Мукусев, Владимир Викторович
Поделись знанием:
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
| Владимир Мукусев | |
 | |
| С партнёром по телекомпании «ВИD» Александром Политковским (слева) | |
|---|---|
| Род деятельности: |
Репортёр, ведущий, публицист, политолог[1], режиссёр, телеведущий, телепродюсер, сценарист |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Награды и премии: | |
Влади́мир Ви́кторович Муку́сев (род. 17 мая 1951, Ленинград) — советский и российский журналист и политолог. Родился в Ленинграде 17 мая 1951 года[2][3][4]. С 1987 по 1990 год — ведущий и выпускающий редактор информационно-развлекательной программы «Взгляд»[5][6][7], про которую говорил, что она «была сильна в первую очередь не журналистами, а гостями»[8]. Академик Евразийской Академии Телевидения и Радио, автор и ведущий ряда телевизионных проектов, в том числе и региональных. В 2016 году — кандидат в депутаты Государственной Думы от партии «Яблоко»[9].
Содержание
- 1 Образование
- 2 Карьера
- 2.1 Телевидение
- 2.1.1 Молодёжная редакция Центрального телевидения Гостелерадио СССР (1978—1991)
- 2.1.2 Региональное ТВ (1991—2005)
- 2.1.3 Канал Ren-TV (1997)
- 2.1.4 ТВЦ (1999—2000)
- 2.1.5 «Ваше общественное телевидение!» (2011—настоящее время)
- 2.1.6 «Телеканал „Комсомольская правда“ (2012—настоящее время)
- 2.1.7 Телеканал «Ностальгия» (2013-настоящее время)
- 2.2 Творческие объединения и телевизионные группы
- 2.3 Фильмография
- 2.4 Радио
- 2.5 Научная работа
- 2.6 Книги Владимира Мукусева
- 2.7 Вклад в журналистику
- 2.1 Телевидение
- 3 Награды
- 4 Политика
- 5 Семья
- 6 См. также
- 7 Примечания
- 8 Ссылки
Образование
- Профессионального журналистского образования не имел и не имеет, о чём рассказывает в своих интервью[10].
- В 1973 году окончил Ленинградский электротехнический институт связи имени Бонч-Бруевича по специальности «инженер-конструктор радиоаппаратуры».
- В 1982 году окончил режиссёрский факультет Ленинградского государственного института культуры имени Крупской.
- В 1995 году окончил Дипломатическую академию МИД России;
- В 1996 году окончил аспирантуру Дипломатической академии МИД России, защитил кандидатскую диссертацию по политологии на тему «Влияние электронных СМИ на результаты выборов в высшие органы власти в США и России»[11].
Карьера
Телевидение
- На телевидении оказался с подачи супругов Владимира и Тамары Максимовых (режиссёра и ведущей популярной программы «Музыкальный ринг»), которые привлекли Владимира Мукусева для работы в своей передаче «Янтарный ключ»[12].
- С 1970 года — автор и ведущий ряда телепрограмм Ленинградского ТВ.
- В 1978 году лауреат Всесоюзного телеконкурса «Салют, фестиваль!» (ЦТ, Москва).
Молодёжная редакция Центрального телевидения Гостелерадио СССР (1978—1991)
- С 1978 года — редактор, корреспондент, комментатор, главный выпускающий Главной редакции программ для молодёжи Центрального телевидения Гостелерадио СССР[3][13][14]. Студент журфака МГУ и его будущий коллега Владислав Листьев писал тогда о работе журналиста Мукусева диплом и выбрал его себе в качестве наставника[15].
- Был журналистом главной редакции программ для молодёжи Центрального телевидения Гостелерадио СССР. Работал в т. н. «горячих точках»: Афганистане (1986), Нагорном Карабахе (1987), Северной Осетии, Ингушетии, Чечне, Югославии[7]. Участвовал в организации знаменитых телемостов «СССР — США» и подготовке передач «Мир и молодёжь», «12-й этаж», «Донахью в Москве»[3][16], с тех пор скептически относится к ведущему Владимиру Познеру[17].
- С 1987 по 1990 годы — главный выпускающий (по должности) и самый старший (по возрасту) ведущий программы «Взгляд»[18][19][20][21]:
Передачи Мукусева были суше и профессионально (это приходит с опытом работы в условиях цензуры) сдержаннее. А как профессионал он был несомненно сильнее «троицы», он всегда уверенно чувствовал себя в любой ситуации. Мог задать неожиданный острый вопрос, нестандартно повернуть программу. Кредо Владимира Мукусева: «Передача должна начинаться и заканчиваться одной темой, строиться вокруг одного стержня. Только тогда „Взгляд“ достигнет цели»
- Владимир Мукусев слыл автором сенсационных сюжетов, которые обсуждались во Всесоюзном масштабе[22]. Спустя много лет признавался, что «грустит», вспоминая этот период своей биографии[23]. Некоторые эксперты отмечают, что ведущие «Взгляда» «страдали некоторым советским догматизмом»[24].
