Мусульманские батальоны

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Мусульманские батальоны» — условное название для формирований специального назначения Главного разведывательного управления Вооружённых Сил СССР, созданных в ходе подготовки ввода советских войск в Афганистан, а также на начальном периоде Афганской войны, укомплектованных военнослужащими среднеазиатских национальностей, которые номинально относятся к мусульманам.





Терминология

Официальное наименование данных формирований — отдельный отряд специального назначения, сокращённо - ооспн. Данным термином в формированиях специального назначения ГРУ ВС СССР обозначался отдельный батальон развёрнутый по штату военного времени и имеющий статус воинской части. Развёртывание отрядов происходило на базе отдельных бригад специального назначения, которые имелись в каждом военном округе[1].
Достоверных сведений о том кто первым из военачальников ввёл условное название мусульманский батальон - не имеется.

Создание мусульманских батальонов

Главной причиной отбора военнослужащих по национальному признаку, которой придерживалось руководство ВС СССР, считалось малое внешнее различие с коренными жителями Афганистана[2].
Всего было создано три «мусульманских батальона» (сводная воинская часть).

1-й Мусульманский батальон

154-й отдельный отряд специального назначения (154-й ооспн) - был создан на основании Директив Генерального штаба № 313/02402 от 28 апреля 1979 года и № 314/2/0061 от 24 июня 1979 года на базе 15-й отдельной бригады специального назначения ТуркВО, в г. Чирчик Ташкентской области Узбекской ССР.
Личный состав батальона отбирался из представителей трёх национальностей: таджики, узбеки и туркмены. Численность личного состава батальона 532 человека.
Отбор проходил по всем воздушно-десантным войскам и подразделениям спецназа ГРУ.
Штат «мусульманского батальона» отличался от обычных штатов батальонов специального назначения (бспн), находящихся на территории Советского Союза и состоявших из трёх разведывательных рот и отдельных взводов при штабе батальона, наличием дополнительно инженерно-сапёрной роты, зенитно-артиллерийской группы, роты огневой поддержки и автотранспортной роты. Данные подразделения повышали автономность и огневую мощь батальона. По этой причине также отбирались военнослужащие в мотострелковых войсках, поскольку на вооружение отряда планировалось принять большое количество бронетехники, которая до этого не использовалась в подразделениях специального назначения. Единственные два офицера и прапорщик, которых не удалось подобрать по национальному признаку были командир зенитной артиллерийской группы (заг), заместитель командира заг и начальник отделения ремонтно-настроечных работ (орнр).
Командиром отряда был назначен майор Холбаев Хабибджан Таджибаевич, выпускник Ташкентского общевойскового училища, служившего на тот момент заместителем командира батальона по воздушно-десантной подготовке в 15-й обрспн.
7 декабря 1979 года 154-й ооспн на военно-транспортных самолётах был переброшен из Ташкента на авиабазу под городом Баграм, в 60 километрах севернее Кабула. Все военнослужащие были одеты в военную форму правительственных войск ДРА.
13 декабря отряд совершив марш был передислоцирован в непосредственную близость к дворцу Тадж-Бек.
Вечером 27 декабря 154-й ооспн совместно с 60 военнослужащими специальных групп «Гром» и «Зенит» участвовал в штурме дворца Амина.

При штурме личный состав батальона потерял 7 человек убитыми и 36 ранеными.
После штурма дворца, 177-й ооспн в дальнейших боевых действиях участия не принимал. Вся боевая техника и военное имущество батальона было передано в 103-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию. 2 января 1980 года личный состав отряда на самолётах был вывезен на территорию СССР, после чего отряд был расформирован, военнослужащие срочной службы были уволены в запас до окончания срока выслуги, а офицеры и прапорщики распределены по воинским частям.
Следует отметить что 154-й отдельный отряд специального назначения был повторно сформирован на базе той же 15-й обрспн летом 1980 года. 7 мая 1981 года отряду было вручено Боевое знамя. 30 октября 1981 года отряд был введён в Афганистан, получив условное обозначение 1-й отдельный мотострелковый батальон. При повторном формировании подбора военнослужащих по прежнему национальному признаку не было и к нему не применялось обозначение «мусульманский батальон»[2][3].

