение внутри кожуха, последствием чего могло бы быть окапление в нём паров; с той же целью и вытяжная труба в части, прилегающей к кожуху, выложена внутри войлоком и цинком. Чтобы воздух направлялся через глаз верхнего жёрнова в пространство между мелющими поверхностями жерновов и не мог проходить под крышей кожуха прямо в вытяжную трубу, а равно и входить в неё через отверстие в кожухе для вывода размолотого продукта, делаются соответствующие приспособления. Так как с током воздуха уносится в трубу эксгаустера и мучная пыль, то устраивают аппараты для её улавливания. При отсутствии последних, воздух из вентилятора выбрасывается или прямо в атмосферу, или в особый чулан, или камору, где оседает мучная пыль. Нередко замечались взрывы таких камор, вследствие залетания из жерновов искр, образующихся в присутствии случайно попавших в них железных или стальных частей, причем эти искры воспламеняли смесь мучной пыли с воздухом. Для образования взрывчатой смеси достаточно, чтобы в куб. метре воздуха заключалось около 20 — 30 граммов такой пыли. В ней-то чаще всего и надо видеть причину пожаров и взрывов мельниц. При применении вентиляции поставов, вышеуказанные данные о производительности поставов возрастают на 25 — 30 %, без увеличения расхода работы на движение поставов, если при них не имеется аппаратов для улавливания мучной пыли; в случае, если эти аппараты находятся при поставах и от них приводятся в движение механизмы, сотрясающие эти аппараты, производительность поставов может возрасти на 10 — 15 % против указанной выше и без увеличения работы на движение поставов. Вентиляция применима, очевидно, ко всяким жерновым и иным поставам; особенно удобно она применяется к поставам с нижним вращающимся жёрновом, при которых, установив сообщение кожуха с (фиг. 11) с всасывающей трубой вентилятора, надо только устранить вход воздуха в кожух по окружности неподвижного жёрнова и через трубу, выводящую размолотый продукт.

б) Мукомольные постава с валками представляют ещё большее детальное разнообразие, чем поставы с жерновами, несмотря на то, что начало распространения их в производстве относится к недавнему времени. На ф. 12 и 13 т. I в перспективе и в виде спереди изображен валковый постав Ganz’a в Будапеште, довольно распространенного типа с двумя парами валков А, В и C, D. Шейки средних валков В и С помещены в неподвижных подушках, расположенных сверху станин SS, шейки крайних валков А и D уложены в подушках вверху чугунных рычагов FF, могущих качаться на осях о, о (фиг. 13), пропущенных через выступы станин SS и для которых в рычагах FF имеются гнезда, или выемки. Концы длинных плеч рычагов FF пропущены через прорезы в ребрах станин SS, и на них надавливают концы коротких плеч углообразных рычагов, которых оси качания обозначены буквами о’о'; на горизонтально расположенные длинные плечи этих рычагов навешены грузы g, g. Действием грузов g, g производится надавливание крайних валков на средние; для ограничения же их перемещений и для устранения непосредственного соприкосновения рабочих поверхностей валков служат винты s, s..; в гайки, на них навернутые, упираются рычаги FF.., при движении длинных их плеч в сторону от станин. Когда надо отодвинуть крайние валки от средних, надавливают на рычаг L, отчего натягиваются цепи, соединённые с концами горизонтальных рычагов и поднимаются эти последние, поворачивая при этом рычаги F, F… на их осях о, о.., конечным следствием чего является отодвигание крайних валков. Передача вращательного движения от горизонтального приводного вала производится c помощью ремня, идущего на шкив R, закреплённый на конце оси валка В; от валка В, через зубчатые колеса b и с, получает вращение валок С. Крайние валки получают движение от средних, при посредстве колес в', a и c', d (фиг. 13). Мелющие поверхности (см. соотв. статью) чугунных валков делаются или гладкими; или, для размельчений более грубых на крупу и крупку, на них делаются бороздки различной величины, смотря по степени крупности помола; отношение между скоростями поверхностей совместно работающих валков бывает: в бороздчатых валках как 1:2 или 1:3 и в гладких как 4:6 или как 7:10. В каждую пару валков А, В и C, D падают частицы из ларя, или ящика, К, и направление вращения совместно работающих поверхностей валков совпадает с направлением падающих в них частиц. Правильность подачи в валки размельчаемого материала достигается питательными валиками w, с расположенными над ними задвижками t (фиг. 12), причем между этими частями устанавливается щель желаемого размера, так что при вращении валика частицы выпадают из ящика правильной лентой однообразной толщины. Обыкновенно, кроме задвижек t, с противоположной стороны тех же стенок ящика К ставятся вторые задвижки, в виде простых засовов, рукоятки которых zz видны на фиг. 12; этими вторыми задвижками пользуются, когда надо прекратить сыпь в валки, не трогая при этом задвижек t, правильная установка которых поглощает много времени. Вращательное движение питающим валикам передается от шкива, насаженного на ось валка В; отсюда ремень идет на шкив е (фиг. 13), вместе с которым вращается зубчатое колесо, сцепляющееся с одной стороны с колесом g, а с другой, при посредстве промежуточного колеса, с колесом. Для устранения распыла частиц, для сбора частиц, прошедших через валки и для удаления их в предназначенное место, служит ящик U, верхняя часть которого представляет крышку с воронками, составленную из частей, удобно разбираемых. Завод Ганца & С° изготовляет постава рассмотренного устройства со следующими размерами гладких и бороздчатых валков: диаметр = 220 мм, длина = 343, 475, 650 мм; диаметр = 290 мм, длина = 600, 800, 1000 мм. Число оборотов валков, принимающих движение от приводного вала, при диам. 220 мм — 250 в минуту и при диам. 290 мм — 190 до 200. При перемалывании тонких крупок на муку, то есть при наиболее тяжелой работе гладких валков, считают, что постава приведённых размеров перемалывают в 24 часа минимум от 5000 до 16000 кг и при благоприятных условиях от 8000 до 24000 кг, при чём потребляют от 3 до 10 лош. сил. При помолах на бороздчатых валках производительность поставов сильно возрастает, а расход работы понижается, как видно из дальнейших пояснений, но предварительно упомянем ещё о других типичных конструкциях валковых поставов. Постав Мехварта состоит из трёх валков, установленных один над другим и работающих вместе, как две пары валков в предыдущих поставах; он требует меньшего расхода работы на их движение, а также и в отношении стоимости и ремонта валков, потому подобные постава находят, подобно предыдущим, широкое применение на современных мельницах. Постава Мехварта строятся с валками диам. 220 мм и 290 мм, с длиной первых в 396 мм и вторых в 500 мм, число оборотов среднего валка 180—200 в минуту; производительность их в 24 часа работы, при перемалывании мелких крупок в муку, для чего нужны гладкие валки, составляет, по прейскурантным сведениям, для первых поставов 6000 — 11000 кг и для вторых 10000 — 150 0 0 кг, при расходе работы для первых 4 лош. силы и вторых 5 — 7 лош. сил. Такие постава строятся также с валками разного диаметра 220, 260, 220 мм; при длине их в 500 мм, при числе оборотов среднего валка 180—200 в минуту, производительность их, на том же, что и выше помоле, составляет в 24 часа 8000—13000 кг при расходе работы в 4—5 лош. сил. На фиг. 14 а и b т. I изображен постав Нагеля и Кемпа, состоящий из двух гладких валков А и В, оси которых расположены в одной горизонтальной плоскости; от приводного вала, c помощью двух ремней, получает движение валок A, валок же В не соединен с валком А зубчатыми колесами, но, будучи прижат к валку A, увлекается им во вращательное движение вследствие трения. Постав этот сдавливает, спрессовывает проходящие между валками частицы, которые затем, для размельчения, направляются в разрыхлители (см. соотв. статью). Подлежащие обработке частицы засыпаются в ковш К, откуда входят через отверстие, прикрываемое задвижкой f, и по закругленной поверхности подводятся к каннеллированному валику i, который выбрасывает частицы в воронку е, откуда они падают в валки. Вращательное движение валику i сообщается ремнем t, перекинутым на шкив Q (фиг. 14 b), от оси валка A. Для передвижения задвижки f служит рукоятка т на оси h, с которой связана задвижка рычагами g и тягами; для удержания задвижки в определённом положении, рукоятка т соединяется штифтом с одним из отверстий в неподвижной дуге п. Нажатие валка В на валок А производится через поворачивание рычага X; на конце его находятся подушки для цапф валка В; качания же этого рычага совершаются около болтов о, о и производятся через посредство механизма, представленного с левой стороны фиг. 14 и приводимого в действие с помощью маховичка t'. Механизм этот служит как для изменения расстояния между валками, так и давления между ними. Для очищения поверхностей валков от налипших на них частиц, имеются скребки γ, соединённые со стержнями β , на концы этих последних давят короткие плечи изогнутых рычагов, к концам же длинных их плеч прилиты грузы δ. При валках диаметром 400 мм и длиной 600 мм, при 300 оборотах в минуту валка, получающего движение от привода, постав сдавливает в час около 2000 кг зерен при расходе работы около 6 лош. сил; при тех же условиях он может спрессовать около 500 кг мелкой крупки. Вместо передачи движения совместно работающим валкам через зубчатые колеса, применяют также ременные передачи. На фиг. 15 т. I, представлена схема постава для четырёх валков, оси которых обозначены буквами а 1, а 2, а 3 и а 4, причем на осях а 1 и а 3 находятся шкивы b1 и b2, которые огибают бесконечный ремень, обходящий направляющие блоки с 1 и с 2, оси которых расположены в общем рычаге h, поворачиваемом при посредстве винта g на оси о; передача движения от приводного вала производится на ось валка а 3 ремнем t, валки на осях а 2 и a4 получают движение через зубчатые колеса от осей валков a1 и а 3; крайние валки нажимаются на средние тем или другим механизмом. Нелишне упомянуть, что в последнее время стали распространяться валковые постава, в которых находится две пары валков, одна под другой; такие конструкции, с мелкими бороздками на валках, предлагают для простого помола зерен, которые, по размельчении их в первой паре валков, подвергаются тотчас же новому размельчению во второй их паре; устройства эти, впрочем, нельзя считать новыми, так как постава Зульцбергера с тремя парами валков, одна над другой, были уже применены в 1874 г. на мельнице Мюира в Глазго и вообще известны с начала 70-х годов. Надо также заметить, что некоторые машины для разрезания зерен подходят по внешнему их виду к валковым поставам и иногда носят это название; в поставе Зипсера (Zipser) для разрезания зерен валки образованы рядами зубчатых колец, надетых на оси с промежутками, причем всякое кольцо на одном валке проходит в промежутке между двумя кольцами на другом валке; расстояние между кольцами сообразовывается с длиной зерна, так что оно перерезается на три части, форма зубцов дисков приспосабливается к удобному вступлению в них зерен, а чтобы зерна удобнее перерезались, один валок делается большего диаметра и имеет большую скорость, нежели другой. Производительность машин Зипсера значительна: при длине валков в 315 мм машина перерезает до 30000 кг пшеничных зерен, потребляя на своё движение до 2,5 лош. сил. Достоинство машины состоит в том, что при разрезании зерен получается мало муки, не более 2 %, но так как зубчатые диски неудобны для навастривания, то машинам этого рода обыкновенно предпочитают бороздчатые валки, с профилем бороздок, ранее указанным (см. соотв. статью), для подточки которых имеются удовлетворительно работающие машины; к тому же на бороздчатых валках также получается при размельчении зерен не более 2 % муки, при той же производительности, почему они и применяются в повторительном помоле современных мельниц. Для резания зерен предлагают в последнее время плоские диски и цилиндрические поверхности с ячейками, в которые западают зерна длинным их размером нормально к поверхностям и в таком виде подводятся с ними к неподвижному ножу, которым и перерезаются; распространения этих машин ещё не замечается, хотя они заслуживают внимания по простоте устройства и по удобному ремонту их. Теоретическая производительность валков может быть определена, принимая во внимание, что частицы спадают с питающего валика через узкую щель между ним и задвижкой, причем в каждом месте щели может проходить только одна частица; при таких условиях частицы спадают в виде ленты, в которой они расположены в шахматном порядке, с большими или меньшими промежутками. Если δ обозначает диаметр частиц в мм, v0 — скорость ленты или частиц при вступлении в валки в мм, β — длину валков вдоль их оси в мм; если, затем, примем, что расстояние между центрами частичек по направлению ширины ленты равно n раз взятому диаметру δ и по направлению их падения п' раз взятому тому же диаметру, то, при весе  мм³ пшеницы, равном 0,0000013 кг, производительность валков, выраженная в килограммах в минуту, будет: Q = 0,00004(v0 βδ /nn'), то есть она будет тем более, чем больше диаметр δ частиц. При практическом применении этой формулы надо взять п = п'=2, причем она может служить и для определения производительности других машин, где частицы спадают через щель между питающими валиком и задвижкой. В том случае, когда спадают не частицы диаметром δ, а зерна, то при длине пшеничного зерна в 6,5 мм и толщине его в 3,3 мм, считая в кг около 24000 зерен, производительность валков в минуту, выраженная в кг, определится выражением:

