Зубков и Муслин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Муслин, Евгений Салимович»)
Перейти к: навигация, поиск
Бори́с Зубко́в и Евгений Муслин
Род деятельности:

писатели-соавторы

Жанр:

научная фантастика, научно-популярная проза

Язык произведений:

русский

Дебют:

«Зелёная кнопка»

Бори́с Васи́льевич Зубко́в (1923, Москва — 1986) и Евге́ний Сали́мович Муслин (р. 1930, Харьков) — русские советские писатели-соавторы, журналисты. Известные представители сатирической советской научной фантастики 1960-х годов.





Биографии

Зубков окончил институт с дипломом инженера-электрика. Работал в редакции журнала «Знание-сила». Печататься начал с 1950-х годов. Известен, помимо научно-фантастических, произведениями научно-популярной и научно-художественной литературы.

Муслин окончил институт с дипломом инженера-самолётостроителя, Работал в журнале «Изобретатель и рационализатор». В 1974 году эмигрировал в США, где работает корреспондентом русской службы новостей радиостанции «Радио „Свобода“».[1]

Творчество

Первые научно-фантастические публикации соавторов — рассказы «Зелёная кнопка» и «Летающая собака». В 1968 году издательство «Молодая гвардия» выпустила сборник рассказов Зубкова и Муслина «Самозванец Стамп». После эмиграции соавтора Зубков написал ещё два научно-фантастических произведения — рассказ «Парадокс Власа Уварова» (1973) и повесть «Тайна „Центавры“» (1976, в соавторстве с А. Ершовым).

Фантастическое творчество соавторов сводится главным образом к рассказам-памфлетами, обличающим и высмеивающим негативные последствия использования новых изобретений и открытий в буржуазном обществе. Так, в рассказе «Непрочный, непрочный, непрочный мир» (1966) описано потребительское общество близкого будущего, в котором запрещено изготавливать прочные, надёжные вещи, что заставляет жителей этой своеобразной антиутопии покупать во все возрастающем темпе.

Библиография

Сборники

  • Самозванец Стамп М.: МГ, 1968. — 288 с.

Рассказы и повести

  • 3 с минусом: Ф. рассказ // ЗС, 1965. № 11.
  • Башня //НФ-5, 1966.
  • Бациллус террус // ХиЖ, 1965. № 1. [=Вечная машина]
  • Бунт // Фантастика, 1965. В. 1. — М.: МГ, 1965..
  • Вечная машина // Фантастика, 1965. В. 1. — М.: МГ, 1965. [=Бациллус террус]
  • Грибы: Ф. рассказ // ЮТ, 1966. № 2.
  • Житейские разговоры XXI века // ЗС, 1964. № 12.
  • За краем Солнца // ЗС, 1963. № 2.
  • Зелёная кнопка // ЗС, 1963. № 1.
  • Квазижизнь мистера Нобла // 1965. [Только Б. Зубков]
  • Кибернетика — с улыбкой: Ф. миниатюры // ТМ, 1965. № 1.
  • Корифей, или умение дискутировать //Фантастика 1967: Сб. — М.: МГ, 1968.. [=Умение дискутировать]
  • Красная дверь // ИР, 1966. № 12.
  • Летающая собака // Юный натуралист, 1963, № 1
  • Неизбежное вырождение: Ф. юмореска // ТМ, 1964. № 11.
  • Немая исповедь //Искатель, 1966. № 3.
  • Непрочный, непрочный, непрочный мир: Ф. рассказ-памфлет //Научно-технические общества СССР, 1966. № 1.
  • Островитяне // ЮТ, 1965. № 10.
  • Парадокс Власа Уварова // ИР, 1973. № 8. [Только Б. Зубков]
  • Плоды //Фантастика 1967: Сб. — М.: МГ, 1968..
  • Просто хлеб: Ф. рассказ // ЮТ, 1966. № 12.
  • Самозванец Стамп // Фантастика, 1964 год. — М.: МГ, 1964.
  • Синий мешок // ИР, 1964. № 6..
  • Синий мешок //Фантастика, 1964 год. — М.: МГ, 1964.
  • Среди киберов // ЗС, 1965. № 2.
  • [Только Б. Зубков, в соаторстве с Анатолием Ершовым] Тайна «Центавра»: Ф. повесть //Звезда Востока, 1976. № 3.
  • Умение дискутировать // Наука и техника, 1967. № 9.. [=Корифей, или умение дискутировать]
  • Чёрные и зелёные // ЗС, 1963. № 5.

Напишите отзыв о статье "Зубков и Муслин"

Примечания

  1. [www.svobodanews.ru/author/287.html Передачи Евгения Муслина на «Радио Свобода»]

Ссылки

  • [www.lib.ru/RUFANT/MUSLIN/ Произведения Зубкова и Муслина на сайте Lib.ru]
  • [www.magister.msk.ru/library/extelop/authors/z/zubkov.htm Зубков и Муслин в «Экстелопедии фантастики»]


К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Зубков и Муслин

– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.