2-й Мусульманский батальон

177-й отдельный отряд специального назначения (177-й ооспн или войсковая часть 56712) был создан на основании Директивы Генерального штаба № 314/2/00117 от 8 января 1980 года на базе 22-й отдельной бригады специального назначения САВО, в г. Капчагай Алматинской области Казахской ССР.
Командиром батальона был назначен майор Керимбаев Борис Тукенович, выпускник Ташкентского общевойскового училища, отслуживший к тому времени на командных должностях в разведывательных подразделениях сухопутных войск.
В отличие от «1-го мусульманского батальона», 177-й ооспн готовился для боевых действий на территории Синцзян-Уйгурского автономного района Китайской Народной Республики. В связи с этим в отряд были набраны 300 военнослужащих срочной службы уйгурской национальности и офицеры тюркских народов. 70% офицерского состава батальона относились к выпускникам общевойсковых училищ. Общая численность личного состава 498 человек.
Для офицеров отряда был введён ускоренный курс обучения китайскому языку.

…Где-то в сентябре восемьдесят первого объявили, что осеннюю проверку будем сдавать московской комиссии, и что помимо предметов боевой подготовки будут проверять и знание китайского языка. С разведуправления округа прибыл инструктор китайского языка и мы взялись быстренько его, то есть китайский, изучать. Тема — допрос военнопленного. Записывали китайские слова русскими буквами и заучивали наизусть. Так что, выучить китайский за месяц, это не байка, по крайней мере для нас военных, мы могём. Но длилось это совсем не долго, недели через две изучение языка отменили…

— [veterans.kz/modules/editor/editor/wysiwygpro/site_files/hist/177_OOSN.doc "Отряд Кара-майора". Жантасов Амангельды. Воспоминания офицера 177-го ооСпН]

Личный состав 177-го отдельного отряда специального назначения был одет в советскую форму со знаками различия воздушно-десантных войск.
К весне 1981 года подошло время увольнения в запас военнослужащих срочной службы. Возникла необходимость в новом наборе. В основном ушли военнослужащие уйгурской национальности. При новом комплектовании 177-й ооспн требования по уйгурской национальности в связи изменившейся международной обстановкой отпали. Приоритет в наборе был сделан по национальностям Средней Азии (казахи, узбеки, таджики, киргизы). Этим выбором руководство ВС СССР изменило 177-му ооспн предполагаемую боевую задачу. Укомплектовав часть, вновь приступили к боевому слаживанию. 177-й ооспн готовили к отправке в Афганистан.
К моменту ввода 177-го ооспн в Афганистан, задачи собрать личный состав по национальному признаку, непременно таким, как в случае с первым составом «1-го мусульманского батальона», бравшего штурмом дворец Амина, уже не стояло. Поэтому «2-й мусульманский батальон» не полностью соответствовал своему названию.
29 октября 1981 года 177-й ооспн получив новое условное обозначение (2-й отдельный мотострелковый батальон или войсковая часть 43151), был введён в Афганистан и передислоцирован в окрестности г. Меймене провинции Фарьяб[4].
177-й ооспн под командованием майора Керимбаева известен участием в истории Афганской войны как единственное формирование специального назначения, которое длительное время применялось не по прямому назначению разведывательно-диверсионной специфики, а в качестве горнострелкового формирования для захвата и удержания высокогорных укрепрайонов душманов. В общей сложности 177-й ооспн противостоял в Панджшерском ущелье отрядам Ахмад Шах Масуда 9 месяцев (11 июня 1982 года - 8 марта 1983 года). В итоге подобного противостояния, Масуд был вынужден пойти на перемирие. Ни до, ни после «2-го мусульманского батальона» задачи подобного характера и продолжительности перед формированиями специального назначения в Афганской войне не ставились[2][3][5].

