Муньос, Мигель

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мигель Муньос
Общая информация
Полное имя Мигель Муньос Мосун
Родился 19 января 1922(1922-01-19)
Мадрид, Испания
Умер 16 июля 1990(1990-07-16) (68 лет)
Мадрид, Испания
Гражданство Испания
Позиция защитник
полузащитник
Должность главный тренер
Карьера
Молодёжные клубы
  Эсколапиос
  Буэновиста
  Павон
  Ферровиария
Клубная карьера*
1940—1941 Империо
1941—1942 Хирод
1942—1943 Империо
1943—1944 Логроньес
1944—1946 Расинг (Сантандер)
1946—1948 Сельта 36 (1)
1948—1958 Реал Мадрид 223 (23)
Национальная сборная**
1948—1955 Испания 7 (0)
Тренерская карьера
1958—1959 Ультра Плюс
1959—1974 Реал Мадрид
1969 Испания
1975—1976 Гранада
1976—1977 Эркулес (Аликанте)
1977—1979 Лас-Пальмас
1979—1982 Севилья
1982—1988 Испания

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Миге́ль Муньо́с Мосу́н (исп. Miguel Muñoz Mozún; 19 января 1922, Мадрид — 16 июля 1990, Мадрид) — испанский футболист и тренер, играл на позиции защитника и полузащитника.





Карьера

Клубная карьера

Мигель Муньос начал карьеру играя за молодёжные команды «Эсколапиос», «Буэновиста», «Павон» и «Ферровиария». Затем он начал обучение в мадридском колледже Каласансио (Calasancio) и в то же время впервые начал играть за полупрофессиональные команды «Империо» и «Хирод». В 1943 году Муньос перешёл в свой первый профессиональный клуб — «Логроньес», затем выступал за «Расинг» (Сантандер) и «Сельту», с которой он вышел в финал Кубка Генералиссимуса, но там клуб проиграл «Севилье» 1:4, а единственный гол у «Сельты» забил именно Муньос.

1 июля 1948 года Муньос вместе со своим партнёром по команде Пахиньо перешёл в «Реал Мадрид», польстившись на высокую заработную плату в 10 000 песет[1]. Муньос сразу стал играть в «Реале» на позиции опорного полузащитника, цементируя центр поля и отдавая пасы в атаку «Реала».

В первом же сезоне с «Реалом» Муньос завоевал лишь Трофей Терезы Эрреры, а в чемпионате ограничился лишь 3-м местом. Но вскоре в Реал начали приезжать звёзды: в 1949 году бразилец Диди, в 1953 году в клуб пришли Ди Стефано и Хенто, через год Риаль, а в 1956 году Копа. И именно с приходом этих игроков началась одна из самых лучших эпох в истории клуба. «Реал» начал с победы в Малом Кубке мира в 1952 году, затем в 1954 году выиграл чемпионат Испании, через год он повторил этот успех, присовокупив к нему Латинский кубок. В 1956 году «Реал» победил в первом розыгрыше Кубка европейских чемпионов, в котором капитан команды Муньос забил первый гол «Королевого клуба» в турнире, поразив ворота «Серветта», а в конце турнира стал первым игроком, поднявшим главный клубный европейский трофей над головой. Эти все успехи пришли к клубу после прихода Альфредо Ди Стефано, который благодаря находкам главного тренера клуба Энрике Фернандеса прекрасно взаимодействовал с Муньосом.

«Моё лучшее качество заключается в том, что мои идеи были очевидны партнёрам, я делал хорошие передачи и всегда находился рядом с мячом. Но я был, однако, очень медлителен, особенно это касается головы».

Во время сезона 1957/1958 Муньос, решивший посмотреть матч «Реала» с «Вашашом», был удивлён своей игрой: «Я выглядел толстым, играл будто не на месте, я выглядел как игрок другого типа, происходящим из другого поколения. Это был конец». После этого просмотра Муньос решил завершить карьеру. Президент «Реала» Сантьяго Бернабеу организовал Муньосу прощальный матч, на который съехались все звёзды, включая Пеле[2]. За «Королевский клуб» Муньос выступал 9 лет, проведя 347 матчей.

Международная карьера

За сборную Испании Муньос провёл 7 матчей. Он дебютировал 20 июня 1948 года в товарищеской игре со сборной Швейцарии в Цюрихе, которая завершилась со счётом 3:3. А последний матч провёл 17 марта 1955 года в Мадриде с Францией, в этой игре «гости» выиграли 2:1[3].

Тренерская карьера

Первым тренерским опытом Муньоса стал дубль «Реала», клуб «Ультра Плюс». А через год он неожиданно занял пост главного тренера первого клуба, заменив Луиса Карниглию, уволенного самим Бернабеу. В то время «Реал» находился на перепутье: тренеры играли роль «свадебного генерала», всё в клубе решали звёзды команды, имевшие выход напрямую на Бернабеу. Муньос был чрезвычайно амбициозен, а «Реал» представлял собой хорошо отлаженную «машину», где «правили бал» Ференц Пушкаш и Ди Стефано. Но в те годы у «Реала» появился очень опасный соперник — Эленио Эррера, изобретатель каттеначчо, главный тренер «Барселоны». И именно «Барселона» выиграла первый для Муньоса-тренера чемпионат страны, но в кубке чемпионов Муньос взял реванш — в полуфинале турнира «Реал» дважды одолел «Барсу»[4], а в финале разгромил «Айнтрахт» со счётом 7:3[5].

