Муравьёв-Амурский, Николай Николаевич

Не следует путать с Муравьёв, Николай Николаевич.

Не следует путать с Муравьёв-Карсский, Николай Николаевич.

Николай Николаевич Муравьёв-Амурский
Дата рождения	11 (23) августа 1809(1809-08-23)
Место рождения	Санкт-Петербург (?), Российская империя
Дата смерти	18 (30) ноября 1881(1881-11-30) (72 года)
Место смерти	Париж, Франция
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1827—1861
Звание	Генерал от инфантерии
Командовал	Тульский губернатор Восточно-Сибирский генерал-губернатор
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1828-1829), Польское восстание (1830-1831), Кавказская война
Награды и премии
Связи	Головин, Евгений Александрович, Невельской, Геннадий Иванович, Корсаков, Михаил Семенович, брат Муравьёв, Валериан Николаевич
Автограф

Граф Никола́й Никола́евич Муравьёв-Аму́рский (1809—1881) — российский государственный деятель, с 1847 по 1861 год служил генерал-губернатором Восточной Сибири. Генерал от инфантерии, генерал-адъютант. В истории расширения российских владений в Сибири Муравьёв-Амурский сыграл видную роль: ему принадлежит почин в возвращении Амура, уступленного Китаю в 1689 году.

Детство и юность

Правнук Степана Воиновича Муравьёва, внук гражданского губернатора Архангельска Назария Степановича Муравьёва, сын статс-секретаря и управляющего Собственной Его Величества канцелярией Николая Назарьевича Муравьёва и Екатерины Николаевны Мордвиновой, дочери порховского помещика Н. М. Мордвинова.

Немалую часть детства провел в имении отца под Петербургом, впоследствии Муравьёвский переулок (Улица Цимбалина) Санкт-Петербурга .

Вместе с братом Валерианом учился в Санкт-Петербурге в частном пансионе Годениуса в доме Резваго (Шпалерная улица, 25), что давало возможность в будущем поступить в университет.

Брат Валериан Николаевич стал губернатором Псковской, Олонецкой губернии и вице-губернатором Ярославской губернии.

Пажеский корпус

По распоряжению императора Александра I оба сына Николая Назарьевича Муравьёва были зачислены в Пажеский корпус.

В 1824 году, будучи уже в старших классах Пажеского корпуса, Николай Муравьёв был произведён в камер-пажи и назначен к великой княгине Елене Павловне, юной жене Михаила Павловича, младшего брата Александра I. Много позже она способствовала назначению Муравьёва генерал-губернатором Восточной Сибири.

В 1827 году он окончил Пажеский корпус с золотой медалью.

Военная служба

По окончании Пажеского корпуса, он поступил прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк. Вместе с полком принимал участие в русско-турецкой войне 1828—1829 годов (19-летний Николай участвовал в осаде крепости Варны) и в подавлении польского восстания 1831 года.

В 1833 году Муравьёв в чине штабс-капитана оста­вил военную службу. Следующие пять лет он провел в Виленской губернии в име­нии Стоклишки ([en.wikipedia.org/wiki/Stakliškės Stakliškės]), пожалованном его отцу в пожизненное владение, где занимался хозяйством.

Кавказская война

См. также: Кавказская война

Когда генерал Евгений Головин, при котором Муравьёв во время военных действий ранее состоял адъютантом, был назначен командующим отдельным кавказским корпусом и главноуправляющим гражданской частью и пограничными делами в Закавказье, Муравьёв был определён к нему для особых поручений (в 1838 году) и несколько раз принимал участие в походах против горцев.

С 1840 года по 1844 год Муравьёв был начальником одного из отделений Черноморской береговой линии и в этой должности участвовал в усмирении племени убыхов.

В 1841 году Муравьёв был произведен в генерал-майоры. Но из армии ему пришлось уйти в 1844 году — на этот раз окончательно. Обострившаяся болезнь потре­бовала серьезного лечения и Николай Николаевич уехал во Францию. Незадолго до возвращения в Россию, будучи в Париже, познакомился с Катрин де Ришемон.

По возвращении оттуда его причислили к министерству внут­ренних дел, откуда он вскоре был назначен тульским воен­ным и гражданским губернатором.