3-й Мусульманский батальон

173-й отдельный отряд специального назначения (173-й ооспн или войсковая часть 94029) был создан на основании Директивы Генерального штаба № 314/2/0061 от 9 января 1980 года на базе 12-й отдельной бригады специального назначения ЗакВО, в г. Лагодехи Грузинской ССР. Формирование отряда было закончено к 29 февраля 1980 года. Штат отряда 21/19-51 был такой же как у 177-го ооспн.
Командиром отряда был назначен капитан Ялдаш Шарипов. Практически все офицеры и прапорщики отряда были набраны из мотострелковых и танковых войск, за исключением единственного офицера — заместителя командира отряда по воздушно-десантной подготовке, выпускника РВВДКУ.
В отличие от предыдущих двух отрядов 173-й ооспн комплектовался преимущественно военнослужащими из коренных национальностей Северного Кавказа и Закавказья, номинально относящихся к мусульманам.
Другим отличием «3-го мусульманского батальона» является то что он не был введён в Афганистан в первоначальном составе. Боевая подготовка отряда продолжалась 4 года до 10 февраля 1984 года, когда он был введён в Афганистан. К этому времени в связи с ротацией личного состава отряд уже не соответствовал первоначальному условному названию[5].

См. также

Напишите отзыв о статье "Мусульманские батальоны"

Примечания

  1. Спецназ ГРУ. Том 2. История создания: от рот к бригадам. 1950-1979 гг.. — М.: НПИД «Русская панорама», 2009. — С. 130-131. — 424 с. — ISBN 978-5-93165-135-4.
  2. 1 2 3 15 бригада СПЕЦНАЗ: Люди и судьбы. Афганистан глазами очевидцев.. — М.: НПИД «Русская панорама», 2009. — С. 100-109, 187-194. — 556 с. — ISBN 978-5-93165-239-9.
  3. 1 2 Спецназ ГРУ. Том 3. Афганистан - звездный час спецназа. 1979-1989гг. — М.: НПИД «Русская панорама», 2013. — С. 34-58. — 736 с. — ISBN 978-5-93165-324-2.
  4. Керимбаев Б.Т. [desantura.ru/content/articles/index.php?article=5238&SECTION_ID=231 Спецназ ГРУ в Афганистане. Капчагайский батальон (краткая военно-историческая справка)]. десантура.ру (26.07.2009). [www.webcitation.org/66O1SxGim Архивировано из первоисточника 23 марта 2012].
  5. 1 2 22 гвардейская отдельная бригада спецназ. — М.: НПИД «Русская панорама», 2011. — С. 19-24, 53-57. — 480 с. — ISBN 978-5-93165-295-5.

Литература

  • С.М.Беков, Старов Ю.Т., Овчаров А.А., О.В.Кривопалов. Главы «Шторм через всю жизнь» и «Капчагайский батальон» // 15 бригада СПЕЦНАЗ: Люди и судьбы. — Москва: Русская панорама, 2009. — P. 100-109, 187-194. — 556 p. — 1800 экз. — ISBN 978-5-93165-239-9.
  • Сергей Козлов. Главы «Второй МусБат» и «Третий Мусбат» // 22 гвардейская отдельная бригада спецназ. — Москва: Русская панорама, 2011. — P. 19-24, 53-57. — 480 p. — ISBN 978-5-93165-295-5.
  • Сергей Козлов. Глава 1.1 «Операция Шторм-333» // Спецназ ГРУ. Том 3. Афганистан - звездный час спецназа. 1979-1989гг. — Москва: «Русская панорама», 2013. — P. 34-58. — 736 p. — 3000 экз. — ISBN 978-5-93165-324-2.
  • Сергей Козлов. Создание отдельных бригад и учебных заведений // Спецназ ГРУ. Том 2. История создания: от рот к бригадам. 1950-1979 гг.. — Москва: «Русская панорама», 2009. — P. 130-131. — 424 p. — 3000 экз. — ISBN 978-5-93165-135-4.
  • [desantura.ru/articles/37/ Борис Керимбаев. Капчагайский батальон]

Ссылки

  • [desantura.ru/articles/37/?PAGEN_1=10 Капчагайский батальон.]
  • [veterans.kz/modules/editor/editor/wysiwygpro/site_files/hist/177_OOSN.doc «Отряд Кара-майора». Жантасов Амангельды. Воспоминания офицера 177-го ооСпН]
  • [www.rsva-ural.ru/library/mbook.php?id=606|Спецназ ГРУ в Афганистане, Москва , 2007.]

Отрывок, характеризующий Мусульманские батальоны


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.