Q = 0,000116[(v0 β)/(nn')]

где буквы имеют тоже, что и выше значение, а для зерен лущеных можно принять Q=0,00007[(v0 β)/(nn')].

Если обозначим через P наибольшее давление в килограммах на  мм² поверхности гладкого валка в направлении линии, соединяющей их центры, то полное давление на валок в том же направлении будет: R=2/3P βρα , где β полная длина валка в мм, ρ — радиус валка в мм и α — угол, выраженный в длине дуги валка, обхваченной размалываемыми частицами, причем ρα 2= δ 0— δ 1, где δ 0 — размер частицы, вступающей в валки и δ 1 — её размер по выходе из валков или соответственное наименьшее расстояние между валками. Давление Р, как показывают опыты над сдавливанием зерен, может быть определяемо из выражения Р=Аμ, где μ =(δ 0— δ 1)/ δ 0, причем, если P в килограммах, то для зерен с обыкновенным содержанием влажности можно принять А = 1, 5, а для зерен сухих А = 4, при условии, что μ не более 0,33, так как при μ большем нарушается пропорциональность между давлениями и сжатиями и представляемые здесь формулы не должны иметь места. В приложении формул к практике оказывается, что обыкновенно нет надобности сдавливать зерна сильнее, чем указано, хотя для зерен увлажненных можно принять и большее значение для μ, а именно до 0,5 при А = 1,5. Если назвать через v1 скорость на окружности валка в мм в секунду, работа, нужная для вращения валка с прилегающими к нему частицами или полезная работа, выраженная в килограммомиллиметрах, будет: T1=2/3P βρα v1(f—3/8 α), где f — коэффициент трения между размалываемыми частицами и валком. При крупках и чугунных валках, смотря по тому, полирована или матова поверхность, f = 0,194 до 0,306, при более мелких частицах (дробь) f = 0,213 до 0,325, а при фарфоровых валках f = 0,364 для крупок и f = 0,404 для дробей. Если другой валок постава вращается со скоростью v2, то работа его определится по только что приведённой формуле, а потому полезная работа гладких валков, вращающихся со скоростями v1 и v2, выраженная в килограммомиллиметрах, будет:

Т = 2/3P βρα (v1 + v2)(f — 3/8 α) = 2/3P βρα 2(v1 + v2)(f/ α — 3/8);

если же два валка вращаются с одинаковыми скоростями, то v1 = v2. Ввиду того, что частицы при падении в валки не прилегают плотно одна к другой, в предыдущих формулах при определении работ надо принять вместо ß, v1 и v2 соответственно ß/n, v1/n1, v2/n2, причем довольно справедливые результаты получаются, принимая n=n1=n2 =2. Чтобы производительность валков, выше определённая, отвечала только что указанной полезной их работе, надо, чтобы скорость медленно вращающегося валка v1 в выражении для работы равнялась скорости v0 в выражении для производительности валков, и если допустить, что частицы с питающего валика сходят с начальной скоростью равной нулю, то высота h, на которой должен стоять питающий валик над местом вступления частиц в валки, определится выражением v0=v1 = √(2gh), где g — ускорение силы тяжести. Так как при данных размерах частиц δ 0 и δ 1 выражение ρα 2= δ 0— δ 1 остается постоянным, то из вышеуказанного уравнения для полезной работы валков следует заключить, что для уменьшения её надо увеличивать α или уменьшать радиус ρ валков. Что касается до коэффициента трения f, то из того же уравнения полезной работы гладких валков видно, что чем он меньше, тем и меньше работа; однако, это заключение, не безосновательное в применении к валкам, работающим с одинаковыми скоростями, не имеет места при валках, работающих с разными скоростями, которые, как это объяснено в соотв. статье, действуя на частицы силой трения f, требуют, при определённом её значении, тем меньшего давления Р, чем больше f, а с уменьшением P уменьшается как вышеопределённая полезная работа, так равно и работа трения на шейках валков. Относительно последней работы следует заметить, что она представляется следующим выражением для каждого из валков:

S = φ Rw = 2/3P βρα v1(ρ 0/ ρ) = 2/3P βρα 2(φρ 0/ ρα),

где: φ — коэффициент трения между шейками и вкладышами для них, w — скорость на окружности шейки, ρ 0 — радиус шейки, а прочие буквы имеют значения вышеобозначенные. Хотя из последнего выражения следует заключить, что работа трения на шейках валков будет тем менее, чем больше радиус валков, но, обсуждая вопрос более тщательно, возможно усмотреть, что с увеличением ρ работа трения на шейках валков убывает менее быстро, нежели в тех же условиях возрастает полезная работа валков, а потому выгоднее работать с валками малого радиуса ρ. Приведенные выводы полезной работы не распространяются на валки бороздчатые, для которых надо принять в основание, что для перерезания пшеничного зерна требуется усилие, возрастающее от 0 до 10 кг или в среднем 5 кг, при пути им проходимом в 0,2 толщины зерен. Таким образом при толщине зерна в 3 мм, работа, потребная на его перерезание, будет: 5×0,2× 3 = 3 кг мм. Перенося те же данные на перерезание частиц диаметром δ мм, надо считать, что на одном миллиметре длины режущих граней проявляется работа Е =0,333 δ кг мм. Называя же, как и ранее, через β — длину валков в мм, через m число оборотов медленно вращающегося валка и через i расстояние между смежными бороздками в мм, для полезной работы бороздчатых валков, работающих в условиях, указанных в соотв. статье, надо принять выражение: L=E β [(2 πρ m)/(60×i)]=0,10466E[(βρ m)/i ] в кг-мм, где для определения действительной работы, вместо β надо вставить, как выше замечено, β /n, причем п можно принять равным 2. Работа трения на шейках бороздчатых валков, а равно и работа на преодоление прочих сопротивлений во всяких вообще поставах находится по общеизвестным правилам. Особенные заботы должны быть приняты для уменьшения работы трения на шейках гладких валков, ввиду её значительности; поэтому вполне основательно скользящее в них трение преобразовывать в катящее, напр. при помощи роликов, надетых на оси валков, как в поставе Мехварта [Динамометрические наблюдения показали, что постав при той же конструкции и производительности, но в котором давление непосредственно передается на подушки, потребляет приблизительно на 25 % больше работы.], а также и иными устройствами.

