Муруа, Мартин де

Мартин де Муруа (исп. Martín de Murúa, 1525?, Гипускоа или Герника в Бискайя — 1618?, Испания) — испанский священнослужитель и миссионер, монах ордена мерседариев, служивший в Перу. Архидиакон и настоятель монастыря в Уата. Известен своей исторической хроникой Historia general del Piru, написанной между 1580—1616 гг. По национальности — баск.

Биография

Об обстоятельствах его жизни почти ничего не известно. Служил странствующим миссионером в вице-королевстве Перу, окормляя обширную территорию, включающую Куско и окрестности озера Титикака. По-видимому, миссионерская деятельность и общение с учёными индейцами, побудили его заинтересоваться доиспанским прошлым Перу, результатом чего и явилась его хроника.

«Всеобщая история Перу»

Трактат Муруа существует в двух рукописных вариантах, первый из которых носит название «Galvin Murúa» (или «Loyola Murúa»), вторая «Getty Murúa». Вторая рукопись долгое время пребывала в частных коллекциях, позднее была приобретена Исследовательским институтом Гетти в Лос-Анджелесе.

Исследования текста показали, что первоначальный вариант рукописи Муруа был создан индейскими писцами и осведомителями, одним из которых был Пома де Айяла. В XIX в. рукопись «Galvin Murúa» находилась в библиотеке иезуитской коллегии в Алькала-де-Энарес. Между 1880 и 1900 гг. рукопись была перевезена во Францию, а в 1950 г. была куплена семьей Гэлвина, и хранилась в Ирландии.

Хроника была окончательно закончена в Испании, и прошла цензуру инквизиции, но не невыясненным причинам не была опубликована в XVII в. Эта рукопись в 1983 г. была приобретена музеем Гетти.

Обе рукописи иллюстрированы, причём рукопись Гэлвина сохранила больше изображений. Текст был разделён на три книги. Первая включала 92 главы, вторая — 40 глав, третья — 31 главу.

Муруа и Пома де Айяла

Чрезвычайно спорным вопросом является взаимодействие Муруа и индейского хрониста Гуаман Пома де Айялы. Исследование текста в 1967 г., выполненное Кондарко Моралес, привело к категорическому выводу: хроника Пома де Айяла вторична по отношению к работе Муруа. Исследование фонда Гетти в 2007—2008 гг. подтвердило совместную работу миссионера и его индейского осведомителям. Пома де Айяла начал работу над рукописью около 1600 г., в первую очередь как иллюстратор. По сохранившимся в итальянских архивах документах (рисунок конкистадора Франсиско Чавеса, пишущего письмо королю, прилагаемого к Письму лиценциата Боан Графу де Лемос, 1610 г., хранящееся в Archivio di Stato di Napoli Segretaria dei Viceré Scritture Diverse), также считается вероятным, что автор рисунков и для хроники Пома де Айялы и для хроники Муруа — это иезуит Гонсало Руис из окружения Бласа Валера. В вышеуказанном письме на рисунке оставлена анаграмма его имени «granizo o luz». И по технике исполнения и по содержанию, можно утверждать о явном родстве этого рисунка и рисунков к хроникам Муруа и Айала. Символы токапу из книги Бласа Валеры, встречающиеся также и в книгах Мартина де Муруа и Гуамана Помы, и на сосудах керо не всегда идентичны между собой, но заметна одинаковость стиля на рисунках в прорисовке человечков, то есть если имелась подделка не только в тексте документов Миччинелли, но и в рисунках, то выполнено это очень мастерски — стилизовано вплоть до деталей, характерных для изображений на сосудах керо инкской эпохи.

В хронике Пома де Айяла имеются прямые нападки на Муруа, в частности, иллюстрация, на которой миссионер избивает ткачиху. Однако хроника Пома де Айяла более информативна, и включает больше сведений по доиспанской истории Перу. Обе хроники должны считаться самостоятельными произведениями.

Источники

• Murua (Friar Martin de). Historia general del Peru, origen y descendencia de los lncas, pueblos y ciudades … 1618.
• Fray Martín de Murúa Historia general del Perú in Crónicas de America — Edición de Manuel Ballesteros Gaibrois — DASTIN Historia — Madrid 2001.
• Rolena Adorno and Ivan Boserup, «The Making of Murúa’s Historia General del Piru» in The Getty Murúa: Essays on the Making of Martin de Murúa’s 'Historia General del Piru,' J. Paul Getty Museum Ms. Ludwig XIII 16. [Edited by Thomas Cummins and Barbara Anderson] (Los Angeles: Getty Research Institute, 2008)
• Ballesteros Gaibrois, Manuel
  • La Crónica de Murúa y la Critica del Inkario Buenos Aires 1953
  • Prostohistoria peruana: la Capacuna segun Murúa Madrid 1954
  • Dos cronistas parallelos: Huaman Poma de Ayala y Martín de Murúa Madrid 1981
• Porras Barrenechea, Raúl Morúa, fray Martín de Lima 1954
• Roberston, Consuelo La religion incaica, segun la Historia de los Incas Reyes del Perú de fray Martín de Murúa Lima 1940

Ссылки

• [amsacta.cib.unibo.it/archive/00002350/06/Cap1.pdf Documentos Miccinelli, un estado de la cuestion. Paulina Numhauser  (исп.)]

См. также

• Завоевание Перу
• Инки
• Инка Гарсиласо де ла Вега
• Гуаман Пома де Айяла, Фелипе
• Акоста, Хосе де

Отрывок, характеризующий Муруа, Мартин де

Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.