Мур, Джон (архиепископ)
| Джон Мур John Moore | |
| Архиепископ Кентерберийский | |
| |
| Епископское посвящение | 12 февраля 1775 |
|---|---|
| Интронизация | 10 мая 1783 |
| Конец правления | 18 января 1805 |
| Предшественник | Фредерик Корнуоллис |
| Преемник | Чарльз Мэннерс-Саттон |
| Умер | 18 января 1805 Лондон, Ламбетский дворец |
| Похоронен | Лондон, Ламбетская церковь |
Джон Мур (англ. John Moore; Глостер, крещён 13 января 1730 — Лондон, 18 января 1805) — 88-й архиепископ Кентерберийский (1783—1805).
Биография
Сын скотовода и мясника Джорджа Мура и Мэри Мур (урожд. Кук), крещён 13 января 1730 года в глостерской церкви Св. Михаила. Учился в бесплатной грамматической школе[en] при церкви Сейнт-Мэри де Крипт[en] в Глостере, в 1745 году поступил в колледж Пемброук[en] Оксфордского университета, в 1748 году получил степень бакалавра искусств, в 1751 — степень магистра.
Приняв священство, Мур стал наставником сыновей третьего герцога Мальборо Чарльза Спенсера[en] — Чарльза и Роберта. В 1758 году герцог Мальборо умер, оставив учителю детей в наследство 400 фунтов годового дохода.
В 1761 году Мур получил пятое место пребендария[en] в Даремском соборе, в 1763 — место первого пребендария колледжа Крайст-Чёрч. В 1763 году получил степени бакалавра богословия[en] и доктора богословия, в 1769 году был назначен ректором церкви в Райтоне[en] (графство Дарем) [1].
В 1771 году Мур стал деканом Кентербери[en] вследствие прямого обращения четвёртого герцога Мальборо Джорджа Спенсера[en] к королю, 12 февраля 1775 года рукоположён в епископа Бангорского[en][2], а 10 мая 1783 года интронизирован на Кентерберийской кафедре.
Архиепископ Кентерберийский
В период своего архиепископата Джон Мур категорически выступал против отмены Акта о присяге и в 1787 году организовал в Лондоне собрание епископов для согласования действий в парламенте в этом направлении. В 1789 году он выступил в Палате лордов против Акта о терпимости, предложенного герцогом Стенхоупом, но затем поддержал Акт помощи католикам[en] 1791 года, хотя последовавший якобинский переворот в ходе Великой французской революции заставил архиепископа усомниться в своевременности мер, снижающих влияние англиканского духовенства. Точно так же, первоначально поддержав кампанию против работорговли, в 1792 году Мур изменил свою позицию, разочаровав этим шагом Уильяма Уилберфорса.
На период архиепископата Мура приходится возникновение в США Епископальной церкви (ныне имеет статус одной из провинций Англиканского сообщества). В 1784 году архиепископ не счёл возможным рукоположить в американского епископа Сэмюела Сибери[en], но в 1787 году он рукоположил Уильяма Уайта[en] и Сэмюела Провуста[en], избранных Филадельфийской конвенцией американской Епископальной церкви, соответственно на Филадельфийскую и Нью-Йоркскую кафедры. В том же 1787 году Мур после обстоятельных консультаций с заинтересованными сторонами рукоположил первого англиканского епископа в Канаде Чарльза Инглиса[en] на кафедру Новой Шотландии.
Мур являлся президентом Общества распространения Евангелия и Корпорации сыновей духовенства[en]. Тяжёлой зимой 1799—1800 года архиепископ организовал общенациональный сбор средств для облегчения участи бедных. Будучи в большей степени администратором, чем богословом, опубликовал в течение жизни только три проповеди.
Умер 18 января 1805 года в Ламбетском дворце, похоронен 25 января[3] в часовне Ламбетского дворца.
Семья
У Мура был короткий брак с сестрой сэра Джеймса Райта, британского посла в Венецианской республике в 1766—1773 годах. После её смерти он в 1770 году женился на Кэтрин, дочери сэра Роберта Идена, третьего баронета, из Уэст Окленда[en] (графство Дарем). Две дочери умерли от чахотки в последние годы жизни своего отца, двое из четырёх сыновей избрали церковное поприще.
Напишите отзыв о статье "Мур, Джон (архиепископ)"
Примечания
- ↑ Edward Hasted, 1801, с. 514-515.
- ↑ John Fenwick, 2004, с. 312.
- ↑ Sylvanus Urban, 1805, с. 179.
Литература
- Fenwick J. [books.google.ru/books?id=ihjfPxvqYJwC&pg=PA312&dq=John+Moore+Bishop+Canterbury&hl=ru&sa=X&ei=OoU8UvGCCMLn4QSY5YCAAw&ved=0CHAQ6AEwCQ#v=snippet&q=John%20Moore%20Canterbury&f=false The Free Church of England: Introduction to an Anglican Tradition]. — Continuum, 2004. — 339 p. — ISBN 9780567084330.
- Hasted E. [books.google.ru/books?id=mDEtAAAAYAAJ&pg=PA514&dq=John+Moore+Bishop+of+Bangor&hl=ru&sa=X&ei=SL05Ur7OL_Gv4QTzmoCYDg&ved=0CGcQ6AEwCA#v=onepage&q=John%20Moore%20Bishop%20of%20Bangor&f=false The History and topographical survey of the county of Kent]. — 1801. — Vol. 12.
- Urban S. [books.google.ru/books?id=Ta4UAAAAQAAJ&pg=PA179&dq=John+Moore+archbishop+Canterbury&hl=ru&sa=X&ei=6oY8UpfeCPLV4QTI-4D4Aw&ved=0CFkQ6AEwBg#v=onepage&q=John%20Moore%20archbishop%20Canterbury&f=false The Gentlman's Magazine and Historical Chronicle]. — 1805. — Vol. 75. — 614 p.
Ссылки
- Nigel Aston [www.oxforddnb.com/view/article/19131?docPos=15 John Moore]//Oxford Dictionary of National Biography
Отрывок, характеризующий Мур, Джон (архиепископ)
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