В. Механизмы для охлаждения размолотого продукта применяются при простом помоле, когда при жерновых поставах не имеется вентиляции или когда она недостаточна. Подобные механизмы (фиг. 16, табл. I) состоят из медленно вращающегося вертикального вала а, на котором укрепляется поперечина b, с отверстиями на концах, через которые может передвигаться шнур е, концы которого привязаны к поперечине с. Шнур берется настолько длинным, что поперечина с, следуя за поперечиной b, отстоит от неё примерно на 1/6 часть окружности. С нижней поперечиной, с помощью лапок i, i, соединено кольцо f, за которое укреплены концы шнуров, обходящих около блоков g и на других концах имеющие противовесы h, уравновешивающие поперечину с. К нижней стороне той же поперечины укреплены накось дощечки kk, они движутся над продуктом, лежащим на полу, причем переворачивают и подвигают его в направлении от внешней окружности, описываемой поперечиной с, куда он подается из поставов элеватором, к отверстиям в полу n, n, куда он ссыпается по охлаждении, поступая, затем, или прямо, или при посредстве отводящих винтов, в сита для сортирования. Поперечина с делается из дерева, как и укрепляемые снизу её дощечки, или лопаточки, kk, длина которых делается около 6 дюймов, высота около 3 дюймов и толщина на том конце, который идет вперед, в 1/4 или 3/8 дюйма, а на противоположном — в 1/2 или 5/8 дюйма; лопаточки на пути отверстий п, п делаются, как видно из плана их на фиг. 16, вроде ковшей m, m, способствуя этим ссыпанию продукта в эти отверстия. Однако, часть продукта все-таки располагается за отверстиями n, n, ближе к валу прибора; чтобы эти частицы сводить в предназначенное место, лопаточки около вала наклоняют в обратную сторону, чем в остальной части полупоперечины. Толщина поперечины сс делается от 1,5 до 3 дюймов, ширина её в середине бывает около 8, а на краях около 6 дюймов; чтобы устранить изгиб длинных поперечин (они бывают до 2 сажен) в середине делают их толще, привинчивая доску. Обыкновенно по окружности, описываемой прибором, ставится деревянная цилиндрическая стенка, за границы которой не переходит охлаждаемый продукт. Прибор ставится в помещении с обновляющимся воздухом, для удаления пара, выделяемого из охлаждаемого продукта при его последовательном переворачивании и подвигании; все, что содействует очень быстрому охлаждению продукта, должно быть устранено, так как в этом причина его порчи, как замечено при рассмотрении поставов с вентиляцией. Таково устройство механизма для охлаждения муки по выходе её из жерновов, называемого мучным холодильником, а также гоппербоем. Слой продукта под лопатками должен быть одинаковой толщины, и каждая из лопаточек за каждый оборот вала должна подвигать одинаковое количество продукта. Для этого надо, чтобы кольцевые площади, описываемые каждой из лопаточек, были равны между собой, что и достигается расположением лопаток на поперечине с, как показано в плане на фиг. 16. Считают, что для охлаждения в час размолотого продукта, полученного из четверти зерен, надо 30 — 35 кв. фт. в площади круга, описываемого поперечиной с лопатками; так как диаметр гоппербоя не делается более 14 фт., то на мельнице, смалывающей в час более 6 четвертей, надо устраивать два или более таких приборов. Если гоппербой имеет z лопаток, то, для передвижения частиц от окружности к выпускному отверстию n (фиг. 16), поперечина должна сделать z оборотов, а если та же поперечина делает т оборотов в минуту, то для совершения ей z оборотов необходимо время t=z/m. Оказывается, что t можно принять в 5 минут, а при этом т= 1/5z, то есть число оборотов гоппербоя выходит в 5 раз менее числа имеющихся на нём лопаточек. Для приведения в движение гоппербоя приблизительно можно считать около 1/100 лош. силы на каждый фут длины поперечины с лопатками.

Г. Механизмы для просеивания размолотого продукта представляют большое разнообразие конструкций; в соотв. статье объяснено устройство пеклеванного мешка, применяемого на маленьких мельницах; здесь же остановимся: а) на призматических, б) центробежных и в) плоских ситах, употребляемых на больших мельницах.

Мукомольное производство II

В рабочей части все такие приборы обтягиваются проволочными и шелковыми тканями, через которые происходит просеивание продукта. Проволочные ткани плетутся из латунных проволок, так наз. полотняным переплетением (т. II, фиг. 17); номер ткани обозначает число проволок, приходящихся да единицу длины, на дюйм. Шелковые ткани ткутся так назыв. газовым переплетением (т. II, фиг. 18), при котором нити основы делаются двойными и в перекрест между ними помещаются нити утка; нумерация таких тканей двоякая: цюрихская и парижская. По цюрихскому обозначению номера тканей, начиная от редких к частым, идут в следующем порядке: 0000, 000, 00, 0, 1, 2… 12, 13, 14; ткани № 0000 соответствует 46,6 отверстий на кв. см, № 000 — 76,6, № 00 — 125,0, № 0 — 207,0, № 10 — 1730, № 11 — 1970, № 14 — 2820; при этом длина или ширина клеток в мм бывает: № 0000 — 1,150, № 000 — 1,000, № 00 — 0,790, № 5 — 0,339, № 10 — 0,165, № 11 — 0,146, № 14 — 0,2820. По парижскому обозначению номер ткани показывает число ниток на один парижский дюйм (27 мм); такие ткани ткутся с № 30 по № 140, а некоторые фабрики изготовляют по тому же обозначению ткани четных номеров от 16 до 60, изготовляя их из нитей более толстых, ввиду применения их для сортирования крупок, взамен тканей с № 0000 до № 3 цюрихского обозначения, с нитями обыкновенной толщины и потому скоро снашивающихся при сортировании грубого продукта. а) Призматические сита в наиболее сложной комбинации представлены на т. II, фиг. 19, 20 и 21. Сортируемый продукт через трубы а, a поступает сразу в два совершенно одинаковых сита СС, частицы, не просеянные через эти сита, переходят через трубы её в нижние сита С’С'; остаток, не просеявшийся через эти последние, поступает в трубу е'. Отсеянные ситами частицы собираются в пространствах bb, откуда мучными винтами с и с' отводятся в трубы d, d… Движение ситам сообщено от горизонтальных валов, с помощью конических колес k и k'. Верхний из этих валов получает движение от приводного вала, с помощью ремня, идущего на один из шкивов u или u' (фиг. 20), диаметр которых избран так, что сита взятых размеров получают или 25, или 30 оборотов в минуту, смотря по надобности. От верхнего горизонтального вала, сообщающего движение ситам СС, сделана ременная передача к нижнему горизонтальному валу, от которого получают движение нижние сита С’С'. Сита расположены в двух этажах над половыми балками f, f.., винты же с и c' помещены в желобах, подвешенных к балкам f, f… на стременах i, i… из полосового железа. Балки f f… перекрыты наклонными дощечками, чтобы частицы не задерживались на них и падали вниз. При установке двух сит в общем ящике, между ними устанавливают перегородку, препятствующую перелетанию частиц с одного сита на поверхность другого, бесполезно замедляющему просеивание; подобные перегородки р, р… показаны на фиг. 20 и 21. Рассмотренное устройство известно под названием парных сит с двойной циркуляцией, состоящей в том, что продукт из верхних сит поступает для дополнительного сортирования в нижние сита. Если сортируется не столь большое количество продукта, то употребляют ординарные сита с двойной циркуляцией. В случаях несложного сортирования употребляются сита без циркуляции, простые и двойные. Диаметр окружности, в которую вписывается призматическое сечение сит, зависит от ширины тканей, которыми обтягивается сито; длина полотнищ тканей располагается вдоль сита, так что швы приходятся на продольных брусках, соединённых посредством спиц с валом; при ширине тканей в 32 до 38 дюймов, для образования шестигранного периметра сита чаще берут три полотнища ткани, и потому диаметр указанной окружности бывает также 32—38 дюймов. Длина сит бывает до 24 фт.; наклон им даётся от 1/16 до 1/12. Деревянные валы, на которых вращаются сита, имеют также шестигранное сечение, диаметр их 6—7 дюймов; в концах их закрепляются железные цапфы. Ручки, или спицы, делаются также из дерева. Бруски на спицах, идущие вдоль сита, делаются из мягкого дерева, закругляются и обклеиваются иногда фланелью, чтобы не портили натянутую на них ткань. Ситам указанных размеров даётся 25—30 оборотов в минуту; при некотором числе оборотов просеивание может прекратиться, когда центробежная сила частиц, находящихся в сите, уравновесится с их тяжестью, при этом частицы, плотно прилегая к ткани сита, не падают с неё, когда она переходит снизу вверх. Вычисление показывает, что при диаметре сита в 32 дюйма это случится при 49 оборотах, а при диаметре в 38 дюймов — при 46 оборотах в мин.; на практике же сита делают гораздо меньшее число оборотов. Отверстия в тканях сит нередко залепляются заседающими в них частицами, для устранения чего встряхивают сита, напр. посредством ударяющих приборов, в виде колец z с зубцами, по которым перескакивают молоточки а (т. II, фиг. 22). Кольца, подобные z, но без зубцов, необходимо надевать на призматические сита по краям и в середине, чтобы дать общую связь и крепость всем частям корпуса сита; такие кольца видны на фиг. 21. При простом помоле на каждый жерновой постав без вентиляции при помоле пшеницы считают около 20  м² для поверхности сит, а при помоле ржи — около 10 кв. м; при поставах с вентиляцией, ввиду большей их производительности, примерно на 30 %, берут поверхность сит для пшеницы в 30  м² и для ржи в 15 кв. м. Величина поверхности сит для простого помола может быть определена также по количеству смалываемого поставами зерна, считая на каждую тонну пшеницы, размалываемую в сутки, около 8  м² для поверхности сит. В указываемом здесь и выше простом помоле предполагается перемалывание остатков от первого размельчения. При повторительном помоле на каждую тонну смалываемого зерна надо считать около 12,5  м² для поверхности сит, в том числе около 5,5  м² для мучных сит; сита бывают обыкновенно короче (3,8 — 5 м), чем при простом помоле (5,7 — 7,3 м), но зато в большем числе, как видно это ниже. На приведение в движение рассматриваемых сит, наклоненных к горизонту под углом около 5°, при 20—30 оборотах в минуту, требуется от 1/100 до 1/50 лош. силы на каждый фут длины сита. В заключение заметим, что продукт, прошедший через сита, собирается в мешках, для укрепления которых служат ремни с обыкновенными и так называемыми франц. пряжками. б) Центробежные сита состоят из медленно вращающегося цилиндра, внутри которого расположены крылья, или лопасти, наклоненные к оси и получающие быстрое вращательное движение в противоположную сторону; продукт, введенный вовнутрь сита, разбрасывается лопастями по его поверхности и передвигается ими от одного конца сита к другому. На т. II, фиг. 23 представлено относящееся сюда сито конструкции Мартена (Martin). Цилиндр состоит из двух чугунных шайб А и В, связанных шестью полосами i, i.., на которые надето два плоских кольца k k. Поверх полос и колец располагается шелковая ткань, предварительно сшитая в виде рукава, один конец которого укреплен к железному кольцу, надетому на шайбу А, а другой соединяется с шайбой В. Внутри цилиндра помещен вал w, на нём закреплены две розетки, к выступам на них и несколько наклонно к оси укреплены 24 лопасти s, s… Вал w делает 200 оборотов в минуту. Цилиндр поддерживается полыми цапфами, прилитыми к шайбам А и В. Движение цилиндру сообщается от вала w, на котором закреплена шестерня, обозначенная цифрой 1, шестерня эта сцепляется с колесом на промежуточном вале, отсюда, через шестерню, сцепляющуюся с колесом 4, которое закреплено на цапфе шайбы В, передается движение цилиндру, причем он получает около 20 оборотов в минуту. Частицы, подлежащие сортированию, входят в коробку E, отсюда винтом S передвигаются во внутрь сита; частицы, прошедшие через ткань сита, падают вниз, а остаток, через отверстия х, x… в шайбе В, поступает в трубу у. Если цилиндр обтянут тканью одного номера, то под ним располагается винт, отводящий просеянные частицы к отверстию z; движение винту сообщается от вала w. Если цилиндр обтянуть несколькими тканями, напр. тремя, то под ним устанавливаются перегородки с трубами, как показано пунктиром на фиг. 23. Для устранения распыла, сито помещается в деревянном ящике K, устраиваемом с дверцами для чистки и ремонта, что имело место и в ранее рассмотренном устройстве. Такие сита делаются длиной в 1,00 м и 1,50 м; первые предназначаются для сортирования грубого продукта, вторые — для сортирования крупок и муки. Сита последнего размера сортируют в час около 500 кг продукта средней крупности; расход работы от 0,50 до 1,00 лош. силы. Центробежные сита для грубых просеиваний обтягиваются проволочными тканями; для отделения муки и мелких частиц употребляют ткани шелковые. Номера тканей для центробежных сит берутся выше, примерно на два номера, сравнительно с тканями для сит призматических; в противном случае просеянный продукт оказывается очень грубым, так как клетки тканей могут раздаваться при пронизывании их частицами, быстро разбрасываемыми лопастями. Так как легкие отрубинистые частички, отбрасываемые лопастями, не долетают до сеющей поверхности, то продукт, прошедший через ткань центробежного сита, оказывается более чистым. Вследствие того, что лопасти разбрасывают просеиваемый продукт по всей поверхности цилиндра, требуется меньше сеющей ткани, и потому размеры центробежных сит меньше призматических. Особенные преимущества центробежных сит познают там, где требуется разрыхление частиц, спрессованных валками, какую работу они могут исполнить, заменяя разрыхлители. К недостаткам этого рода сит надо отнести их высокую стоимость, скорое снашивание сеющей ткани, увеличенный расход работы на их движение и на смазку и тщательный уход, так как, при недосмотре, цапфы и шейки быстро вращающихся осей могут сильно нагреваться, причем происходит заедание и порча их. Равномерность питания сит имеет большое влияние на плавность их движения и на достоинство их работы. в) Плоские сита (плоские рассевы, планзихтеры) устраиваются в виде рам, обтянутых сеющей тканью и получающих или сотрясательное движение в положении, слабонаклоненном к горизонту, или вращательное движение в горизонтальной плоскости. Сита первой категории часто встречаются при машинах для сортирования и очищения крупок (см. ниже); что же касается сит второй категории, то они появились в последние годы и предлагаются для замены призматических, центробежных и вообще всяких сит. На т. II, фиг. 24 а и b изображено одно из таких плоских сит с круговым движением, предложенное Гаггенмахером. Ящик с ситами SS подвешен на четырёх тягах а и получает круговое движение от диска е с эксцентрично расположенной на нём цапфой, вложенной в гнездо стакана i, укрепленного сверх ящика SS; диск е насажен на вертикальный вал, помещенный в подвеске d и получающий вращательное движение от приводного вала посредством полуперекрестного ремня b, перекинутого на шкив с; подлежащий сортированию продукт подводится по трубе k, соединяемой с ящиком SS гибким рукавом т; выходящий же из ящика SS продукт, посредством гибких рукавов nn.., соединяется с коробкой Q, укрепленной на колонках R, а к коробке Q подвешиваются мешки tt.., где собирается отсортированный продукт. Приведенное устройство может быть видоизменено: та же передача для кругового движения ящика SS может быть произведена не сверху, а снизу; вместо подвески ящика на тягах, он может быть поддержан снизу на цапфах, эксцентрично укрепленных на дисках, расположенных под углами ящика сита на вертикальных осях, помещенных в неподвижных стойках. В ящике SS устанавливаются рамы с сеющими тканями; над ними располагаются продольные и поперечные перегородки, так что образуются каналы, по которым передвигается над сеющей тканью размолотый продукт. Чтоб обеспечить движение просеваемого продукта по упомянутым каналам, по направлению, указанному стрелками на т. II, фиг. 25 а, b, с, и d — в направлении, перпендикулярном к стенкам этих каналов, укреплены поперечные планки xx… Если сито приводится во вращательное движение, как на фиг. 24, то всякая точка сита и всякая частичка на нём описывает окружность радиусом, равным длине кривошипа, приводящего ящик сита во вращательное движение; если скорость вращения будет достаточна, чтобы, под влиянием развившейся в частичке центробежной силы, она могла преодолеть сопротивление между ней и тканью сита, то частичка будет двигаться по ситу, описывая расходящуюся кривую до тех пор, пока не пройдет в одно из отверстий ткани или пока не встретит особого препятствия. Просеивание частиц происходит, однако, в приведённых условиях крайне медленно, что устраняется планками xx… (т. II, фиг. 26), при участии которых частица, двигаясь при достаточной скорости сита по его поверхности и встречая планку x, останавливается ею и начинает отсюда описывать новую окружность, пока не встретит следующую планку x и т. д., так что в общем устанавливается движение частиц по желобу cd (фиг. 26), по направлению стрелок. При 180—200 оборотах ящика с ситами в минуту, получается уже столь большая скорость движения просеиваемых частиц вдоль канала cd, что для лучшего просеивания становится полезным задержать частицы на сите; с этой целью некоторые из планок xx… продолжают до противоположной стенки канала cd, в виде невысоких порогов, высотой около 5 мм. Размалываемый продукт, ударяясь в них, встряхивается, и сеющая ткань легче освобождается от засевших в ней частиц. Также пускают на сита, вместе с сортируемым продуктом, резиновые шарики, цельные зерна и т. п. тела, которые, пробегая по каналам сит и ударяясь в стенки их и планки, производят сотрясение сит и очищение их поверхностей. Порядок просеивания может быть разнообразен, и, смотря по надобности, может быть употреблено в одном и том же ящике различное число рядов сит со сплошными стенками под некоторыми из них и без оных. На фиг. 25 а сито обтянуто проволочной тканью № 14, а небольшая поперечная полоска проволочной тканью № 4; через первую ткань проходит все, что мельче крупы и падает на нижерасположенное сито (фиг. 25 b), крупа же проваливается через ткань № 4 на сплошное дно под ситом и отводится с него в одну из трубок nn… (фиг. 24). Сито на фиг. 25 b обтянуто проволочной тканью № 34, а узкая его полоска обтянута проволочной тканью № 28; через первую ткань проходит мука и дробь, через вторую — мелкая крупка, то и другое падает на сплошное дно под этим ситом, показанное на фиг. 25 с, а крупная крупка отводится с ткани № 28 в одно из отверстий, соединённое с соответственной трубой n (фиг. 24). Посредством каналов и перегородок на сплошном днище (фиг. 25 с), мука, дробь и крупка, на него спавшие, отводятся через отверстие на мучное сито (фиг 25 d), обтянутое шелковыми тканями № ХIII, IX и VII и проволочной № 14. Через ткань № XIII проходит мука, через прочие шелковые ткани проходит дробь и мелкие крупки, спадающие на сплошное дно, не показанное на фигурах, с которого отводятся в соответственные рукава nn… (фиг. 24), через проволочную же ткань № 14 пройдет грубая крупка, а над тканью удержатся несколько большие частицы (отсевки), которые могут быть, так или иначе, сведены в соответственные рукава n, n… Производительность плоских рассевов значительна; для сортирования в сутки тонны продукта повторительного помола требуется только около 3  м² поверхности сит. На приведение в движение плоского рассева длиной 3,5 м, шириной 1,6 м, при кривошипе с плечом в 25 мм, при числе оборотов в минуту ящика с решетами 180—200, при сортировании в час до 2 тонн круп, требуется около 1/4 лош. силы; очень большой рассев, сортирующий от 60 до 100 тонн круп, требует около 1,5 лош. сил. Особенное внимание надо обращать на плавное движение ящика с ситами, вводя в диск е с цапфой (фиг. 24) противовес и принимая с этой целью другие соответственные меры.

