Мусульманское имя

Мусульманские (исламские) имена (араб. الأسماء الإسلامية‎‎) — это личные имена, возникшие под влиянием исламской религии и характерные для представителей мусульманских народов.

У мусульман имя человека играет важную роль, является символом и выражает сущность того, кто это имя выбирал. Имя должно содержать хороший смысл и иметь приятное произношение, быть благородным и не указывать на что-то запрещённое или порицаемое шариатом.

Этикет имянаречения

В исламе является обязательным давать имя мужчинам и женщинам. При именовании ребёнка является желательным, чтобы имя несло хороший смысл, содержало поменьше букв и было лёгким на языке, было быстрозапоминающимся и было подходящим и соответствующим социальной среде.

Аль-Маварди в своей книге «Насыхат аль-мулук» говорит:

Если родится ребёнок, то одним из первых проявлений благочестия по отношению к нему будет наряжение его в хорошее имя и благородную, хорошую кунью. Воистину, хорошее имя оставляет след в душах в первый же момент, как его услышат.

— Аль-Маварди. [books.google.kz/books?id=M789AQAAIAAJ&q=%D9%86%D8%B5%D9%8A%D8%AD%D8%A9+%D8%A7%D9%84%D9%85%D9%84%D9%88%D9%83&dq=%D9%86%D8%B5%D9%8A%D8%AD%D8%A9+%D8%A7%D9%84%D9%85%D9%84%D9%88%D9%83&hl=ru&sa=X&ei=IPJeUemkHonDtAbum4HQAQ&ved=0CDcQ6AEwAg Насыхат аль-Мулук]. — С. 167.

Самые желательные имена

Самыми лучшими из имён считаются «Абдуллах» («Раб Аллаха») и «Абдуррахман» («Раб Милостивого»). Согласно хадису Мухаммеда, который передали Муслим ибн аль-Хадджадж и Абу Давуд, эти имена являются самыми любимыми для Аллаха. Известно, что пророк Мухаммед назвал сына своего дяди Аббаса Абдуллахом. Первый ребёнок мухаджиров, который родился в Медине, был назван этим именем (Абдуллах ибн Зубайр). Среди сподвижников Мухаммеда было около 300 человек, носивших это имя.

Сразу за этими именами следуют имена, которые построены по принципу «Абд + одно из имён Аллаха». Считается похвальным назвать ребёнка таким образом, однако у шиитов-рафидитов нежелательны имена «Абд аль-Малик» и «Абд аль-Азиз» (имена Омейядских халифов). Также у шиитов нежелательно имя «Абдуррахман», из-за того, что убийцу Али ибн Абу Талиба звали Абдуррахман ибн Мулджам.

Следующим по степени почётности считаются имена пророков и посланников. Известно, что сам Мухаммед назвал именем «Ибрахим» своего сына и сына Абу Мусы аль-Ашари. Именем «Юсуф» он назвал сына Абдуллаха ибн Салямы. Исламские богословы единогласны в том, что дозволено давать детям имена пророков и посланников, однако существовало разногласие касательно имени «Мухаммад», из-за запрета Умара ибн аль-Хаттаба. Но Ибн Хаджар аль-Аскалани приводит сведения о том, что он впоследствии отказался от этого мнения. Сказал Ибн Кайим Джаузия:

Правильным является то, что называть его именем разрешено, а делать себе кунью, подобную его кунье — запрещено. Запрет в течение его жизни более строгий. Сочетать в себе его имя и кунью — запрещено.

Интересно, что первым, кого назвали одним из имён Мухаммада — «Ахмад» — был Ахмад аль-Фарахиди аль-Басри, отец знаменитого Халиля аль-Фарахиди, который родился в конце первого века по хиджре. До этого никого таким именем не называли.

Также желательно давать детям имена сподвижников Мухаммеда и других исламских праведников. Аль-Мугира ибн Шуба передал, что Мухаммад сказал: «Они (сподвижники) называют (своих детей) именами пророков и праведников после них» (Сахих Муслим).

Запретные имена

Запретными считаются имена, которые означают что-то плохое или запретное согласно шариату, или являются таковыми из-за особенностей произношения. Также запрещены имена восхваляющие или, наоборот, ругающие своих носителей.

Ибн Джарир ат-Табари говорил:

Не подобает называться именем с плохим значением или именем, в котором есть восхваление, или именем с ругательным значением, даже если это просто имя человека, и не имеются в виду его истинные черты. Однако плохо будет, если кто-то услышит такое имя и подумает, что это качество названного. Поэтому пророк (мир ему и благословение Аллаха) изменял имя на такое, значение которого применительно к обладателю имени было правдивым.