- Сам Владимир Мукусев отмечал в одном из интервью[25]:
|
„Взгляд“ — это не только сюжеты. Он влиял на принятие властью серьёзнейших политических решений. Например, был предъявлен народу первый легальный советский миллионер — Артём Тарасов и партбилет его заместителя по кооперативу. Чёрным по белому там было написано: партвзносы за месяц 90 тысяч рублей. Это при средней зарплате в стране в 120 рублей. Грандиозный скандал привёл к принятию принципиально нового закона о кооперации, создавшего правовую базу для перехода страны к многоукладной экономике и к реальному рынку. | 
|
- После работы во «Взгляде» (в 1991 году) Владимир Мукусев некоторое время работал генеральным директором Союза эфирного и кабельного телевидения СССР.
- В 1993 году тогдашний председатель парламентского комитета по СМИ Михаил Полторанин намеревался поручить Владимиру Мукусеву руководство Российской Государственной Телерадиокомпанией «Останкино», но его намерение не было реализовано[15].
Региональное ТВ (1991—2005)
- С 1991 по 1992 год возглавлял в качестве президента Ассоциацию независимых телекомпаний Сибири и Дальнего Востока. Создал на Новосибирском ТВ программу «Взгляд из Новосибирска». Основал три десятка региональных телекомпаний[26].
- С 1994 года — ведущий телевидения Нижнего Новгорода, где выпускал авторскую программу «Взгляд из Нижнего»[3].
- В 1995 году, после убийства Листьева Владимира Мукусева пригласил возглавивший компанию Александр Любимов. Мукусев полагал, что Любимов отдаст положенную Мукусеву долю в капитале компании. Но, по словам Владимира, экс-коллега Любимов предложил ему всего лишь делать сюжеты для его «Взгляда», что Мукусева не устроило[15].
- С 2004 года — ведущий новоуральского телевидения (канал «Наш дом»)[27].
Канал Ren-TV (1997)
С января по апрель 1997 года — автор и ведущий еженедельной программы «Объясните простому человеку» на телеканале REN TV[3]. Его публицистический цикл, по мнению экспертов, был «острым даже для второй половины 1990-х»[28]. ТВ-мэтр получил полный карт-бланш руководства, но вновь серьёзно повздорил с властью, о чём рассказал позднее в одном из своих интервью[29]:
Студенты спросили: «А почему в Москве так много Церетели»? И я попытался в этом разобраться. Первый, кому позвонил, был Церетели, второй — Лужков. Потом в течение долгого времени пытался устроить встречу с ними студентов МАРХИ. Я сделал передачу, где один из героев… предположил, что это происходит из-за того, что Церетели и Лужков имеют… совместный материальный интерес. Передачу посмотрел Лужков, вызвал Лесневскую на ковёр… по всей видимости, поставил условие: если хотите в дальнейшем получать от мэрии поддержку, то избавьтесь от Мукусева.
Ирена Лесневская утверждала, что уволила ведущего за нарушение журналистской этики: «он запросил деньги с производителей водки, о которых собирался делать передачу»[30]. Журналист Владимир Мукусев в ответ заметил:
Я люблю деньги и с удовольствием халтурю, если есть такая возможность. Но… Даже самые страшные мои враги не позволяют себе говорить о деньгах, якобы берущихся за сюжеты… Возможно, Лесневская просто хотела скандала, ведь она не уставала повторять: «Мне нужны скандалы, мы только этим можем вырваться вперёд». В таком случае она своего добилась: я подаю на неё в суд.
ТВЦ (1999—2000)
- В 1999 году журналиста пригласили на столичное ТВ[7]. О работе на ТВ-Центре вспоминал сам Владимир Викторович, который, по его словам, к тому времени «уже 9 лет был запрещён на центральных каналах»[29]:
Я с удовольствием откликнулся на предложение создать передачу, которая стала бы альтернативой тому, что делали Доренко и Сванидзе. Так появился цикл «Секретные материалы: расследование ТВЦ». Во многом это не только моя заслуга, но и Андрея Плахова, режиссёра, известного по передаче «До и после полуночи». Так я отснял 10 выпусков. На третьей передаче сменилось руководство, воцарился Попцов… Самое парадоксальное, что был один звонок, когда мне прямо сказали: «Не надо в прокуратуру писать письмо. Ты же не хочешь повторить судьбу одного из твоих бывших коллег?» У всех моих бывших коллег жизнь сложилась удачно. Кроме одного — Листьева.
- С декабря 1999 года — ведущий программы «О чём молчит ТВ».
- С января 2000 года — ведущий еженедельной программы «Третьего не дано»[4][31].
«Ваше общественное телевидение!» (2011—настоящее время)
С 2011 года создаёт программу «Yellow submarine»[32] на телеканале ВОТ!.