Д. Механизмы для сортирования размолотого продукта по плотности и для отделения мелких оболочек, неотделяемых ситами, известны также под названием машин для очистки крупок. Принцип действия таких машин состоит в том, что на крупку разного качества и отруби, прошедшие через одно и то же сито и, след., имеющие почти одинаковые размеры, по спуске их в приспособленный ящик, или камору, направляют воздушную струю, которая подхватывает и относит частицы на различное расстояние, соответственно их плотности. Более тяжелые частицы, то есть происшедшие из центральной части зерна и отличающиеся наибольшей белизной, падают при этом вблизи того места, где вступают в воздушную струю; менее тяжелые и более тёмные частицы, происшедшие из частей зерен, более или менее удаленных от их середины, относятся током воздуха дальше и тем дальше, чем ближе лежали они в зерне к его оболочкам; всего же дальше относятся оболочки, как наиболее легкие. Собирая частички в местах их падения, можно получить освобожденную от отрубей крупку различных качеств и отдельно от них отруби. Приведенный способ очищения и сортирования крупки первоначально появился в Австрии, где его в 1807 г. предложил мельник Ignaz Paur в применении к повторительному помолу. Относящиеся сюда машины в настоящее время устраиваются с вытяжными вентиляторами, причем частицы лучше разделяются, чем в машинах со вдувающими вентиляторами. Подобные машины устраиваются или в виде ящиков, или иначе. Независимо от очищения и сортирования крупок током воздуха, одновременно с этим сортируют её разбрасывая дисками, вращающимися на вертикальных осях. В машине Бухгольца (т. II, фиг. 27) крупка из воронки а падает по трубе b на вращающийся диск с, сходя с него, частицы распределяются, сообразно с их плотностью; тяжелые падают далее от оси вращения. В нижней части кожуха, в его центре, устанавливается труба d, соединённая с вытяжным вентилятором; ток воздуха, направляющийся через промежуток s между крышей и верхним ребром наружной стенки кожуха в трубу d, пронизывает крупку и уносит с собой отруби; промежуточный сорт падает при этом в кольцевое пространство n, а очищенная крупка — в такое же пространство m. На этом принципе устроены машины Гаггенмахера, для очищения тонких крупок и дробей; на т. II, фиг. 28 а и b машина представлена в боковом виде и в продольном разрезе. По трубе а сортируемые частицы подводятся к вращающемуся диску t0; для регулирования количества частиц часть b может быть поднимаема и опускаема. Сойдя с диска t0, частицы переходят на диск t и разбрасываются им, при этом продуваются током воздуха, направляющимся снизу машины в отверстия i, i труб А, А, соединённых с эксгаустером. В эти же трубы относятся легкие отрубинистые частицы, тяжелые же частицы отлетают в кольцевое пространство d, откуда скребком r отводятся в трубу z1 (фиг. 28 а). Менее плотные частицы промежуточного качества падают в кольцевое пространство между кольцом d и диском t и, поступив на диск t', снова разбрасываются и провеиваются. Отруби, как и раньше, направляются в трубы А, А, затем тяжелые частицы падают в кольцевое пространство d' и отводятся скребком r в трубу z2, a частицы промежуточного качества переходят на ниже расположенный диск t2. Точно тем же путём отделяются более тяжелые частицы, разбрасываемые диском t2, при этом они собираются в кольцевом пространстве d2, откуда отводятся скребком r в трубу z2, промежуточный же сорт падает на неподвижную тарель внизу машины и, двигающимся по ней скребком r, отводится в трубу z4 (фиг. 28 а). Чтобы установить сортирование с надлежащей правильностью, цилиндрические стенки k могут быть передвигаемы в вертикальном направлении. Результат сортирования состоит в том, что из труб z1, z2, z3 и z4 высыпаются крупки или дробь высшего качества и более низшие еe сорта, полученные через дополнительное сортирование частиц. Хорошие результаты некоторых машин для очищения крупки, появившихся в последнее время, объясняются многократным провеиванием частиц, которому они подвергаются, проходя один раз через машину. В машине Милло (Mil l ot), половина которой представлена в продольном разрезе на т. II, ф. 29, частицы из воронки А выбрасываются валиком В на плоское сито ТТ 1, обтянутое двумя различными тканями. Частицы, прошедшие через более частое сито Т, поступают в воронку m, расположенную с правой стороны машины, отсюда переходят в канал d и падают на сито с. При этом легкие частицы относятся током воздуха по направлению стрелок, а более тяжелые частицы скатываются, как по ситу с, так и по расположенной под ним сплошной доске, и падают на второе, такое же сито с, где снова продуваются током воздуха и т. д. Идя таким путём, наиболее плотные частицы поступают в трубу d1, которой и отводятся из машины, более же легкие частицы направляются током воздуха в сторону к эксгаустеру V, при чём легкие отрубинистые частицы, пройдя через решётку E и эксгаустер V, выдуваются в особую камеру, частицы же промежуточного качества между крупкой и отрубями не проходят через решётку E и задерживаются в камере D, откуда падают в канал D1. То же самое происходит на левой стороне машины, куда поступают более крупные частицы, прошедшие через сито Т 1. Решетки E состоят из отдельных перегородок, которые могут быть поворачиваемы одновременно. Если много отрубей примешивается к промежуточному сорту, следует перегородки наклонять в направлении к горизонту; если же частицы промежуточного качества заносятся в эксгаустер, надо наклонять перегородки в обратную сторону. Когда в последнем случае предпринятая мера не достигнет цели, позволяют воздуху входить в камору D извне через отверстия F, прикрытые поворачивающимися дисками. Чтобы удержать внутри камор желаемое разрежение, имеются предохранительные клапаны F', а для наблюдения за работой машины сделаны круглые отверстия, со вделанными в них стеклами. В этой машине имеется ещё одна особенность, именно — под сита Т и Т' подводится сжатый воздух, с целью очищения ткани от засевших в ней частиц и посредством его легкие частицы располагаются над тяжелыми; воздух подводится под сита гуттаперчевыми или кожаными рукавами из трубы, которой он отводится из эксгаустера. Машин с многократным провеиванием крупки весьма много конструкций — различие их обусловливается расположением и формой перегородок и другими деталями.