Губернаторство

Тула (1846—1847)

В 1846 году Муравьёв был назначен исправляющим должность тульского военного и гражданского губернатора. Он обратил серьёзное внимание на нужды губернии и в отчете о первой своей ревизии указал на неудовлетворительное состояние тюремных помещений, на упадок сельского хозяйства, для помощи которому он планировал учреждение в Туле губернского общества сельского хозяйства. Он первый из губернаторов поднял вопрос об освобождении крестьян: девять помещиков подписали подготовленный с подачи Муравьёва адрес (обращение) государю. Дело осталось без движения, но царь, Николай I, обратил внимание на Муравьёва, как на «либерала и демократа». Посетив Тулу, император 5 сентября 1847 года на почтовой станции Сергиевской объявил Муравьеву о назначении его на должность исполняющего обязанности генерал-губернатора Восточной Сибири.

Сдав дела по Тульской губернии, в конце сентября 1847 года Муравьёв прибыл в Петербург. В течение четырёх месяцев он изучал литературу и документы по Восточной Сибири, знакомился с отчётами генерал-губернаторов, встречался с министрами, людьми, хорошо знающими проблемы Сибири.

Восточная Сибирь (1847—1861)

28 февраля 1848 года из Красноярска в Петербург был отправлен рапорт Муравьёва о вступлении в должность генерал-губернатора; утверждён в должности он был только 6 декабря 1849 года.

Ещё до отъезда в Сибирь, Муравьёв заручился помощью Г. И. Невельского, исследовавшего устья Амура и остров Сахалин. Эти исследования, подтвердившие выводы поручика Гаврилова (1846 г.) о доступности устья Амура для морских судов, поставили вопрос о желательности приобретения Амура на более твердую почву, удостоверив, что Амур представляет удобный путь для сообщения с Тихим океаном. Муравьёв энергично принялся за хлопоты по разрешению захвата Амура, но встретил противодействие в Петербурге: в тот момент Россия ещё была неготовой к войне с Китаем правительство предпочитало планомерный захват Приамурья, а Муравьёв настаивал на агрессивной политике. Тем не менее факт занятия Невельским устьев Амура был признан, и в течение 1851—1853 годов производились исследования лимана Амура, острова Сахалина; везде были основаны русские поселения.

Приближавшийся разрыв с западными державами заставил правительство обратить внимание на защиту Камчатки; единственный удобный путь, которым можно было туда отправить войска, был водный путь по Амуру.

11 января 1854 года императором Николаем I Муравьёву было предоставлено право вести все сношения с китайским правительством по разграничению восточной окраины и разрешено произвести по Амуру сплав войска.

В мае 1854 года произошёл первый сплав, год спустя — второй, с которым прибыли на устье Амура первые русские поселенцы.

Муравьев трижды подавал проекты о строительстве Сибирской железной дороги. В 1856 году император Александр II на докладную записку адмирала Геннадия Невельского «О деятельности Амурской экспедиции», где он писал о необходимости строительства железной дороги, ответил: «С данной просьбой граф Н. Н. Муравьев-Амурский обращался к покойному батюшке Николаю Павловичу. Но Сенат отклонил данное предложение. И мы отклоняем этот дорогостоящий проект».

Долго длились переговоры Муравьёва с китайским правительством, и только 16 мая 1858 года Муравьёв заключил с Китаем Айгунский трактат, по которому Амур до самого устья стал границей России с Китаем. Муравьёв получил за заключение этого договора титул графа Амурского и чин генерала от инфантерии.

Приобретение Амура было предметом оживлённой полемики в журналах 1858—1864 гг. (см. ст. Д. И. Завалишина в «Русской Старине». Само по себе, однако, обладание левым берегом Амура было недостаточно, пока флот не имел свободного выхода в море: левый берег у устья вскрывается гораздо позже, чем правый. Этот недостаток айгунского трактата был восполнен Пекинским договором (заключённым в 1860 году графом Игнатьевым), по которому Россия приобрела не только Уссурийский край, но и южные порты. Однако Муравьев-Амурский настаивал не ограничиваться данными приобретениями, а продолжить присоединять к России северные и западные территории Китайской империи, включая и соседние страны — Монголию и Корею.