За повествование об обстоятельствах гибели российских журналистов в Югославии стал лауреатом премии им. Артёма Боровика в номинации «Телевидение»[33][34].
«Телеканал „Комсомольская правда“ (2012—настоящее время)
Во второй половине 2012 года начал сотрудничать с телеканалом «КП», еженедельно ведёт итоговую программу „Разберёмся“ с Владимиром Мукусевым».
Телеканал «Ностальгия» (2013-настоящее время)
Ведёт программу «Колба времени» на телеканале «Ностальгия».
Творческие объединения и телевизионные группы
Возглавлял телекомпанию «Киновек»[35][36]. Создал ряд проектов «под ключ»[12], преимущественно региональных[37]:
- «Взгляд из Новосибирска»
- «Взгляд из Нижнего»
- «Взгляд из Мурманска»
- «Взгляд из Новороссийска»
- «Взгляд из Находки»
- «Ночной клуб» (Екатеринбург);
- «Только без паники» (Санкт-Петербург)
- «Площадь Правды» (Томск)
- «Объясните простому человеку!» (REN — TV, Москва)
- «Новый домострой» (РТР);
- «Стрелка» (Сергиев Посад);
- «FM ТВ» (100-ТВ, Санкт-Петербург);
- «Субботние диалоги» (ТКТ-ТВ, Санкт-Петербург).
Фильмография
Автор нескольких документальных фильмов, среди которых:
- «Самолёт из Кабула»[38],
- «Да здравствуют люди»,
- «Ленинград-Сиэтл. Год спустя», за который и получил премию «Эмми» — высшую телевизионною награду Американской академии телевизионных наук и искусств[1].
Радио
- С 2001 по 2002 года — ведущий радиостанции «Эхо Москвы». Из интервью 2001 года[39]:
Я оказался в Питере в силу того, что мой товарищ Лёша Венедиктов, мой ученик, который в своё время собирался сделать радио «Взгляд» и сделал в итоге «Эхо Москвы», попросил меня создать нечто подобное «Эху Москвы» в Петербурге.
- Позднее — редактор-консультант радиостанции «Эхо Петербурга» (по инициативе Алексея Венедиктова).
Научная работа
- Действительный член Евразийской Академии Телевидения и Радио[40].
- Ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания.
- Читает лекции в университетах[10][41][42][43]. Ведёт мастер-классы для будущих журналистов[44][45].
- Преподаёт журналистику в Первой национальной школе телевидения Академии государственной службы РФ при Президенте РФ (Москва), Гуманитарном университете телевидения и радио им. М. Литовчина (Москва) и Санкт-Петербургском государственном университете кино и телевидения (Санкт-Петербургском институте телевидения, бизнеса и дизайна)[46].
Книги Владимира Мукусева
Автор ряда книг, из которых наибольшую известность приобрела работа «Разберёмся…» (Лениздат, 2007, ISBN 978-5-9765-0300-7)[47][48][49], о которой он неохотно разговаривает с журналистами[50]. Первая презентация книги состоялась в Дагомысе, затем последовали аналогичные мероприятия в Центральном Доме журналистов в Москве, в Санкт-Петербургском Доме книги, а затем и в провинции. Мукусев декларировал[51]:
Очень много публикаций было посвящёно моему другу и ученику Владу Листьеву. Я постарался, высказывая свою версию убийства, всё-таки дать понять людям, что же произошло 1 марта 1995 года… Я пишу о том, что на бывшем Центральном телевидении (ныне Первом канале) существовало и существует по сей день беспрецедентное враньё и воровство.
Документы КРУ о злоупотреблениях телечиновников, на основе которых Мукусев (как депутат Верховного Совета) делал своё официальное заключение, позже тоже сгорели в Белом доме[15]. В работе над рукописью автору помогала его студентка Оксана Лебедева[52].
Выход этой книги на незначительное время реанимировал интерес публики к знаменитому некогда репортёру.
Александр Кондрашов в своей рецензии на книгу Евгения Додолева «Битлы перестройки» назвал Мукусева соавтором (поскольку беседы автора с Владимиром составили значительную часть произведения)[53].
В конце 2011 года вышла книга Мукусева «Чёрная папка», в которой рассказана «история бесследного исчезновения телекорреспондентов Виктора Ногина и Геннадия Куренного»[54]. В рецензии, которую опубликовала «Литературная газета» сказано[55][56]:
главное, что в книге интересно — кроме, конечно, описания многолетнего почти детективного расследования гибели в Югославии русских журналистов Виктора Ногина и Геннадия Куренного, — именно «сопутствующие обстоятельства», перемены в стране, мире, СМИ, жизни рассказчика
В 2012 году была издана в Хорватии под названием «Црна мапа».
