Муса ибн Нусайр
| Муса ибн Нусайр موسى بن نصير | ||
| ||
|---|---|---|
| около 705 — 714 | ||
| Предшественник: | Хасан ибн аль-Нуман | |
| Преемник: | Абд аль-Азиз | |
| Вероисповедание: | Ислам, суннитского толка | |
| Рождение: | около 640 Сирия | |
| Смерть: | около 716 Мекка | |
| Дети: | Абдаллах и Абд аль-Азиз | |
Абу Абдуррахман Муса ибн Нусайр аль-Лахми, известный как Муса ибн Нусайр (араб. موسى بن نصير; 640 — ок. 716) — государственный деятель Арабского халифата, полководец, покоритель Магриба и Андалусии.
Содержание
Биография
Происхождение и начало карьеры
Его полное имя: Абу Абдуррахман Муса ибн Нусайр ибн Абдуррахман ибн Зайд аль-Лахми аль-Бакри. Сын вольноотпущенника, приближённого наместника Египта Абд аль-Азиза ибн Марвана (сына халифа Марвана I), который оказывал покровительство и Мусе ибн Нусайру. По протекции Абд аль-Азиза халиф Абд аль-Малик назначил Мусу ибн Нусайра управляющим по сбору хараджа в Басру. Обнаружение недостачи в поступлении налогов с Басры Муса был обвинён в хищении и приговорён к выплате большой суммы штрафа. Абд аль-Азиз помог Мусе, выплатив штраф, а затем способствовал назначению Мусы ибн Нусайра наместником провинции Ифрикия.
Наместник Ифрикии
Муса ибн Нусайр заступил на пост наместника около 705 года (или 703 года), сменив Хасана ибн аль-Нумана. Муса стал первым самостоятельным наместником Ифрикии, независимым от правителей Египта. Его главной целью было окончательное покорение берберских племён Ифрикии и Магриба и упрочение власти халифа на завоёванных землях. Муса ибн Нусайр в 706—709 годах совершил походы против берберских племён Магриба и подчинил большую их часть арабской власти. Его войска дошли до Атлантического океана на Западе, достигли оазисов Тафилальта и Сиджильмасы, захватили Танжер и Сус. Но под Септемом (Сеутой) арабы потерпели неудачу, город остался под контролем наместника Юлиана, который был подданным вестготского короля или византийского императора. Подвластная арабам территория теперь стала охватывать земли современных Туниса, северного Алжира и большей части Марокко.
В отличие от предшественника, Муса проводил более дипломатичную политику в отношении берберских племён, договариваясь с их вождями. Но в религиозном отношении Муса проявлял жёсткость и добивался распространения мусульманства среди берберов. Многие берберы принимали ислам и вошли в состав мусульманской армии.
Важным вопросом оставалось противодействие византийскому флоту, который господствовал в Западном Средиземноморье. Для этого Муса начал создание собственного арабского флота.
Покорение Испании
В 710 году Муса ибн Нусайр начал попытки вторжения на Пиренейский полуостров. Располагавшееся на нём Вестготское королевство было ослаблено внутренними противоречиями, часть знати находилась в оппозиции королю Родериху. Летом 710 небольшой арабский отряд Тарифа ибн Маллука совершил набег на вестготские земли. Муса ибн Нусайр заключил соглашение с правителем Сеуты Юлианом, который был противником короля Родериха, и они договорились о совместных действиях против вестготов. Весной 711 года Муса направил в Испанию небольшой отряд под командованием берберского военачальника Тарика ибн Зияда. Ему удалось нанести поражение вестготам в битве при Гвадалете и продвинуться далеко вглубь страны, захватив города Кордова, Малага, Толедо и другие.
В июне 712 года Муса сам выступил в поход на Испанию, опасаясь чрезмерного усиления и самостоятельности добившегося больших успехов Тарика ибн Зияда. Наместником в Ифрикии он оставил своего сына Абдаллаха ибн Мусу. Войско Мусы (18 тыс. чел.) осадило Севилью, которая в течение 3-х месяцев отбивала атаки мусульман. Затем войско Мусы двинулось на Северо-Запад для захвата Лузитании и осадило её столицу Мериду. Здесь мусульмане встретили ожесточённое сопротивление и захватили город с помощью хитрости после 5 месяцев осады. Затем Муса остался покорять города Лузитании, отправив часть войск во главе со своим сыном Абд аль-Азизом для подавления восстаний в Севилье и умиротворения южной Испании, где сопротивление мусульманам возглавил герцог Мурсии Теодемир.
После взятия ряда городов Муса направился в Толедо, где встретился с Тариком ибн Зиядом. Вместе они продолжили завоевание северной части страны. На северо-востоке сопротивление мусульманам оказывал провозглашённый вестготами королём Агила II. Туда двинулся Муса и без боя овладел Сарагосой. Вестготы старались укрепиться в Септимании. Далее арабское войско двинулось на земли басков и галисийцев, покорили Наварру, но на северо-востоке не добились значительных успехов.
Опала и смерть
В это время халиф аль-Валид I неоднократно требовал Мусу ибн Нусайра лично прибыть к нему в Дамаск, чтобы доложить о ходе завоевания Испании. Но Муса ослушался приказов халифа, чем вызвал его недовольство. В сентябре 714 года Муса ибн Нусайр и Тарик ибн Зияд, захватив казну вестготских королей, отплыли в Ифрикию, а затем в Дамаск. Наместником в Испании Муса оставил сына Абд аль-Азиза. В это время халиф аль-Валид заболел и в начале 715 года скончался, а власть перешла к его брату Сулейману, который был крайне негативно настроен к Мусе ибн Нусайру. Новый халиф запретил въезд Мусы с караваном испанских трофеев в Дамаск, но Муса ослушался. Затем халиф конфисковал всё привезённое имущество, а Мусу разжаловал и подверг опале. Муса остался при дворе халифа и вскоре скончался во время хаджжа.
Сын Мусы Абд аль-Азиз, женившийся на вдове короля Родериха Эгилоне, недолго правил в Андалусии, будучи убит людьми из своего окружения в 716 году. Другой сын Мусы наместник в Ифрикии Абдаллах около 715 был казнён по приказу халифа.
Напишите отзыв о статье "Муса ибн Нусайр"
Литература
- Муса ибн Носейр // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Мюллер А. История ислама:От мусульманской Персии до падения мусульманской Испании. — М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2004. — 894 с. — ISBN 5-17-022031-6.
- Альтамира-и-Кревеа Р. История средневековой Испании. — СПб.: Евразия, 2003. — 608 с. — ISBN 58071-1028-6.
Отрывок, характеризующий Муса ибн Нусайр
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