Будучи генерал-губернатором Восточной Сибири, Муравьёв-Амурский делал попытки населить пустынные места по Амуру, но попытки эти не были удачны; дальнейшие поселения происходили по наряду из забайкальских казаков, а добровольные поселения на Амур приостановились. Столь же неудачны были поселения по реке Мае, в 1851 году. Не удались и попытки Муравьёва-Амурского устроить правильное пароходное сообщение по Амуру и почтовый тракт.

Имея в виду главное возражение противников занятия Амура — отсутствие постоянного войска для защиты области от вторжения китайцев — Муравьёв-Амурский в 1849 году подал Николаю I проект создания Амурского казачьего войска. Проект был одобрен, и в 1858 из переселенных казаков разных войск, в том числе забайкальцев, было создано Амурское казачье войско.

Еще в 1848 году Николай Николаевич Муравьёв, только что назначенный губернатором Восточной Сибири и Дальнего Востока, обратил внимание на растущую угрозу нападения иностранцев на Камчатку. Поэтому уже тогда он решил заняться строительством военных укреплений в Петропавловском порту.

25 июля 1849 года Н. Н. Муравьёв прибыл на транспорте «Иртыш» в Петропавловский порт. Осмотрев местность, он определил места строительства новых батарей. Среди них были батареи на Сигнальном мысе, на Петропавловской косе и у озера Култушного.

В письме министру внутренних дел Л. А. Перовскому Н. Н. Муравьёв заявлял:

«Авачинскую губу укрепить, а без того она будет игралищем самой незначительной враждебной эскадры; там ныне уже были два английских военных судна в одно время; на них было более 200 человек экипажа (шлюп и шхуна, путешествующие под видом отыскания Франклина).
Я много видел портов в России и Европе, но ничего подобного Авачинской губе не встречал; Англии стоит сделать умышленно двухнедельный разрыв с Россиею, чтобы завладеть ею и потом заключить мир, но Авачинской губы она нам не отдаст.»

И именно тогда Н. Н. Муравьев назначил нового управителя Камчатки энергичного администратора генерал-майора по адмиралтейству Василия Степановича Завойко. Будущее показало, что Н. Н. Муравьёв не напрасно тревожился за судьбу Камчатки. Когда началась Крымская война, враги России нашли возможным выделить значительные военно-морские силы для нанесения удара по русским тихоокеанским владениям.

31 августа — 7 сентября 1854 г. англо-французская эскадра из 6 кораблей с экипажем 2600 чел. и более чем 200 орудиями безуспешно пыталась взять штурмом Петропавловские укрепления, потеряв при осаде города свыше 300 чел. только убитыми, в том числе командующего Объединённой Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала Дэвида Прайса.

Однако, несмотря на успешную оборону города, стали очевидными трудности со снабжением и удержанием столь удалённых территорий. Поэтому было принято решение об эвакуации порта и гарнизона с Камчатки. Согласно приказу портовые сооружения и дома были разобраны, наиболее ценные части в виде окон, дверей и т. д. были спрятаны, местному коренному населению было сказано уйти на север. Казаки перешли в поселок, расположенный в устье реки Авача, старшим среди оставшихся был назначен есаул Мартынов. Солдаты и матросы пропилили во льду проход и освободили корабли из ледового плена.

Корабли успели покинуть порт раньше повторного прибытия объединенной англо-французской эскадры и перешли в Де-Кастри, а затем в Николаевск-на-Амуре. Англо-французская экспедиция из пяти французских и девяти английских кораблей зашла в Авачинскую губу 8 (20) мая 1855 года, но нашла порт Петропавловск покинутым и непригодным для того, чтобы в нем можно было остаться и использовать по назначению.

26 августа 1858 г. пожалован титулом графа Амурского, который он завещал передать младшему сыну брата Валериана, В. В. Муравьёву.

В 1861 году Муравьёв-Амурский оставил должность генерал-губернатора, вследствие непринятия его проекта о разделении восточной Сибири на два генерал-губернаторства, и был назначен членом Государственного Совета.

После отставки

В течение двадцати лет, до своей смерти, Муравьёв-Амурский почти безвыездно проживал в Париже, и только изредка приезжал в Россию, чтобы принять участие в заседаниях Государственного Совета.

Умер Муравьёв-Амурский «от гангрены» 18 ноября 1881 года в Париже, был похоронен на Монмартрском кладбище. В 1990 году останки Муравьева-Амурского перевезли во Владивосток и перезахоронили в районе исторического центра города.