Вклад в журналистику
- Про «Взгляд» и его роль в становлении гласности Владимир Мукусев отмечал[25]:
|
|
Масштаб предложенных стране реформ был настолько грандиозен, что осуществить их можно было только с помощью сильных, независимых СМИ, частью которых постепенно и стал «Взгляд». |
|
- Участвовал в создании телекомпаниий ВИD и НТН (первая независимая телекомпания в России, Новосибирск, 1991 год); телеканалов НТН-4, НТН-12 (Новосибирск); телесети Ассоциация независимых телекомпаний Сибири и Дальнего Востока (1991 год).
- В период работы Мукусева во «Взгляде» последний «имел неслыханную популярность, его смотрели по системе „Орбита“ десятки миллионов зрителей на пространстве от Сахалина до Балтики». Даже 10 лет спустя «Огонёк» позиционировал ведущих программы как «народных героев»[57]:
Кто помнит, сколько их было, ведущих «Взгляда», появлявшихся в самой свободной студии «Останкино» по пятницам? Листьев, Любимов, Захаров, Политковский, Мукусев. Кто ещё — Ломакин, Додолев, Боровик… Они стали народными героями, олицетворявшими перемены внутри страны, так же, как символом перестройки за границей был Горбачёв.
- После публикации в журнале «Огонёк» сенсационного интервью ведущего (подготовленного журналисткой издания Анастасией Ниточкиной), в котором разоблачался циничный сговор комсомольских вождей и коллектива компании ВИD, «фамилия Мукусев стала запретной на Центральном телевидении»[7][29]. Примечательно, что из 31 награждённого в честь юбилея «Взгляда» — 25 над передачей не работали никогда[58]. За «вынос мусора из избы» журналист подвергнут был остракизму[23][59][60]:
На церемонии вручения премий «ТЭФИ» жюри решило отметить двадцатилетие «Взгляда». Во время вручения «взглядовцам» Золотого Орфея были названы имена тридцати одного человека, так или иначе причастного к созданию программы-юбиляра. Фамилии Мукусева среди них не было.
- Мукусев был режиссёром знаменитого телемоста между США и СССР («Ленинград — Бостон»)[10] когда россиянка произнесла вошедшую в анналы фразу: «Секса у нас нет!»[60][61].
- Именно в выпуске «Взгляда», подготовленном Владимиром, дебютировал на ТВ Виктор Цой[62].
- В книге «Влад Листьев. Пристрастный реквием» рассказано, что ведущий на своей славе денег не заработал и был вынужден заниматься частным извозом[63]. Эксперты причисляли Владимира к разряду т. н. «честных» журналистов (говоря об имидже)[64]:
Главным признаком «честных» всегда была однозначность целей и незамысловатость способов их достижения (отсюда и горячность во взоре, и нарочито-пролетарские манеры). Кто не помнит «честных» Политковского и Мукусева в одной упряжке с фраерствующими (и тщательно замазывающими грех буржуазности и эстетства) Дмитрием Захаровым, Александром Любимовым и Евгением Додолевым во всенародно любимом «Взгляде»?
- Эдуард Сагалаев говорил: «В современной телевизионной тусовке говорят так: „Да, он сукин сын, но он НАШ сукин сын“. Так вот, Владимир Мукусев — НЕ НАШ сукин сын! Потому что он вообще НЕ сукин сын»[17]. Сам Мукусев утверждал[29]:
|
|
Конечно, я не ангел, но и телевидение не институт благородных девиц. |
|
- В известной степени был новатором редкого в российской медиа-индустрии жанра «журналистские расследования»[65], в течение нескольких лет ведя работу по выяснению обстоятельств загадочного исчезновения осенью 1991 года в Югославии корреспондентов Центрального телевидения — Виктора Ногина и Геннадия Куринного[66][67] (в 2010 году Владимир написал письмо президенту Хорватии Иво Йосиповичу, предложив учредить именную стипендию в университете Загреба и установить памятник журналистам на месте их гибели[68][69], аналогичное письмо Мукусев написал и президенту России 3 мая 2011 года[70], памятник был открыт 21 мая 2011 года; сын одного из погибших, Иван Куринной на открытии памятника присутствовал, «но категорически отказался выступать»[71], тексты надписей на памятнике (на русском и хорватском языках) отличаются (по-русски: «На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли русские журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память»; по- хорватски: «Здесь 1 сентября 1991 года, в первые месяцы Отечественной войны, члены сербских военизированных подразделений злодейски убили русских журналистов»)[72].); среди прочих — дело о нападении на Союз ветеранов Афганистана в Екатеринбурге (1993)[73], дело о готовящемся покушении на кандидата в президенты Украины Л. Кучму (1994)[74], дело об убийстве Влада Листьева (1995)[29][75][76]. По поводу последнего у Мукусева своё мнение: причастность к преступлению Бориса Березовского он отрицает[77][78][79], в марте 2010 года, когда исполнилось 15 лет со дня гибели Влада Листьева, его коллега выступил с интервью [svpressa.ru/society/article/21833/ «Влад, вы рано или поздно перестреляете друг друга»]. Его откровения были растиражированы во многих сетевых СМИ[80]. Владимир утверждает, что на момент убийства на счетах его коллеги было около 16 миллионов долларов США[45]. Мукусев достаточно категоричен:
|
|
Те, кто убил Листьева, сегодня руководят ОРТ |
|
Награды
- Премия Американской академии телевизионных наук и искусств «Эмми» (т. н. Телеоскар) вместе с П. Корчагиным и С. Скворцовым (1987 год) за документальный фильм «Ленинград — Сиэтл. Год спустя» (в американском прокате — «Лицом к лицу»)[81].
