Мунке

Мунке (Мункэ, Менгу) Мөнх хаан<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Хан Мункэ на троне. Миниатюра из «Тарих-и-джехангуша» Джувейни.</td></tr>
Великий хан (каан) Монгольской империи
1 июля 1251 — 11 августа 1259
Предшественник:	Гуюк Огул-Гаймыш (регент)
Преемник:	Хубилай Ариг-Буга (претендент)
Рождение:	1208(1208)
Смерть:	11 августа 1259(1259-08-11) Чунцин
Род:	Чингизиды
Отец:	Толуй
Мать:	Сорхахтани

Мунке, Мункэ, Менгу (1208— 11 августа 1259, Чунцин) — четвёртый великий хан (каган) (1251—1259) Монгольской империи, внук Чингис-хана, сын Толуя и Соркактани-беги, брат Хубилая, Хулагу и Ариг-буги. Известен средневековому Западу своим участием в Европейской кампании 1236—1242, в ходе которой монгольское войско дошло до Адриатики.

Правление

После смерти хана Гуюка (1248) и регентства его вдовы Огул-Каймыш верховную власть в империи смогли взять в свои руки потомки Толуя. В начале 1251 года в Каракоруме Толуиды и поддержавшие их Джучиды собрали курултай, призванный провозгласить великим ханом Мунке. По сведениям Рашид ад-Дина, Бату, правитель Улуса Джучи, так охарактеризовал Мунке:

«Из [всех] царевичей [один] Менгу-каан обладает дарованием и способностями, необходимыми для хана, так как он видел добро и зло в этом мире, во всяком деле отведал горького и сладкого, неоднократно водил войска в [разные] стороны на войну и отличается от всех [других] умом и способностями»

—

Для его поддержки Бату прислал своего брата Берке с войсками. Кроме того, мать Мунке Соркактани смогла привлечь на его сторону Бельгутея (брата Чингиса), пользовавшегося большим уважением, и Урянхадая (сына Субедея), обладавшего огромным авторитетом в армии. Даже часть нойонов из враждебной партии Угедеидов и Чагатаидов посетила курултай, в частности сын Угедея Кадан, участник Западного похода.

Попытка противодействия со стороны другого кандидата в ханы Ширемуна (внука Угедея) провалилась. Так как на великом курултае Мунке получил верховную власть, а Бату стал ака (то есть старшим в роде), то они смогли подавить нарождавшуюся династическую смуту. Сразу после победы Мунке провёл следствие и суд, после которого приказал казнить семьдесят семь человек из числа своих противников — некоторых князей родов Угедея и Чагатая и их нойонов (эмиров по терминологии Джувейни и Рашид ад-Дина), в первую очередь темников и тысячников из их войск. Была также казнена и Каймыш вместе с рядом её сторонников (после другого следствия и суда). Конфискованные у них владения были разделены между Мунке и Бату, а также другими чингизидами, признавшими их власть.

Продолжение экспансии

После успешной борьбы за власть Мунке уделил внимание завоеваниям в Азии. В 1254 году монголы захватили Юньнань и вторглись в Индокитай, в то время как брат Мунке Хулагу расширил пределы империи до подходов к Египту (Ближневосточный поход). Дружеские отношения с Бату при этом помогли хранить целостность монгольского владычества.

В марте 1258 года 40-тысячная армия под личным командованием великого хана выступила в поход против Южной Сун из Каракорума через Сычуань. В мае армия достигла гор Люпаньшань (Ганьсу), где разделилась на три колонны. 6 октября армейская колонна Мунке вступила в Ханьчжун, 4 ноября заняла Личжоу (Сычуань), 7 декабря — крепость Дахошань (близ Цанси).

Мунке умер во время осады китайского рыбацкого города Хэчжоу на месте современного Чунцина, принадлежавшего Южной Сун. О причинах смерти источники повествуют по-разному. Внезапная смерть брата вынудила Хулагу оставить кампанию в Сирии и Египте и фактически привела к возобновлению борьбы за власть и распаду Монгольской империи.

Семья

Старшей женой Мунке была Кутукуй-хатун, дочь Улудая, сына Бука-гургена из племени икирес, зятя Чингис-хана. У Кутукуй и Мунке были сыновья Балту и Уренгташ и дочь Баялун. От другой жены, ойратки Огул-Тутмыш, у Мунке было две дочери — Ширин и Бичикэ.

У хана были также две наложницы — Баявчин из рода баявут и Куйтани из племени ильчикин. Баявчин стала наложницей Мунке в наказание её отца, укравшего из оружейной палаты тетиву лука. Сыном Баявчин был Ширеки, сыном Куйтани — Асутай, на стороне Ариг-Буги боровшийся против Хубилая (1260—1264).

Литература

• Иакинф (Бичурин Н. Я.) История первых четырёх ханов из дома Чингисова // История монголов. — М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. — С. 7—234. — ISBN 5-17-031003-X.
• Рашид ад-Дин. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/R.phtml?id=2057 Сборник летописей] / Перевод с персидского Ю. П. Верховского, редакция профессора И. П. Петрушевского. — М., Л.: Издательство АН СССР, 1960. — Т. 2.

Предшественник: Гуюк

Великий хан (каан) Монгольской империи 1251—1259

Преемник: Хубилай Ариг-буга (претендент)

Отрывок, характеризующий Мунке

– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.