В 1891 г. вышла биография Муравьёва-Амурского: «Гр. Н. Н. Муравьёв-Амурский, по его письмам, официальным документам, рассказам современников и печатным источникам», сочинение И. Барсукова. Отзыв об этом труде написан профессором Буцинским («Гр. Н. Н. Муравьёв-Амурский. Отчёт о присуждении премий Макария, митрополита московского», СПб., 1895), неблагоприятно относящимся к Муравьёву-Амурскому. В защиту последнего В. П. Ефимов издал брошюру: «Гр. Н. Н. Муравьёв-Амурский перед судом проф. Буцинского» (СПб. 1896). Ср. ст. Шумахера «К истории приобретения Амура» (в «Русском Архиве», 1878, № 11); воспоминания Филипсона в «Русском Архиве» (1883, № 6); воспоминания Б. Милютина о генерал-губернаторе Муравьёве-Амурском в Сибири в «Историч. Вестнике» (1888, № 11 и 12); в «Русск. Старине» 1882, № 2 — биографический очерк М. Венюкова. Мамай А. С. Амурский вопрос в дальневосточной политике России в середине XIX в. : Н. Н. Муравьёв-Амурский. Дис. канд. ист. наук. М., 1997.

Награды

• Орден Святой Анны 3-й ст. с бантом (1829)
• Орден Святого Владимира 4-й ст. с бантом (1831)
• Золотая шпага «За храбрость» (1831)
• Польский знак отличия «За военное достоинство» 4-й ст. (1831)
• Орден Святой Анны 2-й ст. (1838)
• Императорская корона к ордену Святой Анны 2-й ст. (1839)
• Орден Святого Станислава 2 ст. (1839)
• Орден Святого Владимира 3 ст. (1841)
• Орден Святого Станислава 1 ст. (1844)
• Орден Святого Георгия 4 ст. за 25 лет службы (26.11.1850)
• Орден Святой Анны 1 ст. (06.12.1850)
• Знак отличия за XX лет беспорочной службы (1853)
• Орден Белого орла (23.04.1853)
• Орден Святого Александра Невского (6.12.1854)
• Алмазные знаки к Ордену Святого Александра Невского (26.08.1856)
• Знак отличия за XXV лет беспорочной службы (1859)
• Орден Святого Владимира 1 ст. с мечами (19.02.1861)

Потомки

Правнучатый племянник Н. Н. Муравьева-Амурского, Василий Сергеевич Муравьев-Амурский, в настоящее время живет в Санкт-Петербурге.

Память

• Иркутск. Барельеф Муравьёва-Амурского расположен на пьедестале памятника Александру III.
• Хабаровск. В 1891 году на берегу Амура Муравьёву-Амурскому воздвигнут памятник работы скульптора А. М. Опекушина. В 1992 году памятник был восстановлен, а в 2006 году его изображение появилось на новой банкноте 5000 рублей. Именем графа названа главная улица города — улица Муравьёва-Амурского.
• Владивосток. 2 июля 2012 года торжественно открыт памятник Муравьёву-Амурскому. По замыслу скульптора Константина Зинича, генерал-губернатор Николай Николаевич Муравьёв-Амурский изображен в парадном кителе со свитком в руке — Айгунским договором. Памятник располагается в сквере, где покоится прах Муравьёва-Амурского. Именем графа назван полуостров Муравьёва-Амурского, на котором расположен Владивосток; а также одна из улиц города.
• Благовещенск. Один памятник основателю приграничного города стоит на территории храма, другой — на набережной реки Амур (установлен в 1993 году). Дальний Восток хранит свою историческую основу и память великому человеку. Имя Муравьёва-Амурского присвоено Амурской областной научной библиотеке (г. Благовещенск).
• Чита. 29 мая 2014 года был торжественно открыт памятник Муравьёву-Амурскому. Автором монумента является бурятский скульптор Александр Миронов, среди работ которого — памятники Александру Пушкину в Улан-Удэ и Георгию Жукову в Иркутске.
• Находка. На въезде в город по заказу «ВНХК» открыт памятник в 2014 году (грубая копия хабаровского памятника, без постамента). По адресу Находкиинский проспект 112 висит памятная табличка.

