Мусумба

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Мусумба
Страна
Демократическая Республика Конго

Мусумба (букв. «лагерь») — город в провинции Луалаба на юге Демократической Республики Конго. До колониального раздела город был столицей королевства Лунда.





История

Изначально столица не имела чёткого местоположения, каждый новый правитель (муата ямво) строил для себя собственную резиденцию. Все они располагались в одном районе, неподалёку друг от друга[1][2] В результате этих действий появился город с огороженными дворами, широкими улицами и площадью[3]. .

Важную роль в регионе Мусумба играла была уже в XVI веке[4].

Первые упоминания населённого пункта европейцами относятся к 1882 году. Тогда его описали исследователи Капелло и Айванс[5]. В 1896 году представитель Свободного государства Конго посетил город. Он был поражён размером и видом Мусумбы; столица была окружена рвами и фортификационными сооружениями. Население города того периода оценивалось в 30 тысяч человек. Согласно этим оценкам, Мусумба была крупнейшим поселений Центральной Африки конца XIX века[6].

В 1875 году народу чокве было позволено поселиться на берегах реки Касаи. Спустя несколько лет чокве отказались платить дань муато ямво. Правивший в то время Мудиба был убит во втором сражении с противником. Чокве захватили Мусумбу и превратили её жителей в рабов. Новому правителю по имени Мукинза удалось отбить город, но в следующем бою он бежал. Знать отстранила его от власти. В 1887 году влиятельный вождь чокве осадил столицу, в результате чего правитель Мушири лишился власти, а чокве правили страной 10 лет[7].

В 1898 году Мушири собрал воинов и напал на Макове, который был разбит через 3 дня. В то же время в Лунду вторглись европейские колонизаторы. Попытка атаковать их завершилась провалом. Борьба с европейскими колониальными войсками продолжалась до 1909 года, когда лидеры повстанцев были арестованы и казнены[7][8].

XX век

Сегодня

Архитектура

Мусумба, как и другие африканские резиденции, находившиеся в глубине материка, не испытывали европейского влияния[9]. Считалось, что священные животные символизируют мудрость и долголетие правителя. План столицы напоминал очертания черепахи. Дворец муато ямво, находившийся в центре города, символизировал сердце животного, остальные здания — его голову, конечности и хвост[10][11].

Известные уроженцы

  • Чомбе, Моиз (1919-1969) — политик, лидер партии Конфедерация ассоциаций Катанги.

Напишите отзыв о статье "Мусумба"

Примечания

  1. Антонина Семеновна Орлова, ‎Элеонора Сергеевна Львова. Страницы истории Великой Саванны. — 1978. — С. 183.
  2. Артем Борисович Летнев, ‎Валерий Александрович Субботин, ‎М. Ю Френкель. История Африки в XIX--начале XX в. — Наука, 1984. — С. 124. — 583 с.
  3. Central Africa to 1870: Zambezia, Zaire and the South Atlantic. — 1981. — С. 112.
  4. Catherine Coquery-Vidrovitch. Histoire des villes d'Afrique noire: des origines à la colonisation. — Markus Wiener Publishers, 2005. — С. 73. — 421 с. — ISBN 9781558763029.
  5. Victor Witter Turner. Schism and Continuity in an African Society: A Study of Ndembu village life. — 1972. — С. 4.
  6. James Anthony Pritchett. Friends for Life, Friends for Death: Cohorts and Consciousness Among the Lunda-Ndembu. — 2007. — С. 147-148.
  7. 1 2 Антонина Семеновна Орлова, ‎Элеонора Сергеевна Львова. Страницы истории Великой Саванны. — 1978. — С. 174-175.
  8. [www.britannica.com/place/Lunda-empire Lunda empire]. Энциклопедия Британника. Проверено 5 июля 2016.
  9. Артем Борисович Летнев, ‎Валерий Александрович Субботин, ‎М. Ю Френкель. История Африки в XIX--начале XX в. — Наука, 1984. — С. 493. — 583 с.
  10. Леонид Гринин, ‎Роберт Корнейро, ‎Дмитрий Бондаренко. The Early State, Its Alternatives and Analogues. — 2004. — С. 294.
  11. В. А. Линьша. Альтернативные пути к ранней государственности: международный симпозиум. — Дальнаука, 1995. — С. 157. — 216 с. — ISBN 9785744207045.

Отрывок, характеризующий Мусумба

– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.