А. Простой помол, как менее совершенный, постепенно сокращается в применении к размолу пшеницы. На больших мельницах ведут его так: зерна предварительно подвергаются очищению и сортированию, затем сдирают с них наружные, непитательные оболочки (лущат) и отделяют бородки и зародыши; после этого зерна пускают в помол между сближенными жерновами для размельчения в муку. Достоинство получаемой муки зависит как от свойств зерен, так и от устройства отдельных снарядов; весьма существенную роль играет также качество жерновов. Песчаниковые жернова весьма мелко размельчают оболочки, французские — обратно, вследствие пор, ограниченных острыми кромками, отделяют мучнистые частицы от оболочек, не размельчая столь сильно последних, что даёт возможность отделить их от размолотых частиц. Обстоятельство это имеет особенное значение при помоле пшеницы, так как иначе, вместо белой муки, получается мука тёмная, сероватая. Продукт, вследствие усиленного действия камней, выходит из поставов нагретым до 40 °C. По охлаждении его пускают в сортировальные снаряды (сита), в которых он разделяется на муку и остаток, состоящий из отрубей, крупки и дроби. Последние получаются всегда, хотя бы помол велся прямо на муку. Полученные остатки снова перемалывают и отсортировывают муку; остаток же, полученный при этом последнем помоле, перемалывают иногда ещё раз или два, накопив достаточное его количество. Точно так же перемалываются и сортируются отруби. Из 100 весовых частей пшеницы при подобном помоле получают:

• Муки № 1, 2, 3 около 73 %
• " № 4, 5, 6 " 7 %
• Отрубей и пыли " 17 %
• Потерь " 3 %.

Мука получается тех или других номеров в большем или меньшем количестве, смотря по тому, как ведется первый помол, с намеренным ли образованием остатка при первом размельчении или обратно, как и в каком порядке перемалываются остатки, каково качество зерен и устройство мельничных машин. Во всяком случае, лучшая мука № 1 получается при первом размельчении, при котором не домолотыми частицами зерна (крупкой) оказываются лежащие ближе к оболочкам; эти частицы зерна оказывают большее сопротивление разрушающему действию жерновов, чем хрупкая центральная его часть, и, будучи темнее, последней дают муку № 2; по отсеивании этой муки получаемый остаток (дробь) после размельчения даёт ещё более тёмную муку № 3 и остаток (тёмную дробь), перемалыванием которого получится мука № 4 или 5; наиболее же тёмная мука № 5 получается при перемоле размельченных оболочек или отрубей, отделенных при первом помоле, в устранение сильного размельчения которых, зерна, если они сухи, подвергают увлажнению. Количество муки разных номеров тоже оказывается неодинаковым на разных мельницах; обыкновенно же получают муку № 1 от 40 до 60 и 65 %, или в среднем около 50 % веса зерна. Номера муки не имеют определённого значения: иногда муку высшего сорта обозначают нулями, № 00, № 0, а за ней уже идут номера 1, 2..; бывает, что высший сорт муки № 00 с одной мельницы оказывается хуже, темнее, высшего сорта, выделываемого на другой мельнице за № 1. Несмотря на то, что количество муки разных номеров получается на разных мельницах неодинаковым, общее количество муки всех сортов, или номеров, выпускаемых с различных мельниц, колеблется незначительно и составляет в среднем около 80 % веса зерен. Исследования над зернами пшеницы указывают, что в них содержится мучнистого вещества около 81 — 82,5 % веса зерен, остальное же количество падает на их оболочки и зародыши. Таким образом, мельницы отдают количество мучнистого вещества весьма близкое к тому, которое действительно заключается в зернах. Однако, мучнистое вещество, извлекаемое из зерен на мельницах, не есть вполне то самое, которое заключается под этим именем в зернах; часть этого последнего остается на отрубях, а часть отрубей переходит в муку. Полное отделение отрубей от муки невозможно и при самом совершенном в этом отношении повторительном помоле, так что, при рассмотрении в микроскопе высших сортов муки этого помола, легко в ней отметить частички оболочек, но количество их надо признать ничтожным, в сравнении с наблюдаемым в самых лучших сортах муки простого помола. Что касается помола ржи, то он довольно часто производится на французских жерновах, причем мелют сразу мелко; при помоле на песчаниковых жерновах иногда рожь пропускают два или три раза между жерновами, и потом уже весь размолотый продукт поступает, как и при французских жерновах, в первое просеивание, причем отделяется мука № 1 и большая часть муки № 2. Остаток, состоящий из крупки и отрубей, поступает в новый помол, большей частью без разделения его на сорта; основание к этому лежит в том, что при подобном помоле ржи, оболочки по своей тонкости мало отличаются от крупки, и потому разделение их становится затруднительным. После сортирования перемолотого первого остатка получается мука № 2 и второй остаток, который опять, в виде смеси из крупки и отрубей, поступает в следующий помол. Сортированием этого остатка получается мука № 3 и третий остаток; после его перемалывания и сортирования получается мука № 4 и отруби, которые далее не перемалываются. При подобных помолах из 100 весовых частей зерен ржи получают муки около 80 %, а отрубей и потерь около 20 %. Через применение к простым помолам валков, дезинтеграторов и разрыхлителей, качества размолотого продукта не повышаются особенно, иногда же заметно понижаются, как, напр., при употреблении дезинтеграторов (см. соотв. статью). По Нагелю и Кемпу, помол ведется так: очищенные зерна пропускают сперва между гладкими валками (см. выше), где их спрессовывают более или менее сильно, после чего направляют в разрыхлитель (см. соотв. статью) и отсюда в центробежные сита; при первом помоле пшеницы получают муки около 55 % веса зерен, затем дробь, крупки и крупные и мелкие оболочки; в последующих помолах перемалывают отдельно оболочки, дробь и крупку и если имеют в виду получить возможно белую муку, то при первом помоле стараются получить поменьше муки и побольше крупки, которую перемалывают после её очищения; в таком виде помол может быть назван помолом на крупку. Лучшие результаты для помола ржи получаются при следующем помоле: очищенную рожь пропускают в постав с одной или лучше с двумя, одна под другой, парами бороздчатых валков, имеющих частое рифление, и продукт сортируют центробежным ситом; крупный остаток из этого сита направляется во второй постав с бороздчатыми валками, и выходящий из него продукт сортируется следующим ситом; отделяемый этим ситом крупный остаток падает в третий постав с валками, подобный предыдущим, которому принадлежит новое сито; каждое из сит пропускает через себя муку и дробь, последняя собирается вместе и перемалывается на жерновах. Таким помолом, при трёх поставах, каждый с двумя парами валков, и одним поставом с жерновами перемалывают в 24 часа до 25 тонн сырой ржи, размол которой прямо на жерновах представил бы затруднение. В заключение о простом помоле сделаем ещё несколько указаний относительно выбора тканей сит. Для отделения муки употребляют шелковые ткани № 10 или 11, по цюрихскому обозначению (см. выше); редко в обыкновенных призматических ситах применяют для указанной цели ткань № 12. На т. II, фиг. 19 обе верхние призмы, на всей их длине, и нижние, на протяжении 9 фт., обтянуты тканью № 11, остальная длина последних сит обтянута на протяжении 8 фт. — тканью № 5 и остаток этих сит на протяжении 1 фт. — тканью № 00; через последние ткани проходит крупка, поступающая в трубы № 4 и 5, отруби же из нижнего сита вываливаются в трубу № 6. Мука, хотя она везде в рассматриваемых ситах проходит через ткань № 11, делится на различные номера: через первую половину сит СС проходит тонкая мука № 00, через вторую — более грубая № 0 и через первую половину сит С’С' — ещё более грубая мука № 1; обозначенные сорта муки последовательно выпадают из труб за № 1, 2 и 3 (т. II, ф. 19). Чтобы винт с' мог отводить муку в трубу № 3, расположенную в первой половине сит С’С', он сделан так, что с одной его стороны витки идут справа налево, а с другой — обратно. Если не отделяется ситом крупка, то, закрывая трубы № 4 и 5, спускают остаток прямо в трубу № 6, что чаще применяется при простом помоле ржи. Если вместо обыкновенных призматических сит употребляют центробежные, то ткани берутся чаще, примерно на два номера, по тому же обозначению. При помолах ржи отдают преимущество центробежным ситам.