Памятники

Памятник и могила Муравьёва-Амурского во Владивостоке	Памятник графу Муравьёву-Амурскому в Хабаровске	Барельеф в Иркутске, 1908 год	Памятник Муравьёву-Амурскому в Благовещенске

Литература

• Завалишин. «Амурское дело и влияние его на Восточную Сибирь и государство». (Русская Старина, 1881 год № 9 и 10).
• И. Барсуков : «Граф Н. Н. М.-Амурский по его письмам, официальным документам, рассказам современников и печатным источникам». 1891.
• Буцинский. «Отчет о присуждении премий Макария митрополита московского» (Санкт-Петербург, 1895).
• В. П. Ефимов «Гр. Н. Н. М.-Амурский перед судом профессора Буцинского» (Санкт-Петербург, 1896).
• Шумахер. «К истории приобретения Амура» («Русский Архив», 1878, № 11)
• Филипсон. Воспоминания в «Русском Архиве» (1883, № 6)
• А. Заборинский. «Гр. Н. Н. Муравьев-Амурский в 1846 — 56 годах» («Русская Старина», 1883)
• А. Баранов «На реке Амуре в 1854 — 55 годах, воспоминания офицеров из отряда Н. Н. Муравьева» («Русская Старина», 1891).
• Штейн М. Г. Н. Н. Муравьев-Амурский: Историко-биографический очерк. — Хабаровск: ОГИЗ-Дальгиз, 1946. — 44 с. (Из прошлого нашего края)
• Штейн М. Г. Н. Н. Муравьев-Амурский: Историко-биографический очерк. — Благовещенск: ИПК Приамурье, 1992. — 38 с.
• Муравьевский век на Амуре. Авт.-сост. Бурилова М. Ф. — Хабаровск, 1991. — 31 с.
• Матханова Н. П. Генерал-губернаторы Восточной Сибири середины XIX века: В. Я. Руперт, Н. Н. Муравьев-Амурский, М. С. Корсаков. Отв. ред. Н. Н. Покровский. — Новосибирск: Изд. СО РАН, 1998. — 428 с.
• Авилов Р. С. Вклад Н. Н. Муравьева-Амурского в создание регулярной артиллерии на Дальнем Востоке России // Записки общества изучения Амурского края. Третьи Муравьевские чтения: сб. докладов / Общество изучения Амурского края. — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2009. — Т. XXXIX. С. 63-66.
• Дубинина Н. И. Николай и Екатерина Муравьевы-Амурские. Историко-документальное повествование. — Хабаровск: КГБНУК ХКМ им. Н. И. Гродекова, 2014. — 260 с.
• Ананьина Т. А. «Катрин — вечная любовь Му-гуна» (о Н. Н. Муравьеве-Амурском, его предках, дальних и близких родственниках, детских годах, названной дочери, о супруге Е. Н. Муравьевой-Амурской). — Хабаровск, 2015. — 437 с., ил. (тир. 53 экз.)

Источники

• [vivaldi.nlr.ru/bx000010345/view#page=48 Гр. Муравьев-Амурский Николай Николаевич] // Список генералам по старшинству. Исправлен по 1 ноября 1881 года. — СПб.: Военная типография, 1881. — С. 16.
• Муравьев-Амурский, Николай Николаевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Зырянов П. Н. «Николай Николаевич Муравьёв-Амурский» / Вопросы истории, 2008, № 1, с. 22-46.
• Венюков М. И. [memoirs.ru/files/Venu_RS82_33_2.rar Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский // Русская старина, 1882. — Т. 33. — № 2. — С. 523—526.]
• [memoirs.ru/files/Glen_IV89_36_6.rar Глен Н. А. Первый амурский поход Н. Н. Муравьева / Записал А. Данилов // Исторический вестник, 1889. — Т. 36. — № 6. — С. 642—652.]
• Милютин Б. А. [www.memoirs.ru/rarhtml/Milu_IV88_34_1112.htm Генерал-губернаторство Н. Н. Муравьева в Сибири. (Отрывок из воспоминаний) // Исторический вестник, 1888. — Т, 34. — № 11. — С. 317—364; № 12. — С. 595—635.]

Отрывок, характеризующий Муравьёв-Амурский, Николай Николаевич

И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.