Муниципальная картинная галерея Салоник
Муниципальная картинная галерея города Фессалоники, Центральная Македония, Греция основана в 1966 году как ответвление Муниципальной Библиотеки Фессалоник.
Галерея
С 1986 году галерея была размещена в «Вилле Мордоха»[1] по имени богатого жителя Фессалоник, из многочисленной до Второй мировой войны еврейской общины города, которому ранее принадлежала «Вилла». Здание было построено по проекту греческого архитектора Ксенофона Пеонидиса в эклектическом стиле в 1905 году, для командующего турецкого гарнизона Сейфулы-Паши, было куплено в 1923 году еврейской семьёй Шиалом, пока не перешло в 1930 году в руки Мордоха[2]. Здание принадлежит сегодня муниципалитету Фессалоник. Галерея также использует «Залы Макридиса» на набережной и Старый Археологический музей как постоянные выставочные залы. Галерея насчитывает более 1000 работ в своей коллекции, которые разбиты на Коллекцию художников Фессалоник (3 поколения: 1898—1922, 1923—1940, 1941—1967), Коллекцию современной греческой гравюры, Коллекцию византийских и поствизантийских икон, охватывающую период 6 веков, Коллекцию современного греческого искусства и Коллекцию скульптуры. Галерея организует регулярные (в основном ретроспективные) выставки греческих художников, издаёт художественные публикации, располагает специализированной библиотекой-читальней. С 1986 года галерея организовала 55 выставок греческих и иностранных художников. Одной из её целей является совместная организация выставок с большими учреждениями изобразительного искусства в Греции и за границей. При этом галерея представила таких художников как Макс Эрнст и Никос Энгонопулос (в 1997 году), Теофилос Хадзимихаил (в 1998 году), и, впервые в Греции, работы Николаоса Гизиса принадлежащие его семье (в 1999 году). Последние включали в себя рисунки и работы по маслу Гизиса из его путешествий по Греции, Малой Азии и Германии, семейные портреты и сцены, аллегорические сюжеты, жанровые картины. Ближайшие цели Муниципальной галереи включают преобразование второго и третьего этажа другого исторического здания города, «Вилла Бьянка», в постоянные выставочные залы для работ фессалоникийских художников и его коллекции византийских икон[3][4].
- Macedonian Museums-70-Dimotiki Pinakothiki Thess-304.jpg
Анастасиадис
- Macedonian Museums-70-Dimotiki Pinakothiki Thess-305.jpg
Папаспиру
- Macedonian Museums-70-Dimotiki Pinakothiki Thess-306.jpg
Пендзикис
- Macedonian Museums-70-Dimotiki Pinakothiki Thess-307.jpg
Венетулиас
Напишите отзыв о статье "Муниципальная картинная галерея Салоник"
Ссылки
- ↑ [www.mathra-sights.gr/hotspot.php?id=7&lan=el Δημοτική Πινακοθήκη Θεσσαλονίκης]
- ↑ [www.hri.org/culture97/eng/eidika_programmata/koinothtes/jewish_community/ Jewish Community Of Thessaloniki]
- ↑ [www.museumsofmacedonia.gr/Art_Museums_and_Galleries/Dimotiki_Pinakothiki_Thess.html Museums of Macedonia] web site
- ↑ [www.macedonian-heritage.gr/Museums/credits.html Creative CommonsAttribution-Share Alike 3.0 Unported license]
Внешние ссылки
- [www.mathra-sights.gr/hotspot.php?id=7&lan=el Official Website]
Координаты: 40°35′57″ с. ш. 22°57′18″ в. д. / 40.5993° с. ш. 22.9550° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.5993&mlon=22.9550&zoom=14 (O)] (Я)
Отрывок, характеризующий Муниципальная картинная галерея Салоник
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