Б. Повторительный помол представляет ещё большее разнообразие, нежели простой. При повторительном помоле в его полном виде, очищенные, отсортированные, освобожденные от оболочек и зародышей зерна, или так называемая грубая крупа, поступает в первый крупяной помол или на крупу № 1, причем с ней вместе получаются и частички других размеров, как то: мука, дробь и крупка. В последующем изложении крупка, смотря по её размерам, обозначается № 0, 1, 2, 5, 6; крупка № 0 есть наиболее крупная, крупка № 6 — самая мелкая, по размерам близкая к дроби; на многих мельницах она не отделяется особо и смешивается с дробью. Для составления понятия, как рассортировываются частицы, полученные при помоле на крупу № 1, обратимся к фиг. 30 на т. II, где изображена система сит (призматических), обтянутых проволочными и шелковыми тканями, по цюрихскому обозначению, причем номера первых тканей обозначены арабскими цифрами, а вторых — римскими. Продукт помола на крупу № 1 поступает первоначально в крупяное сито К, через него проваливаются все частицы, по размерам меньшие, чем крупа, которая выходит из сита К при пониженном его конце и направляется обыкновенно в следующий постав, для помола крупы № 1 на крупу № 2. Прошедшие через сито К частицы поступают в сито S, называемое сортировочным; через первую половину этого сита, обтянутого проволочной тканью № 28, проходит мука, дробь и тонкая крупка, отводимые по трубе а в мучное сито M, пройдя которое мука собирается в мешках s1s1.., а остаток переходит по трубе b в сито G, через первое отделение которого, обтянутое шелковой тканью № XI, проходит мучнистая дробь, через следующее отделение — обтянутое проволочной тканью № 60 — зернистая дробь, а затем тонкая крупка № 6, 5 и 4, соответственно номерам тканей; отсюда крупка поступает в машину P для её очищения. Через вторую половину сита S, обтянутого проволочной тканью № 16, проходит грубая крупка № 0, 1, 2, которая по трубе с поступает на плоское сито А, обтянутое проволочными тканями № 28, 24 и 18, разделяющими эти крупки по сортам, при чём они падают в каморы машины Р', для их очищения и сортирования; не прошедшие же через сито S частицы, которым дадим название отсевок (назыв. их также передиром), поступают в дальнейшее размельчение. То, что было сказано о помоле на крупу № 1, имеет полное применение к помолу этой крупы на крупу № 2, а этой на крупу № 3 и т. д., до последнего крупяного помола, число которых бывает различно: на больших мельницах часто практикуют семь, восемь крупяных помолов. Для сортирования каждого из этих помолов нужна та же группа сит (фиг. 30) или ей сходственная; поэтому, если каждый крупяной помол ведется на особых поставах, то при них должна быть упомянутая система сит, призматических, ординарных или двойных, центробежных или в виде плоских рассевов.

Если крупки сортируются на машинах с многократным просеиванием, сортирование по качествам достигается в один проход частиц через машину, причем, как и всегда при очищении крупки и дробей, надо тщательно сортировать частицы по величине, без чего невозможно удовлетворительное сортирование по плотности. Расположение машин для очищения крупки с многократным просеиванием на новейших мельницах часто сходно с представленным на табл. II, фиг. 31, где изображены два этажа в поперечном разрезе и буквой P обозначены машины, подобные машине Гаггенмахера, с притоком воздуха снизу и с особым расположением перегородок. Необходимое число таких машин бывает установлено в один или в два ряда по длине мельницы; каждая из машин, а на больших мельницах две рядом стоящие машины, предназначается для сортирования крупки определённого номера. При этом, если машина Р, показанная на фиг. 31, очищает крупку № 3, то перед ней и за ней расположенные машины очищают: одна крупку № 2 и другая крупку № 4, то есть машины устанавливаются в последовательном порядке, отвечающем номерам крупки. Сбоку, относительно ряда машин Р, располагаются плоские сита S, на которые элеватором е поднимается крупка № 3, отсортированная ситом G. Вместе с крупкой № 3 поднимается и более мелкая крупка, прошедшая через ткань сита G; для отделения последней крупки, часть сита S обтягивается тканью, пропускающей крупку № 4, и она, по трубе а, отводится к элеватору, установленному за элеватором е, и поднимается им на следующее плоское сито. Частицы, прошедшие через остальную ткань сита S и по размерам соответствующие крупке № 3, отводятся в воронку элеватора е и поднимаются им в машину Р. Отсортированная по качествам крупка собирается в мешках I, II, III, IV, V; промежуточный сорт собирается в кадушки при i, при надобности же может быть спущен на бесконечное полотно и тогда отводится к машине, предназначенной для его очищения, или же присоединяется к отрубям и перемалывается с ними. Расположение сит на высоте около 0,55 м от пола благоприятствует удобному наблюдению за ходом сортирования, но требует места, которое в других устройствах оказывается не нужным, так как плоские сита устанавливаются над машинами для очищения крупки (т. II, ф. 29). Прочие части (на ф. 31) относятся к передаче движения ситам и эксгаустеру v, последний соединен с трубой m, расположенной вдоль ряда машин Р, от которых идут отростки к трубе т. В подобных машинах крупка может сортироваться и на большее число качеств, чем выше, но, при дальнейшем обращении, сорта близких качеств одного и того же размера могут быть смешаны. Отсевки крупные или грубые от крупы № 1 или примешиваются к ней и с ней вместе мелются на крупу № 2, или же их мелют отдельно, равно как средние и мелкие отсевки.

Переходя далее к перемалыванию крупок, будем различать и собирать их по качествам на три сорта: А) высшего, или первого, качества, получаемую после первого прохода крупки через машины для её очищения или при машинах с многократным просеиванием, как на ф. 30, т. II, собираемую в отделении I; В) среднего, или второго, качества, получаемую после очистки промежуточного сорта, отделенного от крупки первого качества или при машинах с многократным просеиванием, как на фиг. 31, собираемую, напр., в отделениях II и III; С) низкого, или третьего, качества, получаемого из промежуточного сорта, отделенного от крупки второго качества или при машинах с многократным просеиванием, собираемую в отделениях IV и V; крупки различных качеств отличаются, как известно, плотностью, цветом и содержанием отрубей. Крупка каждого из качеств бывает разной величины с № 0 до № 5, причем внутри грубых крупок могут заключаться отруби, тонкие же крупки, происшедшие прямо из внутренних частей зерен, не заключающих оболочек, равным образом полученные после перемола грубых крупок, или совсем не содержат оболочек, или содержат их очень мало. Ввиду этого, крупную крупку не размельчают сразу мелко, но обращают предварительно в последующие номера, от которых отделяют мелкие частички оболочек; если крупную крупку размалывать сразу мелко, получается мука более низкого достоинства, по крайней мере на два номера. При помоле крупки какого-либо номера, одного из качеств, к ней присоединяются крупки тех же номеров и того же качества из предыдущих операций. Дроби высшего, среднего и низшего качества, полученные при помолах крупок тех же качеств, мелют вместе с очищенными дробями подходящего достоинства, полученными при крупяных и других помолах, а равно и при помоле грубых крупок. При помоле крупок высших качеств с № 2 до № 5 получается самая лучшая дробь, дающая самые лучшие сорта муки; достоинство её возвышается ещё тем, что она, после получения её из крупки, не только отделяется ситом, но и очищается, прежде чем идти в помол. Ближе к этой дроби по достоинству стоит первая очищенная дробь, которая перемалывается с ней вместе. Дробь среднего качества перемалывается со второй и третьей очищенными дробями, низшего качества — с четвёртой и пятой очищенными дробями. Что касается шестой очищенной дроби, то при помоле её получают муку примерно № 2 1/2, a остаток от этой дроби при помоле даёт муку № 3, седьмая же неочищенная дробь даёт муку № 4. Порядок этих перемалываний может быть и изменен, при чём получатся другие сорта муки, если это требуется.

На оболочках, отделенных при последнем крупяном помоле и при перемалывании отсевок, остается ещё слой мучнистого вещества, при сдирании которого получается мука низших сортов. На больших мельницах крупные оболочки мелются отдельно от мелких; при первом помоле тех и других получается: грубая мука, сорта мелких оболочек (белые оболочки) и остатки, не прошедшие через сита. Перемалывая последние снова и опять раздельно одни от других, получают: муку, более грубую, чем в предыдущем помоле, опять сорта мелких оболочек более низкого достоинства, чем в предыдущем помоле (темные оболочки), и окончательно перемолотые оболочки, идущие в корм животным. Перемалывая затем белые оболочки, получают муку и отруби; делая то же самое с темными оболочками, получают муку более грубую и отруби более мелкие; отруби от этих помолов идут также в корм животным.