— Ибн Хаджар аль-Аскалани «Фатх аль-Бари» (10/476)

К запрещённым именам относятся:

• Имена типа «Абд Шамс» («Раб Солнца»), «Абд ар-Расул» («Раб Пророка»), «Абд аль-Хусейн» («Раб Хусейна (ибн Али)») и т. п. из-за язычества, которое содержится в них.
• Имена, которыми дозволено назвать только Аллаха. Например, «ар-Рахман», «аль-Халик» («Создатель»), «аль-Мумит» («Умерщвляющий») и т. п.
• Имена, в которых содержится уподобление немусульманам, то есть придуманы ими и характерны для них.
• Имена идолов. Например, «Узза», «Манат», «аль-Лат» и т. п.
• Имена, содержащие самовосхваление и ложь. Например, «Малик аль-Амляк» («Царь царей»), «Султан ас-салатин» («Султан всех султанов»), «Шахиншах» («Шах всех шахов») и т. п.
• Имена шайтанов. Например, «Хинзаб», «аль-Авар», «аль-Вальхан», «аль-Аджда» и др.

В 2014 году МВД Саудовской Аравии опубликовало список из 50 имен, которые запрещено давать детям граждан страны. «Нежелательные» имена разделены на три категории:

• затрагивающие религиозные чувства: Наби (пророк), Абду н-Наби (раб пророка), Джибриль (ангел Гавриил), Иман (вера)
• связанные с королевским правлением: Амир (князь), Сумув (высочество), Малик (король), Малика (королева), аль-Мамляка (королевство).
• «неисламские» и «неарабские»: Линда, Сэнди, Ларин, Элис и др.

Нежелательные имена

• Нежелательными являются те имена, которые режут слух из-за значения или звучания. Например, «Харб» («Война»), «Ханджар» («Кинжал»), «Хиям» (название болезни верблюдов) и т. п.
• Нежелательны похотливые и связанные со страстью имена. Например, «Гада» (молодая девушка, которая идет гордой завлекающей походкой), «Фатин» (соблазняющая своей красотой) и т. п.
• Нежелательны имена, которые указывают на грех или неповиновение. Например, «Залим» («Тиран»), «Саррак» («Вор») и т. п.
• Также нежелательны имена скверных животных. Например, «Ханаш» («Змея»), «Химар»(«Осёл»), «Кальб» («Собака») и т. п.
• Нежелательны имена типа «слово + ад-Дин/аль-Ислам». Например, «Рукн ад-Дин» («опора религии»), «Нур аль-Ислам» («Свет ислама») и т. п., из-за величия этих двух понятий («Дин» и «Ислам»). Известно, что ан-Навави не любил, когда его называли «Мухй ад-Дин» («Оживитель религии»), а Ибн Таймия не любил прозвища «Такий ад-Дин» («Праведник религии»). Первым человеком, которого так назвали, является Баха-уд-Даула ибн Бавейх (Рукн ад-Дин).
• Нежелательны двойные имена (напр., «Мухаммад Ахмад»), которые создают путаницу.
• Множество богословов сочли нежелательным наречение именами ангелов. Например, «Джибриль», «Микаил», «Исрафил» и т. п.
• Множество богословов сочли нежелательным наречение названиями сур Корана. Например, «Йа Син», «Та Ха» и т. п.

Смена имени

Если имя человека несёт плохой смысл, содержит уподобление немусульманам, то есть является одним из запретных или нежелательных имён (см. разделы выше), то считается обязательным сменить такое имя на более желательное и благозвучное. Из сообщений о Мухаммеде известно, что он менял плохие имена на более хорошие.

Популярность

Арабское имя Мухаммад и его производные являются самым популярным мужским именем у мусульман. В начале XXI века имя Мухаммед стало самым популярным в некоторых странах Европы (Великобритания, Бельгия). В десятку самых популярных мужских имён в Бельгии, помимо имени Мухаммед, также вошли Амин, Аюб и Мехди. Среди популярных женских имён Бельгии — Айя, Ясмин и Сальма..

Литература

• Бакр Абу Зейд. [www.islamhouse.com/d/files/ar/ih_books/single/ar_naming_the_new_borne.pdf Имянаречение ребёнка] = تسمية المولود. — 3. — Эр-Рияд: Дар аль-Асыма, 1995. — ISBN 9960-749-46-0.
• Гафуров А. Г. Имя и история. Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков. Словарь. — М.: Наука, 1987. — 215 с. — 15 000 экз.
• Salahuddin Ahmed. A Dictionary of Muslim Names. — London: Hurst & Company, 1999.
• Rahman S. A. A Dictionary of Muslim Names. — New Delhi: Goodword Books, 2001.

Ссылки

• [www.gumer.info/bogoslov_Buks/Islam/men_name.php Мужские мусульманские имена]. Библиотека Гумер. Проверено 5 мая 2013. [www.webcitation.org/6GgD22Ml9 Архивировано из первоисточника 17 мая 2013].

Отрывок, характеризующий Мусульманское имя

Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.