Муфассир
Ислам · Священные Писания |
Тафсир и перевод
|
Экземпляры
|
Муфассир (араб. مُفسر) — толкователь (комментатор) Корана, автор тафсира.
Толкование Корана требует определенной научной и теоретической подготовки толкователя, а потому считается сложным делом. В традиционном исламе к муфассиру предъявляются следующие требования:
- Совершенное знание арабского языка;
- Знание истории ниспослания того или иного аята;
- Знание биографии пророка Мухаммада;
- Наличие способности к аналитическому мышлению;
- Знание всех социальных проблем того общества, в котором он находится[1].
Первыми известными муфассирами были:
- Абдуллах ибн Масуд (ум. в 653 г.)
- Абдуллах ибн Аббас (ум. в 687 г.)
- Убайй ибн Каб (ум. ок. 650 г.)
- Зейд ибн Сабит (ум. в 665 г.)
- Абу Муса аль-Ашари (ум. в 666 г.)
- Абдуллах ибн аз-Зубайр (ум. в 692 г.)[1].
Абдулла ибн Аббас, который был двоюродным братом пророка Мухаммада основал в Мекке первую школу по толкованию Корана. Среди его учениками были такие известные толкователи, как Муджахид ибн Джабр (ум. в 721) Ата ибн Абу Рабах (ум. в 733) Икрима аль-Барбари (ум. в 723), Саид ибн Джубайр (ум. в 714), Тавус ибн Кайсан (ум. в 724). Помимо мекканской школы Ибн Аббаса были и другие. Так, Абдуллах ибн Масуд основал школу в Ираке, а Зейд ибн Аслам — в Медине. Учеником Зейда был Малик ибн Анас[1].
Список муфассиров
Напишите отзыв о статье "Муфассир"
Примечания
- ↑ 1 2 3 А. Али-заде, 2007.
Литература
- Али-заде, А. А. Муфассир : [[web.archive.org/web/20111001002751/slovar-islam.ru/books/M.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
Отрывок, характеризующий МуфассирСамое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность. Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали. – Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами. Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу. – О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел. – Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей. В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце. Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями. «Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!» Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи. Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят. – Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант. – Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом. – Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант. – Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.] |