Но уже со следующего года у «Реала» Муньоса началась полоса внутрииспанских чемпионств: 9 раз за 13 лет управления Муньоса мадридский клуб становился лучшим в Испании. В 1964 году, в разгар омоложения состава «Реала», клуб дошёл до финала Кубка Чемпионов, где встретился с миланским «Интером», главным тренером которого был старый соперник Муньоса, ещё по «Барселоне», Эленио Эррера[6]. В то время в «Интере» блистал Джачинто Факкетти, левый защитник, совершенно неутомимый, при контратаках[7] «разгоняющий» атаку. Знавший это Муньос принял решение постоянной персональной опекой кого-то из полузащитников «Реала» сдержать Факкетти; это удалось «Реалу», однако Эррера на ход упредил соперника: опека Факкетти обеднила атакующую и оборонительную мощь «Реала», которая лишалась одного игрока полузащиты. Игра завершилась со счётом 3:1 в пользу «Интера». После матча Ди Стефано сказал Муньосу, что тот был совершенно некомпетентен и не заметил хитрости Эрреры даже во время игры. После этого у них произошёл долгий разговор, в результате которого Ди Стефано, которого Муньос считал образцом футболиста и человека, был изгнан из команды, а сам Муньос попросил Бернабеу об своей отставке, но Сантьяго, почти всегда становящийся на сторону игроков, здесь принял решение поддержать тренера и отставку не принял, хотя даже Хуан Антонио Самаранч сказал, что это ошибка.

В 1966 году «Реал», спустя 6 лет, выиграл свой шестой Кубок Чемпионов, обыграв в финале «Партизан», но наибольшим успехом стала победа в полуфинале над «Интером» 1:0 «дома» и 1:1 «в гостях». В начале 1970-х годов начал меняться футбол, наступила эпоха универсализма, к которой Муньос, на тот момент, готов не был, а в 1974 году, после поражения в кубке УЕФА от «Ипсвича» Муньос подал в отставку, которая, на этот раз, была принята, по той причине, что и в Испании «Реал» не блистал, занимая 8-ю строчку. Муньос работал в «Реале» 13 лет[8], при нём Реал провёл 601 матч в чемпионате Испании[9].

Затем Муньос работал в «Гранаде», «Эркулесе» и «Лас-Пальмасе», которую он довёл до финала кубка Испании в 1978 году, но там она проиграла «Барселоне» 1:3. В 1982 году Муньос возглавил сборную Испании, которая неудачно выступила на чемпионате мира. И уже в первый свой крупный турнир, со времени назначения Муньоса, сборная дошла до финала чемпионата Европы, где проиграла сборной Франции, ведомой Мишелем Платини, во многом благодаря голу, пропущенному из-за ошибки Луиса Арконады. Затем Испания проиграла в четвертьфинале чемпионата мира в 1986 году по пенальти бельгийцам, ну а на Евро-1988 команда «провалилась», не сумев выйти из группы, после чего Муньос подал в отставку.

Завершив тренерскую карьеру, Мигель Муньос уехал жить в родной Мадрид, где и скончался 16 июля 1990 года от кровотечений, вследствие варикоза вен[10]

В 2005 году испанская спортивная газета «Marca» учредила приз, с сезона 2005/06 ежегодно вручаемый лучшему тренеру Примеры и Сегунды. В честь легендарного тренера вновь учреждённый приз получил название «Приз Мигеля Муньоса».

Достижения

Как игрок

Как тренер

Напишите отзыв о статье "Муньос, Мигель"

Примечания

  1. Для сравнения в «Сельте» и «Расинге» Муньос получал 500 песет.
  2. Бернабеу воспользовался ситуацией, чтобы предложить Пеле очень выгодный контракт с «Реалом».
  3. [futbol.sportec.es/seleccion/ficha_jugador.asp?j=434&n=miguel/mu%C3%B1oz/miguel/mu%C3%B1oz/mozun Профиль на sportec.es]
  4. 3:1 и 3:1
  5. Муньос — первый человек, выигравший Кубок европейских чемпионов, как игрок и как тренер
  6. Это был расцвет Каттеначчо Эрреры
  7. Это главное в оборонительном стиле каттеначчо
  8. Никем не побитый рекорд
  9. Второй результат в истории испанского чемпионата, больше матчей только у Луиса Арагонеса
  10. [www.elpais.com/articulo/deportes/MUnOZ/_MIGUEL_/FuTBOL/Miguel/Munoz/muere/68/anos/edad/elpepidep/19900717elpepidep_7/Tes/ О смерти Муньоса]

Ссылки

  • [www.buscavidas.com/cgi-bin/xdoc20/media/media.pl?ref=100924 Статья на buscavidas.com]
  • [www.bocajuniors.ru/qmtrrq.html Статья на bocajuniors.ru]
  • [mag.football.ua/real/rm/Munoz.htm Статья на football.ua]
  • [www.donbalon.com/Default.aspx?accion=ampliacion&ItemID=1023&mid=436&tabid=147&tabindex=0&mod=436 Статья на donbalon.com]
  • [www.buscavidas.com/cgi-bin/xdoc20/media/media.pl?ref=100924 Статья на buscavidas.com]


Отрывок, характеризующий Муньос, Мигель

Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Муньос,_Мигель&oldid=80378175»