На некоторых мельницах ведется упрощенный помол оболочек, почему не извлекается из них мука (№ 5), но отруби получаются более богатыми по содержанию клейковины. Из рассмотрения всего вышеизложенного относительно повторительного помола видна многочисленность производимых при этом размельчений и следующих за ними сортирований; в действительности может быть больше отдельных размельчений и других процессов: так, напр., число крупяных помолов чаще бывает около семи, а крупку сортируют по качествам иногда на двенадцать сортов, причем каждый сорт делится на пять, на шесть сортов по величине, так что получается до 72 сортов крупки. Если присоединить к этому и к крупяным помолам отсевки, дроби и оболочки, то получится представление о большой сложности таких помолов, в которых зерна размельчаются до размола в муку на мелкие частички как для отделения от них отрубей, так и с целью рассортировать эти частички по плотности, с чем вместе они подбираются одна к другой и по белизне, собираясь в группы, подобно тому, как они лежали в зерне до его размельчения, причем по размоле таких подобранных частиц получается мука самых разнообразных и высоких качеств, каких не имеет мука высшего сорта простого помола. Большей частью мука выпускается с мельниц, обозначенная номерами 00, 0, 1, 2, 2,5, 3, 4, 5, 6, различающимися по цвету; нормировка не имеет определённого мерила; кроме отмеченных №, под которыми мука идет на рынок, на мельнице получается много промежуточных сортов муки, смешиванием которых получаются продажные сорта; независимо от муки, мельницы, смотря по требованиям, выпускают на макаронные фабрики дробь и крупку, известную под названием манной, для приготовления каш и для приправ в кушанья. Для соображений о количестве муки разных сортов, поступающих в продажу с мельниц, работающих сложным повторительным помолом, приводим результаты с мельницы в Праге, работающей на валках. Из 100 кг пшеничных зерен получается в %:

Муки № 00 самая тонкая и белая 18,9

Муки № 0 Муки № 1 13,8

Муки № 2 12,0

Муки № 3 13,7

Муки № 4 11,9

Муки № 5 7,3

Муки № 6 4,5

Отрубей и пыли 16,4

Потерь 1,5

Всего 100,0

По сравнении этой муки с мукой простого помола, полученной с хорошо работающей мельницы во Франкфурте-на-Майне, оказалось (сортов, равных по достоинству высшим сортам повторительного помола — не имеется).

№ 0, близка к № 2 повторительного помола 23,92 %

№ 1 по достоинству находится между № 2 и № 3 повторительного помола 40,16 %

№ 2 находится между № 3 и № 4 6,26 %

№ 3 соответствует № 6 8,91 %

79,25 %

№ 4 4,28 %

№ 5 9,43 %

Из приведённых цифр видно, что в том и другом помолах из 100 частей пшеницы извлекается около 80 % муки, идущей в пищу людям и притом, при повторительном помоле, получено 44,7 % муки высшего сорта, к которым едва приближаются по достоинству 23,92 % муки первого сорта простого помола. Последние же два сорта муки простого помола признаны совершенно негодными для людского питания и могут быть употребляемы только для корма животным. При производстве повторительного помола замечается различие в выходе муки, смотря потому, велись ли размельчения на жерновах или на валках; при применении последних получается на 7 — 8 % более муки высших сортов, именно:

При помоле на жерновах При помоле на валках муки № 0 6,5 %

35% 
8,0% 
43% 

муки № 1 7,0 %

8,0% 
  

муки № 2 5,0 %

6,0% 
  

муки № 3 5,5 %

6,0% 
  

муки № 4 5,0 %

7,0% 
  

муки № 5 6,0 %

8,0% 
  

муки № 6 15,0 %

40% 
5,0% 
32% 

муки № 7 25,0 %

27,0% 

муки № 8 муки № 9 отрубей мелких 21,0 %

25% 
25,0% 
25% 

отрубей крупных птичьего корма 0,5 %

потерь 3,5 %

Увеличенный выход муки высших сортов при употреблении валков объясняется получением малого количества муки при крупяных помолах на бороздчатых валках. Этим путём получается возможность довести до состояния дроби большую массу зерна, перемалыванием которой в очищенном виде достигается больший выход муки высших сортов. Вообще говоря, бороздчатые валки должны применяться до крайнего предела, при котором ещё возможно разрезание частиц; гладкие валки следует употреблять при перемалывании средних и мелких крупок в дробь и при обращении дроби в муку, для чего, впрочем, вполне хороши и обыкновенные жерновые постава. На больших мельницах помол может вестись непрерывно, каждое размельчение и вообще каждая отдельная операция помола ведется на особо для этого предназначенных машинах; на мельницах же средних и маленьких помол обыкновенно ведется переделами, то есть на одних и тех же поставах и сортирующих машинах ведут помолы различных частиц и сортирование полученного из них продукта, пока не разработают в готовый товар все взятое количество зерна, после чего вводят в разработку новое его количество или новый передел. Вообще говоря, повторительный помол можно вести очень разнообразно, и несмотря на его сложность, стоимость его не особенно значительно превосходит стоимость простого помола. Для ржи повторительный помол не нашёл того же применения, как к пшенице, так как ржаная мука никогда не бывает столь бела как пшеничная и даёт чёрный хлеб, что объясняется свойством её клейковины; ржаная мука поступает в продажу с большим содержанием отрубей. На некоторых мельницах ржаные помолы ведутся все-таки довольно дробно, с последовательным перемалыванием крупки и оболочек и со следуемым за ними сортированием. Мука, как готовый товар, укупоривается в бочки и в мешки; у нас приняты мешки, открытые концы которых надевают на трубы, по которым мука спускается или из сит, или из камор, где производилось её смешение; нижние же концы мешков висят свободно, и их встряхивают с помощью особых приспособлений, с целью уплотнить мучную массу, без чего в данный объём мешка поместится весьма малый вес муки.

В заключение настоящей статьи, остановимся на рассмотрении общего устройства мельниц.

Мукомольное производство III

На фиг. 33, табл. III, показан поперечный разрез паровой мельницы для простого помола, а на фиг. 34, 35, 36 и 37 той же таблицы видно расположение машин в этажах мельницы. Ход работы совершается следующим путём: зерна, поступившие на мельницу, поднимаются в верхний этаж подъемом, где ссыпаются в ящик для них назначенный (фиг. 34 и 35). Из этого ящика поступают в зерновой элеватор (фиг. 34, 35, 36 и 37), которым поднимаются в верхний этаж, где подвергаются очищению и после лущения и обдирки их, на щеточных машинах поступают в зерновое сито, или, правильнее, решето, установленное во втором этаже (фиг. 36). Из решета зерна передвигаются, посредством винтов (фиг. 36), в ящики над поставами I и II фиг. 35, откуда размолотый продукт спускается в нижний этаж, где падает в желоба винтов и передвигается ими к элеваторам (фиг. 34). Для поставов I и II, ведущих первый помол зерен, устроен один элеватор, для поставов же III и IV, перемалывающих остатки после просеивания продукта первого помола, устроен двойной элеватор, то есть с двумя рядами ковшей, двигающихся в соответственных трубах. Если оба постава III и IV размалывают одинаковый продукт — он, выпадая в коробку винта, отводится им в переднюю трубу двойного элеватора; если же оба эти постава мелют различный продукт, напр. постав III перемалывает остатки после первого просеивания, а постав IV — остатки после второго помола, то из постава III размолотый продукт поступает в желоб винта, откуда, как и раньше, отводится в переднюю трубу двойного элеватора. Элеватор от поставов I и II поднимает размолотый продукт в верхний этаж и там высыпает его прямо в гоппербой (фиг. 33 и 37). Двойной элеватор поднимает продукт помола также в верхний этаж, где высыпает его в коробку винта, расположенного поперек здания (фиг. 33 и 37); винт может отводить продукт как в гоппербой, так и в аппараты, питающие сита, предназначенные для сортирования тёмной муки. Винт, расположенный поперек здания, продолжен до элеватора, поднимающего размолотый продукт из поставов I и II, который, при надобности, может быть также направлен в сита для тёмной муки. Всех сортировальных, или, иначе называемых, пеклевальных машин, на мельнице, как видно из предыдущего, три. Одна, с двойной циркуляцией, состоит из двух сит во втором этаже и двух сит — в первом. Две других машины состоят каждая из одного сита. Отсортированный ситами продукт спускается по трубам в нижний этаж, где собирается в мешки, при чём крупка и вообще остатки поднимаются подъемом на второй этаж и там высыпаются в ящики над поставами III и IV. Трубы, по которым спускается продукт, отсортированный ситами, видны на фиг. 33. Мельница приводится в движение 25 сильной паровой машиной и в 24 часа смалывает около 90 четвертей пшеницы. На фиг. 32, табл. II, представлен поперечный разрез мельницы для повторительного помола, снабженной машинами позднейшего устройства. Мельница снабжена 11 валковыми поставами, каждый с двумя парами валков; движение поставам сообщается от главного вала H. Из числа этих поставов: 7 — ведут крупяные помолы, 2 — перемалывают отсевки и 2 с гладкими валками — перемалывают крупки; за этими поставами, вдоль длинной стены строения, установлены 4 постава с обыкновенными жерновами и с вентиляцией; на них перемалывается дробь и оболочки. Просеивание производится на плоских рассевах S, установленных в III этаже в числе пяти, для сортирования помолов крупок и отсевок; для сортирования помолов крупок и дробей имеется по пять соответственных машин Р, над которыми также плоские рассевы S. Применение плоских рассевов, как видно, упрощает сортировку размолотого продукта и освобождает помещение от сит громоздких размеров в нескольких этажах мельничного здания. Для смешения муки имеется машина, а вместо чуланов для отрубей, воздух, смешанный с мучной и отрубинистой пылью, тянется в пылесобиратели (системы циклон) С, расположенные в чердачном этаже в числе семи штук, и ими пыль удерживается, а воздух выделяется в атмосферу. Мельница смалывает в сутки 42 тонны пшеницы. Во всякой вообще мельнице надо обращать внимание, чтобы не было излишних подъемов и передвижений зерен и продуктов помола, а также чтобы тяжелые приводы располагались по возможности не на далекое расстояние от двигателя, или, другими словами, чтобы машины, расходующие наибольшее количество работы, ставились возможно ближе к двигателю. При таких условиях одна действительная лошадиная сила двигателя смалывает на жерновах в 24 часа простым помолом около 400 кг пшеницы и при помоле повторительном около 200 кг. При помоле повторительном на валках, когда для размалывания круп и дробей употребляют гладкие валки, а прочие помолы ведутся на бороздчатых валках, одна лошадиная сила смалывает в 24 часа около 130 кг пшеницы; в случае же ограниченного применения гладких валков, когда вместо них помолы ведутся на жерновах, одна лошадиная сила может смолоть в 24 часа до 300 кг пшеницы [Более подробные сведения о М. мельницах и М. производству см. в сочинении П. А. Афанасьева: «Мукомольные мельницы» (1883 г.). — Δ.].

Мукомольное производство (экономич.)

