Муравчик, Борис Николаевич
| Борис Николаевич Муравчик | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1961 — 1973 | |||
| Место погребения: | Братское кладбище (Смоленск) | ||
| Партия: | КПСС | ||
| Образование: | Московский электромеханический институт железнодорожного транспорта | ||
| Награды: |
| ||
Борис Николаевич Муравчик (1913—1998) — советский партийный деятель, первый секретарь Смоленского горкома КПСС в 1961—1973 годах.
Биография
Борис Николаевич Муравчик родился 26 марта 1913 года в Черниговской губернии. Окончил техникум путей сообщения, после чего работал на железных дорогах. В послевоенные годы окончил Московский электромеханический институт железнодорожного транспорта и Московскую академию железнодорожного транспорта[1].
С 1960 года — на партийной работе в Смоленске. Работал заведующим промышленно-транспортного отдела Смоленского обкома КПСС, а в 1961 году был избран первым секретарём Смоленского городского комитета КПСС. За время его руководства городом было построено около двух десятков предприятий, два водозабора, реконструированы многие важные объекты жизнедеятельности города, активно велось жилищное и социально-бытовое строительство[1].
Ушёл со своего поста в 1973 году. Проживал в Смоленске. Умер в 1998 году, похоронен на Братском кладбище Смоленска[1].
Был награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени и рядом медалей[1].
Напишите отзыв о статье "Муравчик, Борис Николаевич"
Примечания
Отрывок, характеризующий Муравчик, Борис Николаевич
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
