Мурад II

Мурад II مراد ثاني‎ - Murâd-ı sânî<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Османский султан
1421—1444
Предшественник:	Мехмед I
Преемник:	Мехмед II
Османский султан
1446—1451
Предшественник:	Мехмед II
Преемник:	Мехмед II
Рождение:	июнь 1404 Амасья, Османская империя
Смерть:	3 февраля 1451(1451-02-03) Эдирне, Османская империя
Отец:	Мехмед I
Мать:	Эмине Хатун
Супруга:	Алиме Хатун Фюлане Хатун Йени Хатун Хатидже Халиме Хатун Хюма Хатун Деспина Хатун
Дети:	сыновья: Алаэддин, Ахмед, Мехмед II Фатих, Орхан, Хасан, Хюсейн, Исфендияр, Юсуф дочери: Хатидже Хатун, Фатьма Хатун, Шехзаде Хатун, Эрхонду Хатун
Тугра:

Мура́д II (осм. مراد ثاني‎ — Murâd-ı sânî, тур. İkinci Murat; июнь 1404 — 3 февраля 1451) — султан Османской империи, правивший в 1421—1444 и 1446—1451 годах. Сын Мехмеда I, которому наследовал в 1421 году. Мурад существенно расширил влияние турок на Балканском полуострове, укрепил власть в Анатолии и помог империи оправиться после тяжёлого поражения, нанесённого Тамерланом в Ангорской битве 1402 года.

По свидетельству современников Мурад был человеком энергичным и благочестивым. Даже византийские писатели с уважением отзывались о его справедливости и гуманности. Не уступая своим предшественникам в храбрости, он вместе с тем всегда человеколюбиво обращался с побежденными. Также он покровительствовал искусствам и построил много мечетей, дворцов, мостов, богаделен и школ. Его матерью была Эмине Хатун, дочь правителя бейлика Дулкадириды Насреддина Мехмеда-бея.

Биография султана

В начале своего правления Мурад вынужден был бороться с несколькими претендентами на османский престол, которых поддерживали византийский император Мануил II Палеолог и многие анатолийские беи. Наиболее сильным из соперников Мурада был претендент, который выдавал себя за младшего сына султана Баязида I Мустафу. В 1422 году войско Лжемустафы было разбито неподалёку от Бурсы, а он сам был захвачен в плен и казнён.

В июне 1422 года Мурад осадил Константинополь, но осада оказалась неудачной. Не имея ни флота, ни мощной артиллерии, турки, тем не менее, предприняли решительный штурм византийской столицы 24 августа. В сражении, длившемся весь день, войска османов понесли большие потери, но не добились успеха. Вскоре Мурад снял осаду, поскольку вынужден был подавлять восстание в анатолийских бейликах — Айдыне, Ментеше, Гермияне, Сарухане и Хамиде. Эта война продолжалась до 1426 года и закончилась покорением всех бейликов за исключением Карамана, сохранившего свою независимость.

Покончив с восстанием в Малой Азии, Мурад возобновил турецкое наступление на Балканах. В 1430 году турки захватили крупный город Фессалоники в северной Греции, находившийся под контролем Венецианской республики. Жители были частично перебиты, частично обращены в рабство, а в опустошённый город в принудительном порядке султан переселил турок. Затем войскам Мурада покорились Валахия и Сербия, хотя Белград, осада которого продолжалась шесть месяцев, туркам взять не удалось.

В 1441 году к союзу противников Османской империи, первоначально включавшему Венгрию, Сербию и Караман, присоединились немецкие, польские и албанские силы. В 1441—1444 годах войска крестоносцев под командованием воеводы Трансильвании Янош Хуньяди вели успешную кампанию против турок — в 1443 году христиане захватили Ниш и Софию, а в 1444 году нанесли туркам чувствительное поражение. 12 июня 1444 года в Эдирне Мурад подписал с венгерским королём Владиславом III мирный договор, по которому турки признавали независимость пограничных с Венгрией сербских земель. В то же время Мурад передал трон своему 12-летнему сыну Мехмеду, решив отойти от государственных дел. Воспользовавшись ослаблением власти в Османской империи венгры нарушили мир и вторглись в Болгарию. Мурад, возглавив армию по просьбе сына, благодаря помощи генуэзцев перебросил большие силы из Азии в Румелию и наголову разбил христианское войско под предводительством Хуньяди под Варной.

Восстание янычар и появление Георга Кастриота Скандербега в Албании принудили Мурада в 1446 году вернуться на турецкий престол. Вскоре турки захватили Морею и начали наступление в Албании. В октябре 1448 года состоялась битва на Косовом поле, в которой 50-тысячное османское войско противостояло крестоносцам под командованием Хуньяди. Ожесточённое трёхдневное сражение закончилось полной победой Мурада и решило судьбу балканских народов — на несколько веков они оказались под властью турок. В 1449 и 1450 годах Мурад совершил два похода на Албанию, которые не принесли значительных успехов. Зимой 1450—1451 годов Мурад заболел и 3 февраля 1451 года скончался в Эдирне.

Литература

• Рыжов К. В. Все монархи мира. Мусульманский Восток. VII—XV вв. — М. : Вече, 2004. — ISBN 5-94538-301-5.</span>

Отрывок, характеризующий Мурад II

Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.