— получило совершенно новое направление в Америке в начале XIX стол., когда инженер Оливер Эванс (Evans) изобрел переносные элеваторы и привод для сгребания зерен, превратив таким образом помол в чисто механическую работу: отсюда уменьшение рабочего персонала, сокращение расходов на помол и возможность устройства мельниц с более крупной производительностью. Во второй четверти XIX стол. главным М. центром Соед. Штатов был Рочестер (милях в 300 на З от Нью-Йорка), но с 1850 гг. он уступил первое место г. С.-Луи, в свою очередь в 70-х годах опереженному г. Миннеаполис (см. соотв. статью). В Миннеаполисе мельницы работают исключительно водой, хотя почти все снабжены паровиками на случай убыли воды; в С. Луи — все мельницы паровые. Всех мельниц в Соед. Штатах считается около 18000; из них около 5000 способны работать для вывоза. Мельницы, работающие для экспорта, находятся преимущественно в центральных штатах — Миннесоте и др., вдоль р. Миссисипи. Вывоз американской муки в Европу, вследствие усовершенствования способов помола, усилился до таких размеров, что на главных рынках цена на муку стала определяться в зависимости от цен америк. вывозной муки (сравнительно невысоких, так как значительная часть издержек производства покрывается высокой стоимостью муки первого сорта, потребляемой преимущественно самим населением Соед. Штатов). С 80-х годов с Америкой конкурирует Венгрия, где в 1895 г. насчитывалось более 2200 паровых мельниц, около 14000 водяных и ок. 2000 ветряных, и М. делом занято более 45 тыс. чел. Паровые мельницы Венгрии перемалывают в год 2 0 млн метрич. центнеров зерна, водяные мельницы — от 6 до 7 млн, а ветряные — 0,5 млн метрич. центнеров. Вывоз муки из Венгрии составляет 5 — 6 млн метрич. центнеров, на сумму 60 — 70 млн гульд. Всего более венгерская мука вывозится во Францию. В начале 1880-х гг. американская мука до такой степени наводнила английский рынок, что поставила британское мукомолье в критическое положение. Между тем возможность производить помол внутри страны имеет для Англии значение первостепенной важности: при неимении отрубей и отбросов от собственного помола, сильно пострадало бы её цветущее скотоводство. Английские мукомолы быстро стали вводить у себя усовершенствованные способы помола, и к началу 1891 г. Англии располагала уже 535 вальцовыми мельницами, могущими перемалывать около 34 млн четв. в 300 рабочих дней. Этих мельниц вполне достаточно для переработки всей ввозимой и местной пшеницы. В 1893 г. в Соединенном королевстве потреблено муки 34300 тыс. мешков (по 7 3/4 пд. мешок), причем иностранной муки ввезено 8136 тыс. мешков. Англия, Бельгия и Голландия — единственные страны, допускающие беспошлинный ввоз иностранной муки. В Турции пошлины на зерно и муку одинаковы; в Португалии мука совершенно запрещена к ввозу; в России, при отсутствии пошлин на зерно, мука обложена 20 коп. зол. с пуда (с целью затруднения ввоза из Австро-Венгрии в польские губернии); в прочих странах существуют дифференциальные пошлины, то есть мука обложена значительно выше зерна.

В России

мукомолье стало приобретать промышленное значение с конца первой четверти XIX в., когда в районе верховьев Волги появились усовершенствованные мельницы американского типа; но прошло ещё полстолетия, прежде чем оно приняло сколько-нибудь заметные размеры. Сильный толчок развитию М. дела дали два обстоятельства, почти одновременно зародившиеся в конце 1870-х годов: 1) распространение в России сначала французск. жерновов, а потом металлических и фарфоровых вальцов и 2) появление на Волге крайне дешевого жидкого топлива (нефтяные остатки). С применением пара к движению мельниц и с развитием нашей железнодорожной сети стали возникать крупные мельницы, преимущественно для размола пшеницы, не только в верхне-, но и в нижневолжском районе, а также по линиям жел. дорог, пролегающих по плодородным губерниям центральной России; затем мельницы возникли в южных губ:, близ черноморских и азовских портов, и отчасти на путях к Балтийскому морю из западной половины черноземной полосы. Развитию русского мукомолья много содействовало основание в Нижнем Новгороде, с окончанием Московско-Нижегородской жел. дор., первого в России завода Горвута для оборудования мельниц. Для России вывоз муки в широких размерах имел весьма важное значение. Всякое увеличение мучного экспорта за счёт зернового даёт стране целый ряд прямых выгод: вследствие отделения отрубей, уменьшается вес, а вместе с тем и непроизводительные расходы по передвижению хлеба; заработок на помоле остается в стране; для корма скоту получается много отрубей. Между производителем зерна, особенно крестьянином, и русским мукомолом потребовалась бы несравненно меньшая цепь дорого оплачиваемых посредников, чем в настоящее время, когда конечными покупателями являются заграничный спекулянт или заграничный же мукомол. Развитый М. рынок может явиться и уравнителем цен и передвижения хлебов, так как производители зерна, получив возможность удовлетворить первые свои нужды принятием задатков, будут освобождены от необходимости наводнять рынок осенью и обесценивать свой продукт. Вывоз муки взамен зерна сделал бы менее опасной для России конкуренцию таких стран, как Австралия, Ост-Индия, Калифорния и Аргентина, откуда хлеб не может идти в виде муки вследствие продолжительного морского пути, которого мука не выносит. Вопрос о необходимости усиления заграничного сбыта русской муки особенно выдвинулся в середине 1880-х гг., когда в М. нашей промышленности обнаружилось перепроизводство. Для выяснения этого вопроса созывались у нас съезды мукомолов. Первый «Всероссийский съезд мукомолов» созван был мин. госуд. имуществ в Москве в 1886 г., но на нём присутствовало всего 50 — 60 чел., из ближайших к Москве районов. Затем последовали областные съезды мукомолов в Курске, Киеве, Пензе и Борисоглебске. Действительно всероссийскими явились второй и третий съезды, созванные в 1895 г. в СПб. мин. финансов. Этими последними съездами было выяснено, что русская пшеничная мука, по внутренним и внешним условиям, является вполне подходящей для заграничных рынков, но экспорт её поставлен в неблагоприятные условия, главным образом вследствие дороговизны нашего производства, которая обусловливается: 1) дороговизной у нас топлива (в Америке главную двигательную силу доставляет вода), 2) большей сложностью нашего производства (вследствие установившегося спроса, на С и в центре России наши мельницы выделывают 6 сортов муки, а на Ю — 8 и 12 сортов, между тем как Америка и Англия изготовляют всего 3 сорта муки, Голландия — большей частью 1 сорт), 3) дороговизной оборудования наших мельниц (русское М. дело богато приспособлениями чисто русского изобретения, но в общем приходится пользоваться иностранными машинами, обложенными высокой пошлиной), 4) меньшей стоимостью у нас отрубей, 5) более высокими накладными расходами, 6) дороговизной и недостаточностью мешков. При всем том съезды 1895 г. нашли вывоз русской муки вполне возможным, если только будут осуществлены некоторые общие мероприятия, направленные частью к удешевлению и усовершенствованию производства, частью к организации мучного экспорта. Среди мер первого рода большое значение придается правильной постановке специальных М. школ. В России имеется ныне только одна М. школа, содержимая в Москве на средства мельницестроительной фирмы Эрлангера; она принимает за плату в 60 р. в год мальчиков лет 15 — 16 и через три года выпускает мельников, чертежников, машинистов, бухгалтеров, подготовленных специально для работы на мельницах. Ещё две такие школы будут скоро открыты в Одессе и Нижнем Новгороде [За границей М. школ немало. В Германии лучшие — в Вормсе и в Диппольдисвальде (Саксония)]. В видах организации мучного экспорта, русские мукомолы решили создать союз, деятельность которого, не стесняя энергии каждого отдельного мукомола в его экспортных запродажах, носила бы характер способствующий и направляющий. Временные правила о таком союзе, в виде съездов мукомолов, Высочайше утверждены на 3 года 20 мая 1896 г. Согласно этим правилам, съезды мукомолов созываются м-ром финансов, под председательством назначаемого им лица, для обсуждения общих вопросов, касающихся М. промышленности и вывоза муки за границу. Существенная особенность этих съездов состоит в том, что правилами о них устанавливается не добровольный, а обязательный сбор со всех мельниц, производительность которых превышает 500 пд. в сутки; сбор этот (от 25 до 400 руб. в год) возрастает прогрессивно, соответственно размерам производства, причем все мельницы с суточным производством свыше 500 пд. разделены на 6 разрядов. Сбор этот (общая сумма его в первые годы предполагается в 82000 руб.) предназначается для покрытия расходов по созванию съездов, исполнению их постановлений и т. п., а также по содержанию управления постоянного совета съездов, образуемого из членов — представителей различных районов, избираемых съездами на три года, и двух представителей от министерств финансов и земледелия. Исполнительным органом совета является управление, имеющее пребывание в СПб. Правилами 20 мая 1896 г. оговорено, что предметом суждения съездов не могут служить ни образование особых союзов или соглашений мукомолов с целью нормирования М. промышленности, ни производство коммерческих операций по покупке и продаже зерна и муки средств съездов. Мукомолы, уплачивающие установленный сбор, считаются действительными членами съездов; владельцы мелких мельниц состоят в этом звании в том случае, если уплачивают по 10 руб. в год. В заседаниях съездов могут участвовать мукомолы всей империи, но решающий голос принадлежит лишь действительным членам съездов, а равно представителям правительственных учреждений. Одной из первых мер по организации мучного экспорта, намеченной на съездах 1895—96 гг., является предполагаемое учреждение агентств по представительству торговых интересов русского мукомолья как в России, так и за границей; агентства эти будут доставлять совету съездов все необходимые сведения о торговле мукой, о спросе и предложении, о требованиях на тот или другой сорт.

См. также

• Ветряная мельница
• Водяная мельница
• Вихревая мельница
• Мукомольня военная

Литература

• Афанасьев П. А., Менделеев Д. И., Яновский А. Е. Мукомольное производство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• К. Вебер, «Мукомольное дело» (2 изд., СПб., 1892);
• К. Зворыкин, «Курс по Мукомольному производству» (1894);
• С. Нотович, «Жерновые и вальцовые Мукомольные мельницы» (2 изд., 1885);
• А. Клопов, «Очерк Мукомольного производства в Приволжье» (1889);
• А. Клопов, «Очерк мукомольно-крупчатной промышленности в Приволжье в 1892—93 гг. (1894); „Отчет по II и III всероссийским съездам мукомолов в 1895 г.“ (СПб., 1895);
• П. Шостак, „Мукомольная промышленность в Англии, Бельгии и Голландии“ (СПб., 1894).
• Периодические издания: „Northwestern“ Miller» (Миннеаполис); «Die M ü hle» (Лпц.);
• «Мельник» (М., ред.-изд. Д. А. Мансфельд);
• «Вестник Мукомольного дела и хлебной торговли» (СПб., ред.-изд. Н. П. Мердер).

Отрывок, характеризующий Мукомольное производство

– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.