Мур, Майкл

Майкл Мур
Michael Moore
Майкл Мур на обсуждении своей книги Here Comes Trouble в Barnes & Noble, Нью-Йорк, 2011
Имя при рождении:	Майкл Фрэнсис Мур
Место рождения:	Флинт, Мичиган, США
Профессия:	кинорежиссёр, журналист, сценарист
Карьера:	1989 — по настоящее время
Награды:	«Оскар» (2003) «Золотая пальмовая ветвь» (2004)

Майкл Фрэ́нсис Мур (англ. Michael Francis Moore, 23 апреля 1954) — американский кинорежиссёр-документалист, работающий в жанре острой социальной и политической сатиры, писатель, журналист и политический активист. Лауреат премии «Оскар» (2003) за фильм «Боулинг для Колумбины», обладатель «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля (2004) за фильм «Фаренгейт 9/11», ставший самой коммерчески успешной картиной в истории документального кино.

В своих работах Мур критикует капитализм, глобализацию, мегакорпорации, неолиберализм и Республиканскую партию США.

Биография

Майкл Мур родился 23 апреля 1954 года в небольшом американском городе Флинт, штат Мичиган. Он обучался журналистике в местном Университете Мичигана-Флинт (один из трёх кампусов Мичиганского университета), где и начал свою карьеру журналиста. В 1976 году Мур основал независимый еженедельник местного значения «Голос Флинта» (The Flint Voice) и являлся его бессменным главным редактором вплоть до 1986 года.

Чтобы заработать денег на свой дебютный фильм, Майкл Мур организовал у себя дома клуб для игры в бинго. Темой первой документальной ленты режиссёра «Роджер и я» (1989) стала социальная катастрофа, произошедшая в его родном Флинте после того как руководство корпорации General Motors приняло решение закрыть все свои предприятия в этом городе. Весь фильм Мур преследует главу корпорации Роджера Смита, пытаясь поведать ему о том, какими последствиями для жителей Флинта обернулось это решение. Своим оружием Мур избрал сатиру. Для достижения комического эффекта он использовал оригинальный монтаж, ставший впоследствии фирменным стилем режиссёра, — документальная хроника перемежается фрагментами телерекламы и отрывками из второсортных фильмов. Выход ленты «Роджер и я» на экраны привёл к серьёзным перестановкам в пресс-службе General Motors, а существенные кассовые сборы картины заставили критиков обратить внимание не только на начинающего режиссёра, но и на само явление остросоциального документального кино, которое, как оказалось, способно приносить неплохие деньги.

В 1995 году состоялась премьера художественного фильма Майкла Мура «Канадский бекон», в котором президент США с целью поднять свой рейтинг накануне новых выборов объявляет холодную войну соседней Канаде. Похожий сюжетный ход использовал в своём романе 1993 года «Американский герой» (American Hero) писатель Ларри Бейнхарт. Позднее эта книга легла в основу известной ленты Барри Левинсона «Плутовство» (Wag the Dog, 1997). Картина же Мура получила плохие отзывы в прессе и оглушительно провалилась в прокате.

Потерпев фиаско с художественным фильмом, Майкл Мур возвратился в лоно документального кино. Следующий фильм «Большая Америка» (1997) режиссёр снимал по собственной публицистической книге Downsize This! Random Threats from an Unarmed American (1996), обличающей неолиберальную модель глобализации. На этот раз сатира Мура была направлена против всех американских крупных корпораций (среди прочих особенно досталось фирме Nike). Несмотря на благосклонные оценки критики, ленте не удалось повторить коммерческого успеха дебютной картины «Роджер и я».

Толчком к созданию нового документального фильма Майкла Мура «Боулинг для Колумбины» (2002) послужил кровавый расстрел, учинённый двумя старшеклассниками 20 апреля 1999 года в школе Колумбина (Columbine High School). Это событие вызвало большой общественный резонанс, в СМИ активно дискутировался вопрос «Что привело к этой трагедии?». Мур взялся на него ответить. Причина трагедии, по его мнению, в нездоровье американского общества, живущего в атмосфере постоянного страха, нагнетаемого СМИ. Как человек левых убеждений, Мур видит в этом сознательную политику американской властной элиты и бизнес-корпораций, цель которой отвлечь людей от насущных (социальных, экологических и пр.) проблем. Сатира в «Боулинге для Колумбины» к середине картины отходит на второй план, говоря о трагедии, Мур становится предельно серьёзен. Фильм пользовался большим успехом на мировых кинофестивалях и в прокате. Сборы «Боулинга для Колумбины» более чем втрое превысили сумму, заработанную лентой «Роджер и я». Сам Мур получил специальный приз за режиссуру в Каннах и премию «Оскар» как лучший кинодокументалист года, а его картина завоевала в общей сложности 27 наград (в том числе премии «Бодил» и «Сезар»).