- Лауреат премии им. Ю. В. Андропова (с вручением золотой медали) «За выдающийся вклад в обеспечение безопасности РФ» (2002 год)[52][82].
Политика
Владимир Мукусев всегда отмечал политические аспекты телевизионной деятельности; в одном из интервью заметил[25]:
Вспомним, что в 1995 году, за год до президентских выборов Березовский, создавая ОРТ, предложил Листьеву стать его главой. Делал он это не только для того, чтобы с помощью настоящей, а не дутой телезвезды модернизировать бывшее ЦТ, но и решить сверхзадачу: новый телеканал должен был заставить страну «проголосовать сердцем» за президента Ельцина.
Выборные кампании
- Был организатором предвыборной кампании генерала Александра Лебедя в 1996 году[83].
Позиционирование
- Считает себя «теледиссидентом» и находится в открытой оппозиции к нынешнему телевизионному истеблишменту[14][15].
Депутатская деятельность
- Народный депутат РСФСР (1990—1993), член Совета Национальностей Верховного Совета РФ, член Комитета по правам человека, член фракции «Радикальные демократы» блока «Коалиция реформ», участник создания фракции «Демократическая Россия», Межрегиональной депутатской группы (МДГ) и группы «Гласность»[84].
- Участвовал в восстановлении города Спитак после землетрясения в Армении (1988).
- Вёл миротворческую деятельность в Нагорном Карабахе во время армяно-азербайджанского конфликта (1991—1994).
- Инициатор написания федерального закона ФРГ о создании фонда по выплатам компенсаций за «бесплатный труд, который совершали узники, насильно сосланные в Германию»[85].
- Выиграл в Конституционном суде дело об индексации обесценившихся в результате экономических реформ (1990-е годы) денежных вкладов[86][87]. Владимир Мукусев вспоминает[81]:
Вкладчики Сбербанка обанкротились в момент экономических реформ 1992 года? Я добился, чтобы эти деньги признали государственным долгом, и теперь их потихоньку выплачивают людям. Правда, президент Борис Ельцин тогда меня как журналиста вычеркнул из списка живых. Когда решался вопрос, кто возглавит канал «Останкино», он, увидев мою кандидатуру, стал так яростно её вычеркивать, что сломал ручку.
Семья
- Женат на Татьяне Листовой, внучке композитора и пианиста Константина Яковлевича Листова[88]. Любит украинскую кухню[89].
- Падчерица — Елизавета Листова, автор программы «Профессия-репортёр» на НТВ.
- Дочь — Дарья Мукусева.
- Дядя Александры Амановой, супруги рок-певца Константина Кинчева.
См. также
- «Взгляд»
Напишите отзыв о статье "Мукусев, Владимир Викторович"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.km.ru/magazin/view.asp?id=50A346B4042143F286AC5D2FE708B064 Km.Ru. Слово Правды Владимира Мукусева]
- ↑ [www.kino-teatr.ru/kino/screenwriter/ros/27077/bio Мукусев Владимир Викторович. Родился 17 мая 1951 в Ленинграде.]
- ↑ 1 2 3 4 5 [chelyabinsk.ru/conference/mukusev-s.html Онлайн-конференция. Владимир Мукусев]
- ↑ 1 2 [www.kino-teatr.ru/kino/acter/m/star/27077/bio/ Владимир Мукусев — биография — российские сценаристы]
- ↑ [www.gorodovoy.spb.ru/rus/news/civil/719730.shtml Владимир Мукусев представит в Петербурге новую книгу]
- ↑ [www.argumenti.ru/publications/4865 Аргументы Недели]
- ↑ 1 2 3 4 [www.journalist-virt.ru/mag.php?s=200802501 Журнал "Журналист": все о СМИ и журналистике. Радио Журналист]. Проверено 30 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DSIQEqJz Архивировано из первоисточника 6 января 2013].
