Муромское восстание

Муромское восстание
Основной конфликт: Гражданская война в России
Дата	вечер 8 июля — ночь с 9 на 10 июля 1918
Место	Муром и окрестности
Причина	Диктатура большевиков
Итог	поражение восстания
Противники
Союз защиты Родины и Свободы РСФСР РСФСР
Командующие
Н. П. Сахаров Д. С. Григорьев т. Ярлыкин
Силы сторон
40-50 чел., несколько грузовиков с пулемётами 4-я Муромская караульная рота, сводный отряд красноармейцев и рабочих
Потери
неизвестно неизвестно

Муромское восстание — белогвардейское восстание в Муроме 8—10 июля 1918 года, организованное «Союзом защиты Родины и Свободы». Восстание не было поддержано местным населением и под натиском красных белоповстанцы были вынуждены по лесам добраться до Казани, где вступили в Народную армию КОМУЧа и продолжили борьбу с большевиками.

Подготовка восстания и предпосылки к нему

После Октябрьской революции в Муроме, среди местной буржуазии и интеллигенции, главным образом бывшего офицерства, зрело недовольство переходом власти в России в руки правительства большевиков. Эти слои общества высказывались за свержение власти большевиков в стране, и, в частности, в Муроме. Они призывали к свержению Советской власти, восстановлению власти Учредительного собрания и расправе с красноармейцами, коммунистами и советскими работниками, вели подготовку к вооруженному выступлению. Так, в феврале 1918 года, при обыске в квартире будущего руководителя восстания Н. П. Сахарова, было найдено 6 шашек, 2 рапиры, 5 штыков, 8 тесаков, 5 кобур, 40 пар офицерских погон разных чинов.

Весной 1918 года советскими органами было установлено, что в общественном клубе Мурома проходят собрания бывших офицеров и буржуазии. В июне 1918 года в местные советские органы стали поступать сведения о том, что в Муроме существует белогвардейская организация и готовится её выступление. Выступление белых в Муроме первоначально планировали на 6—7 июня, но в связи с принятыми мерами в этот день не состоялось.

Ход восстания

Вооружённое выступление, закончившееся захватом на некоторое время власти белогвардейцами, произошло в ночь с 8 на 9 июля 1918 года. Руководителями выступления являлись полковник Н. П. Сахаров и военврач Д. С. Григорьев.

3 июля Окский бульвар Мурома стал сборным пунктом для белогвардейских сил, отсюда и началось выступление белогвардейцев 8 июля. Поздно вечером, в 22—23 ч. белогвардейцы неожиданно напали на караульную роту и застали её врасплох. В результате было ранено 3 красноармейца, один смертельно, и повстанцы захватили оружие. Одновременно был захвачен военный комиссариат, Высший военный совет и местный Совет, а к ночи город Муром оказался захвачен белогвардейцами.

9 июля по городу были расклеены воззвания «Союза защиты Родины и Свободы» с призывами к свержению Советской власти, а также приказ Николая Сахарова, начальника Восточного отряда Северной Добровольческой армии, о явке для регистрации офицеров в штаб Белой гвардии. Штаб направил вооруженные отряды: первый, под начальством офицера Гольберга — на станцию Селиваново; второй, во главе с офицером Пестряковым — на станцию Климове (оба отряда должны были испортить железнодорожное полотно), третий отряд — на станцию Навашино, для сражения с выступавшими на защиту Советской власти рабочими.

Отношение населения

Кроме буржуазии, духовенства и интеллигенции, никто не пошел на сторону белогвардейцев. Широкие массы населения отнеслись к выступлению белогвардейцев резко отрицательно. Местным коммунистическим силам, рабочим железнодорожных мастерских и заводов (Навашино, Выксы, Коврова) и других окрестных сел и деревень удалось организовать защиту.

Поражение восстания

К утру 10 июля выступление Белой гвардии было ликвидировано местными силами; белогвардейцы бежали из города, успев захватить с собой около 700 000 тысяч рублей денег из местного Совета, уездного военного комиссариата и некоторых других учреждений. Власть Советов в Муроме была восстановлена.

Вечером 10 июля отряд красноармейцев и рабочих под начальством Ярлыкина нагнал белых у станции Домики, разбил их и прогнал дальше.

В ночь на 11 июля остатки белогвардейцев были снова настигнуты красным отрядом у Ново-Дмитриевского, разбиты наголову и бежали мимо Выксы к Ардатову.

Позднее на допросе организатор Союза защиты Родины и Свободы Б. В. Савинков говорил о Муромском восстании следующее: «О муромском восстании я знал то, что мне доложил Григорьев, убитый во время восстания против Колчака. Григорьев взял Муром, у него было очень мало сил, что-то человек 40 или 50, продержался там один день и ушел по направлению к Казани».

Источники

• [rovs.atropos.spb.ru/index.php?view=publication&mode=text&id=225 А. С. Кручинин. Муромское антисоветское восстание (1918) истоки и предыстория // Уваровские чтения-V: Материалы научной конференции, посвященной 1140-летию г. Мурома. Муром, 2003. стр. 283—286]
• [www.leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Red_book_VChK_files/122.htm Красная книга ВЧК (в 2-х тт). / под научн. ред. А. С. Велидова. Книга 1. 2-е изд. М., Политиздат, 1989.]

См. также

• Муромцевское восстание

Отрывок, характеризующий Муромское восстание

Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».