2004 — год президентских выборов в США — ознаменовался появлением антибушевского фильма Майкла Мура «Фаренгейт 9/11», поставленного им по своей книге «Где моя страна, чувак?» (2003). В этом фильме Мур иллюстрирует явление терроризма, как удобного инструмента, созданного и поддерживаемого США, критикует президента Джорджа Буша-младшего, в том числе в связи с его причастностью к событиям 11 сентября 2001 года и связями с семьёй бен Ладена. Лента получила «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля и ещё 22 премии других смотров. «Фаренгейт 9/11» пользовался феноменальным успехом среди кинозрителей и стал самым коммерчески успешным документальным фильмом в истории. Картина собрала в мировом прокате более 220 миллионов долларов (производственный бюджет картины составлял всего 6 миллионов).

В мае 2007 года на Каннском кинофестивале состоялась премьера фильма Майкла Мура «Здравозахоронение» об американской системе здравоохранения. В картине кинорежиссёр подвергает резкой критике существующую в стране модель страховой медицины, которая лишает необходимой помощи тысячи людей и приводит к парадоксам, когда подозреваемые в терроризме узники расположенного на Кубе американского лагеря Гуантанамо получают лучшее медицинское обслуживание, нежели спасатели, ставшие инвалидами во время событий 11 сентября 2001 года. Выход фильма сопровождал скандал. В США действует полный запрет на посещение Кубы, потому в отношении Мура, совершившего поездку на этот остров, было начато правительственное расследование.

В 2008 году в преддверии президентских выборов Мур выпустил фильм «Восстание бездельников» с целью мотивации 18—29-летних американцев пойти на голосование, а в 2009 — новую документальную ленту «Капитализм: История любви» о мировом финансовом кризисе 2007—2009 годов и переходе власти от администрации Буша к администрации Обамы и мерах по стимулированию американской экономики.

Помимо большого кино, Майкл Мур сотрудничает с телевидением, в его активе несколько телесериалов и шоу. Кроме того, в послужном списке режиссёра есть несколько видеоклипов, включая антивоенный клип Boom! группы System of a Down, а также два — для известной своими леворадикальными взглядами группы Rage Against the Machine, на композиции Sleep Now in the Fire и Testify из альбома The Battle of Los Angeles (1999). Снимая клип Sleep Now in the Fire, Мур даже подвергся аресту.

Фильмография

• 1989 — Роджер и я / Roger & Me
• 1992 — Pets or Meat: The Return to Flint (TV)
• 1995 — Канадский бекон / Canadian Bacon (художественный)
• 1997 — Большая Америка / The Big One
• 1998 — And Justice for All (TV)
• 2002 — Боулинг для Колумбины / Bowling for Columbine
• 2004 — Фаренгейт 9/11 / Fahrenheit 9/11
• 2007 — Здравозахоронение / Sicko
• 2008 — Восстание бездельников / Slacker Uprising (Captain Mike Across America)
• 2009 — Капитализм: История любви / Capitalism: A Love Story
• 2015 — Куда бы ещё вторгнуться / Where to Invade Next

Библиография

• Downsize This! Random Threats from an Unarmed American (1996)
• Глупые белые люди / Stupid White Men …and Other Sorry Excuses for the State of the Nation! (2002, рус. перевод: АСТ, 2005, ISBN 5-17-027576-5, ISBN 5-9660-0821-3)
• Где моя страна, чувак? / Dude, Where’s My Country? (2003, рус. перевод: АСТ, 2004, ISBN 5-17-025521-7, ISBN 5-9660-0365-3)
• Will They Ever Trust Us Again? (2004)
• The Official Fahrenheit 9/11 Reader (2004)
• Moore Michael. Mike's Election Guide 2008. — New York: Grand Central Publishing, 2008. — ISBN 0-446-54627-5.
• Moore Michael. Here Comes Trouble: Stories from My Life. — New York: Grand Central Publishing, 2011. — ISBN 0-446-53224-X.

Ссылки

• [www.michaelmoore.com/ Официальный сайт Майкла Мура] (англ.)
• [www.arthouse.ru/person.asp?ID=534 Майкл Мур] на сайте Arthouse.Ru
• [seance.ru/category/names/mur-maykl/ Статьи о Майкле Муре на сайте журнала «Сеанс»]
• [www.arthouse.ru/news.asp?id=11009 Майкл Мур приступил к работе над фильмом, в котором будут исследоваться причины финансового кризиса]

Отрывок, характеризующий Мур, Майкл

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.