Мунтяну, Франчиск
Поделись знанием:
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
Франчиск Мунтяну | |
Francisc Munteanu | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: |
Вецел, Румыния |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Профессия: | |
Карьера: |
Франчи́ск Мунтя́ну (рум. Francisc Munteanu; 9 апреля 1924, Вецел , Румыния — 13 апреля 1993, Бухарест, Румыния) — румынский писатель, сценарист и кинорежиссёр.
Содержание
Биография
Литературной деятельностью начал заниматься с начала 1950-х годов. Автор повестей и романов. Многие произведения переведены на русский язык. С начала 1960-х годов работал в кино. Дважды снимал фильмы с советскими кинематографистами («Туннель» и «Песни моря»).
Фильмография
Сценарист
- 1959 — Мяч / Mingea (с Синишей Иветичем и Андреем Блайером)
- 1959 — Волны Дуная / Valurile Dunării (с Титусом Поповичем)
- 1960 — Буря / (с Титусом Поповичем)
- 1962 — В небе нет решёток / Cerul n-are gratii (по своему роману «Художник»)
- 1964 — Возраст любви / La vârsta dragostei
- 1964 — В четырех шагах от бесконечности / La patru pași de infinit
- 1964 — Белая комната / Camera albă
- 1965 — По ту сторону заставы / Dincolo de barieră
- 1966 — Туннель / Tunelul (Румыния—СССР)
- 1967 — Небо начинается на третьем этаже / Cerul începe la etajul III (по своему роману)
- 1971 — Песни моря / Cîntecele mării (с Борисом Ласкиным, Румыния—СССР)
- 1972 — Любовь начнется в пятницу / Dragostea începe vineri
- 1973 — Святая Тереза и дьяволы / Sfînta Tereza și diavolii
- 1973 — Веснушчатый / Pistruiatul (сериал)
- 1973 — Любовь начинается в пятницу /
- 1974 — Клад на острове / Insula comorilor (сериал)
- 1975 — Бурные дни / Zile fierbinți
- 1976 — Рыжий / Roșcovanul
- 1978 — Мелодии, мелодии... / Melodii, melodii...
- 1979 — Побег / Evadarea
- 1980 — Трансильванцы на Диком Западе / Pruncul, petrolul și ardelenii (с Титусом Поповичем)
- 1980 — Операция «Конкордия» / Detașamentul 'Concordia'
- 1981 — Ана и «вор» / Ana și hoțul (в советском прокате «Жизнь начинается снова»)
- 1982 — Бухарестский паспорт / Buletin de București
- 1983 — Клочок неба / Un petic de cer
- 1985 — Брак с репетицией / Căsătorie cu repetiție
- 1990 — Огненная корона / Coroana de foc
Режиссёр
- 1960 — Солдаты в гражданской одежде / Soldați fără uniformă
- 1961 — Новый путь / Drum nou
- 1962 — В небе нет решёток / Cerul n-are gratii
- 1964 — Возраст любви / La vârsta dragostei
- 1964 — В четырех шагах от бесконечности / La patru pași de infinit
- 1965 — По ту сторону заставы / Dincolo de barieră
- 1966 — Туннель / Tunelul (Румыния—СССР)
- 1967 — Небо начинается на третьем этаже / Cerul începe la etajul III
- 1971 — Песни моря / Cîntecele mării (Румыния—СССР)
- 1973 — Святая Тереза и дьяволы / Sfînta Tereza și diavolii
- 1973 — Веснушчатый / Pistruiatul (сериал)
- 1976 — Рыжий / Roșcovanul
- 1978 — Мелодии, мелодии... / Melodii, melodii...
- 1980 — Операция «Конкордия» / Detașamentul 'Concordia'
- 1983 — Клочок неба / Un petic de cer
- 1985 — Опасный полет / Zbor periculos
- 1985 — Сентиментальное лето / Vară sentimentală
- 1987 — Воскресенье в семье / Duminică în familie
Сочинения
- «Ленца» (1954)
- «В городе над Мурешем» (1954)
- «Статуи никогда не смеются» (1957)
- «Гостиница Тристеце» (1957)
- «Небо начинается с третьего этажа» (1958)
- «Терра ди Сиена» (1962)
- «Куда?» (1970)
Издания на русском языке
- Мунтяну, Франчиск. Статуи никогда не смеются (Пер. с рум. П. Быстров). — М., «Иностранная литература», 1962.
- Мунтяну, Франчиск. // «Иностранная литература», 1964, № 8
Напишите отзыв о статье "Мунтяну, Франчиск"
Литература
- Большая советская энциклопедия. — Москва, Советская энциклопедия, 1969—1978
- Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. И. Юткевич. — Москва, Советская энциклопедия, 1987. — с. 284
- Gafiţă М., Вănulescu Т., Scriitori români contemporani. — Buc., 1964.
Ссылки
- Франчиск Мунтяну (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.kinopoisk.ru/name/335952/ Франчиск Мунтяну на сайте КиноПоиск]
Это заготовка статьи о кинорежиссёре. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Мунтяну, Франчиск
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.