- ↑ [www.internews.kz/newsitem/28-10-2010/13102 Владимир Мукусев: «В прямом эфире сегодня редко рождается мысль»]
- ↑ [www.yabloko.ru/list Региональные группы партии «ЯБЛОКО» на выборах в Государственную Думу]
- ↑ 1 2 3 [gazeta.sfu-kras.ru/node/1321 Игра по правилам Владимира Мукусева]
- ↑ [j5.alf-a.ru/mag.php?s=20071158 Срок регистрации домена закончился]
- ↑ 1 2 [www.whiteworld.ru/rubriki/000104/014/02010313.htm RuWeb.Info — Русский общественный информационно-аналитический центр- Обзор русскоязычной прессы Прибалтики]
- ↑ [www.panram.ru/ar_7828854 КОЛБАСА — ЕЩЁ НЕ ДЕМОКРАТИЯ]
- ↑ 1 2 [www.epochtimes.ru/content/view/13061/9/ Владимир Мукусев: «Если журналисту Богом не дано почувствовать чужую боль, то и репортаж не получится» — Великая Эпоха (The Epoch Times) — Актуальные новости и фоторепортажи]
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=178569 Владимир Мукусев]. Коммерсантъ № 80 (1262) (30 мая 1997). Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/66kvMbZ2V Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
- ↑ [gubkin.info/archiv/2248-vladimir_mukusev_uchu_molodyh_zhurnalistov_dumat.html Владимир Мукусев: «Учу молодых журналистов думать»]
- ↑ 1 2 [www.konkurent-krsk.ru/index.php?id=1909 Владимир МУКУСЕВ: «Сегодняшнее телевидение — прямая угроза государственной безопасности страны»]
- ↑ [www.panram.ru/ar_7828854 Информационный интернет-портал «Панорама» /Владимир Мукусев: КОЛБАСА — ЕЩЁ НЕ ДЕМОКРАТИЯ]
- ↑ [www.lenizdat.ru/a0/ru/pm1/c-1054947-0.html Отрывки из книги «Разберёмся…»]
- ↑ [archive.is/20120917143042/www.vecherka.ru/articleprint/4982 Да будет новый «ВЗГЛЯД!»]
- ↑ [www.mediascope.ru/node/287 Телепрограмма «Взгляд» в исторической перспективе]
- ↑ [odnakoj.ru/archive/23112009/iskysstvo/stepenq_svobodx_slova/ Степень свободы слова]
- ↑ 1 2 [old.journalist-virt.ru/mag.php?s=200712521 «ЖУРНАЛИСТ»:: «Журналист» № 12, 2007, с. 52]
- ↑ [www.newsru.com/religy/02dec2010/smirnov.html Журнал «Наука и религия» оценил 20-летие религиозной свободы в России]
- ↑ 1 2 3 [www.mospravda.ru/issue/2011/03/10/article26559/ Мосправда]
- ↑ vrn.old.kp.ru/daily/vrn/doc187116/
- ↑ [www.apiural.ru/soc/?news_id=20823 Владимир Мукусев ведёт на новоуральском городском канале программу]
- ↑ [j5.alf-a.ru/mag.php?s=200711581 Срок регистрации]
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.novayagazeta.spb.ru/2006/37/5 ТРУДНЫЙ ХАРАКТЕР ВЛАДИМИРА МУКУСЕВА | Новая Газета в Санкт-Петербурге, 2006 год, № 37]
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=178526 Владимир Мукусев уволен из REN-TV]
- ↑ [www.persons.ru/cgi/show.exe?Num=1065&Get=All&Item= МУКУСЕВ Владимир Викторович, ведущий программы «Третьего не дано», руководитель программы «Секретные материалы» (ТВЦ). Известные персоны России]
- ↑ [polit.pro/stuff/54 Выпуски «Yellow submarine»]Телеканал ВОТ!
