Аль-Андалус
Аль-А́ндалус (араб. الأندلس) — название, под которым была известна Мусульманская Испания — территория Пиренейского полуострова во времена мусульманского владычества в Средние века (711—1492). Иногда применялось как общее обозначение всех государств региона, независимо от их религиозно-политической принадлежности. Этимологически не вполне надёжно связывается с именем народа вандалов, (вандалы - андалы - андалусия) некогда обитавших на этой территории; от него происходит испанское название Андалусия, закрепившееся за землями Южной Испании, составлявшими ядро крупнейших мусульманских государств полуострова. Последним мусульманским государством на территории Испании был Гранадский эмират, покорённый христианами в 1492 году. В XV веке Реконкиста была завершена и христиане начали вторжение на мусульманские территории Северной Африки, а также поиски новых земель для завоевания за Океаном.
История
После вторжения арабов и берберов и падения королевства вестготов (711), Аль-Андалус составлял часть Омейядского халифата, а затем образовал самостоятельный Кордовский эмират, затем халифат, c центром в Кордове. В 1031 году халифат распался на множество мелких государств (тайфа). С подъёмом христианских королевств на севере полуострова название Аль-Андалус всё чаще применялось ко всё уменьшающейся территории, контролируемой мусульманами. При этом мусульмане составляли не более трети населения мусульманской Испании, в которой проживало значительное количество христиан и евреев. Взятие Гранады войсками Католических королей (1492) положило конец последнему исламскому государству на полуострове. Значительное мусульманское население подверглось (в основном, насильственному) крещению (мориски). В начале XVII века потомки крещёных арабов и мавров подверглись поголовному изгнанию из страны вместе с остатками некрещёных.
Этносоциальные группы населения Пиренейского полуострова в мусульманской Испании
- Мавры — собственно североафриканские мусульмане: арабы (30 — 40 % населения), составлявшие привилегированную элиту халифата, и берберы (5 — 10 % населения), наёмные воины и чиновники мусульманского государственного аппарата, говорившие на берберском языке, используя арабский в официальном окружении.
- Муваллады — христиане романского происхождения, принявшие ислам и практически полностью слившиеся с мусульманами (5 %).
- Мудехары — ремесленники и земледельцы мусульмане, оставшиеся в захваченных христианами землях.
- Ренегаты — бывшие христиане, недавно принявшие ислам и воевавшие на стороне мусульман.
- Мориски — крестьяне и ремесленники из мусульман, добровольно или насильственно обращённые в христианство в контролируемых христианами землях.
- Сефарды — романоязычные евреи Пиренейского полуострова.
- Марраны — насильственно обращённые в христианство сефарды.
- Мосарабы — группы романоязычных христиан европейского происхождения, проживавших на контролируемых мусульманами землях.
- Христиане — группы романоязычных католиков европейского происхождения, доминировавшие на севере страны.
- Исконные христиане — привилегированные, начиная с последнего этапа Реконкисты, группы романоязычных потомственных католиков.
Напишите отзыв о статье "Аль-Андалус"
Ссылки
- [runivers.ru/doc/isl/index.php?SECTION_ID=270&IBLOCK_ID=43 Мусульманская Испания (VIII—XV вв) на сайте «Руниверс»]
- Анонимные авторы. [kuprienko.info/las-cronicas-de-la-espana-medieval-reconquista-chronicon-de-cardena-los-anales-toledanos-al-ruso/ Испанские средневековые хроники: Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III.]. www.bloknot.info (А. Скромницкий) (24 августа 2011). Проверено 28 сентября 2011. [www.webcitation.org/659e4Liaf Архивировано из первоисточника 2 февраля 2012].
- Darío Fernández-Morera: [www.mmisi.org/ir/41_02/fernandez-morera.pdf "The Myth of the Andalusian Paradise"], The Intercollegiate Review, 2006
|
Это заготовка статьи по истории Испании. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Аль-Андалус
– Я еду.– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