- ↑ [yojo.ru/?p=7565 «Трагический финал XI церемонии вручения премии Артема Боровика»]"YOung JOurnalists", 17.11.2011
- ↑ [hghltd.yandex.net/yandbtm?text=http%3A%2F%2Fwww.mk.ru%2Fsocial%2Farticle%2F2011%2F11%2F16%2F643281-rossiyskih-zhurnalistov-nagradili-za-chest-muzhestvo-masterstvo.html&url=http%3A%2F%2Fwww.mk.ru%2Fsocial%2Farticle%2F2011%2F11%2F16%2F643281-rossiyskih-zhurnalistov-nagradili-za-chest-muzhestvo-masterstvo.html&fmode=inject&mime=html&l10n=ru&sign=8674bea35d2fc97e848767adc56217af&keyno=0 «Российских журналистов наградили за „Честь. Мужество. Мастерство“»] «Московский комсомолец», 16.11.2011
- ↑ [archive.is/20120909053839/www.pravoteka.ru/pst/218/108594.html Постановление Центральной избирательной комиссии РФ от 30 октября 2003 г. N 48/435-4 "О регистрации федерального списка кандидатов в депутаты]
- ↑ [www.votas.ru/socdem.htm Списки кандидатов]
- ↑ [www.1tvs.ru/index.php?id=330 Первая национальная школа телевидения]
- ↑ [www.chel-week.ru/2437-na-chelyabinsk.ru-proshla-onlajjn-konferencija.html На Chelyabinsk.ru прошла онлайн-конференция Владимира Мукусева]
- ↑ [www.aero-don.ru/articles/s/17/i/38/: Журнал Донавиа — Статьи — «Взгляд» Владимира Мукусева]
- ↑ [www.1tvs.ru/index.php?id=330 Мастерство тележурналиста]
- ↑ www.sfu-kras.ru/node/4820
- ↑ [www.aero-don.ru/articles/s/17/i/38/ «Взгляд» Владимира Мукусева]
- ↑ [www.24rus.ru/more.php?UID=37156 Независимое информационное агентство]
- ↑ [new.jf.pu.ru/index/146-1417.html Факультет журналистики]
- ↑ 1 2 [gidepark.ru/community/1741/article/345723 Листьева убили деньги. Журналист «Взгляда» Владимир Мукусев о прошлом и нынешнем ТВ. Гайдпарк — новое слово в развитии социальных сетей]
- ↑ [www.krestianin.ru/articles/3951.php?sphrase_id=3218684 Владимир Мукусев: Кляпы по ртам распихивает только слабая власть (01.07.08)]
- ↑ [www.bolero.ru/books/9785976503007.html Фрагменты интервью, выступлений, статьи, сценарии и расследования разных лет]
- ↑ [www.flinta.ru/book.php?id=556 Фрагменты интервью, выступлений, статьи, сценарии и расследования разных лет]
- ↑ [www.befree.ru/community/choice/books/31486.html Разберёмся! Владимир Мукусев]
- ↑ [www.zaks.ru/new/archive/view/46860 Владимир Мукусев: «Мы вернулись к доперестроечным временам» — Политическая жизнь Северо-Западного региона]
- ↑ [www.lenta.cjes.ru/?m=11&y=2007&lang=rus&nid=25786 Центр экстремальной журналистики]
- ↑ 1 2 [www.fontanka.ru/2007/11/22/020/ Новости Санкт-Петербурга]
- ↑ [www.lgz.ru/article/17359/ Литературная газета. Рецензия на книгу «Битлы перестройки»]
- ↑ [www.press-line.ru/novosti/programma-v-krasnoyarskoy-yarmarki-knizhnoy-kul-tury-3-noyabrya.html Программа V Красноярской ярмарки книжной культуры]
- ↑ [www.lgz.ru/article/18648/ Рецензия // «Литературная газета»]
- ↑ [www.newlookmedia.ru/?p=20321 Наперекор. Следствие расследования // «Музыкальная правда», Издательский Дом «Новый Взгляд»]
- ↑ [ogoniok.com/archive/1997/4522/39-04-07/ 10 ЛЕТ МЕНЯЯ ВЗГЛЯД НА МИР]
- ↑ [www.journalist-virt.ru/mag.php?s=200711821&prn=1 Журнал "Журналист": все о СМИ и журналистике. Радио Журналист]. Проверено 30 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DSISVN3K Архивировано из первоисточника 6 января 2013].
- ↑ [www.pro-volgograd.ru/citations/id/77 Первая Газета в Волгограде]
- ↑ 1 2 Анри Вартанов. [www.rg.ru/2007/10/22/kniga.html Взгляд на шальные деньги]. Российская газета (22 октября 2007). Проверено 13 августа 2010.
- ↑ [prochtenie.ru/index.php/docs/1078 Владимир Мукусев в Доме книги]
- ↑ [www.pcmusic.ru/node/243 Продюсер Айзеншпис Юрий Шмильевич]
- ↑ [www.business-gazeta.ru/article/57436/ "Убивать Влада никто не хотел. Но он мешал Бадри Патаркацишвили проводить реформу на «первой кнопке»]
- ↑ [www.segodnya.ua/oldarchive/c2256713004f33f5c2256865004a7f57.html Газета Сегодня № 6 (507) за 14.01.2000. ЗА ЧЕСТНЫХ ФРАЕРОВ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО]
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=178526 Владимир Мукусев]. Коммерсантъ № 80 (1262) (30 мая 1997). Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/66kvHb6L2 Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
- ↑ [www.litru.ru/br/?b=643 «Изменник» — Бестужев-Марлинский Александр]
- ↑ [evartist.narod.ru/text14/60.htm Журналистское расследование. ГЛАВА 1. КЛАССИКИ ЖАНРА. Журналистские расследования в современной России]
- ↑ [kp.ru/daily/25689.5/893584/ В Хорватии поставили памятник погибшим советским журналистам // KP.RU]
- ↑ [pnp.ru/newspaper/20110527/6646.html Парламентская газета]
- ↑ [www.mospravda.ru/issue/2011/06/02/article27714/ Мосправда]
- ↑ [svpressa.ru/society/article/44033/ «На открытии памятника погибшим журналистам мне было горько и стыдно»]
- ↑ [www.mk.ru/blog/posts/389-lichnaya-voyna-vladimira-mukuseva.html Личная война Владимира Мукусева]
- ↑ [www.svoboda.ural.ru/arch/ar19930215.html РАДИО СВОБОДА]
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=83458 Владимир Мукусев вернулся в Москву]. Коммерсантъ № 127 (595) (12 июля 1994). Проверено 13 августа 2010. [www.webcitation.org/66kvK39zx Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
- ↑ [www.subbota.com/2007/12/13/li003.html?r=33& Владимир Мукусев знает, кто убил Влада Листьева]
- ↑ [www.rusnord.ru/2010/1/29598 RUSNORD. Информационное агентство. Новости, политика, комментарии, интервью, аналитика]
- ↑ [www.spb.aif.ru/city/news/65901 Коллега Листьева: Убийц нужно искать в телецентре — АиФ — Петербург]
- ↑ [www.pravo.ru/news/view/40926/ ПРАВО.RU — Друг Листьева: убийц нужно искать в Останкино]
- ↑ [fraza.ua/news/26.10.10/101955.html Березовский не причастен к смерти Листьева. Убийц нужно искать не в Лондоне, а в «Останкино»? — Березовский]
- ↑ [yandex.ru/yandsearch?text=%C2%ABВлад,+вы+рано+или+поздно+перестреляете+друг+друга%C2%BB&lr=213 «Влад, вы рано или поздно перестреляете друг друга»]
- ↑ 1 2 [www.fontanka.ru/2007/11/22/020/print.html Владимир Мукусев представит в Петербурге новую книгу]
- ↑ [www.nemchenko.ru/wind.php?ID=596149&soch=1 Владимир Мукусев представит в Петербурге новую книгу]
- ↑ [www.kult-pohod.ru/themes/kultprosvet/vzglyadnavzglyad.phtml TV в эпоху перемен и двадцать лет спустя]
- ↑ [viperson.ru/wind.php?ID=734 Мукусев Владимир Викторович. Политолог, журналист, создатель телекомпании ВИД]
- ↑ [svpressa.ru/society/article/21833/ 15-летие со дня убийства Листьева. «Влад, вы рано или поздно перестреляете друг друга». Владимир Мукусев в интервью Евгению Ю. Додолеву вспоминает, как и когда он в последний раз общался с Владом Листьевым]
- ↑ [www.krestianin.ru/articles/3951.php Владимир Мукусев: Кляпы по ртам распихивает только слабая власть]
- ↑ [www.novayagazeta.spb.ru/2006/37/5 ТРУДНЫЙ ХАРАКТЕР ВЛАДИМИРА МУКУСЕВА]
- ↑ [svpressa.ru/society/article/21833/ 15-летие со дня убийства Листьева. «Влад, вы рано или поздно перестреляете друг друга»]
- ↑ [lib.metromir.ru/book41635 Владимир Мукусев: «Моя жена — это идеальная женщина»]
Ссылки
- [persona.km.ru/interview/index.asp?data=25.06.2001%2012:58:00&archive=on Интервью Владимира Мукусева 2001 года]
- [www.ren-tv.com/news/incidents/5458-2009-06-19-17-49-37 Сюжет «Прощание с Олегом Вакуловским»]
- [www.aero-don.ru/articles/s/17/i/38/ «Взгляд» Владимира Мукусева]
- [old.echo.msk.ru/guests/207/ В эфире «Эха Москвы»]
- Евгений Додолев [www.pnp.ru/newspaper/20100122/1791.html «В КАДРЕ ВСЕСОЮЗНАЯ ЖАЛОБНАЯ КНИГА»] // «Парламентская газета» : газета. — Москва, 2009. — № 02. — С. 17.
- [new.jf.pu.ru/index/146-1417.html Владимир Мукусев: «Власть напрасно боится журналистов в прямом эфире»]
- [www.ourt.ru/rubrika2.php?row_id=3819 Пресс-конференция Владимира Мукусева]
- [svpressa.ru/society/article/21833/ Владимир Мукусев в интервью Евгению Ю. Додолеву вспоминает, как и когда он в последний раз общался с Владом Листьевым, 2010 год]
Отрывок, характеризующий Мукусев, Владимир Викторович
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Режиссёры по алфавиту
- Режиссёры СССР
- Режиссёры России
- Телеведущие по алфавиту
- Телеведущие СССР
- Телеведущие России
- Продюсеры по алфавиту
- Телепродюсеры СССР
- Телепродюсеры России
- Родившиеся 17 мая
- Родившиеся в 1951 году
- Журналисты России
- Журналисты СССР
- Репортёры
- Публицисты России
- Сотрудники программы «Взгляд»
- Члены Верховного Совета Российской Федерации (1990—1993)
- Лауреаты премии «Эмми»
- Члены Союза журналистов СССР
- Ведущие радиостанции «Эхо Москвы»
