Мухаджирство

Эта статья — о миграционных процессах в исламских странах. О переселенцах из Мекки в Медину см. Мухаджир.

Мухаджи́рство — массовое и целенаправленное переселение мусульман в мусульманскую страну из немусульманских стран, где мусульмане являются меньшинством или чаще всего им становятся в результате военных действий (например, аннексия мусульманской территории христианским государством) и не желают мириться с положением религиозного меньшинства.

Этимология

Мухаджиры (араб. المهاجرون‎ букв. «переселенцы») — имя действия, происходящее из арабского языка от слова хиджра — переселение.

Первоначально, когда ещё жив был пророк, мединских мусульман называли «ансары» (что означает «помощники»), а мусульман, которые переселились из Мекки, называли «мухаджиры» (что означает «переселенцы»), лишь через время этот термин распространился на всех мусульман — «переселенцев» (из любых других мест).

Примеры

В современном контексте этот термин применяется к различным массовым переселениям мусульман с территорий, контролируемых немусульманским большинством или правительством. В исторической литературе термин связан со следующими событиями:

• Переселенцы в г. Ясриб (будущая Медина) из г. Мекка под предводительством пророка Мухаммеда, первые сторонники ислама, вынужденные бежать от преследований язычников. См. Хиджра.
• Мусульмане Хорезма, бежавшие в другие мусульманские страны после завоевания Средней Азии ордами Чингисхана. Одним из таких переселенцев был поэт Джалаладдин Руми, переселившийся из Афганистана в государство турок-сельджуков.
• Мавры, добровольно или вынужденно переселившиеся из Испании в страны Магриба после завершения Реконкисты. См. Мориски.
• Крымские татары, массово переселившиеся в Османскую империю после завоевания Россией Крымского ханства в 1783 году.
• Мусульмане Кавказа, в XIX веке насильно выселенные в Османскую империю при помощи российских войск в результате Кавказской войны. Подробнее см. Мухаджирство на Северном Кавказе.
• Этнические албанцы Центральной Сербии, вытесненные в 1878 году сербской армией из окрестностей Ниша и поселившиеся в Косово, где их потомки проживают по сей день.
• Балканские мусульмане (турки, албанцы, бошняки, цыгане, помаки, греки-мусульмане и др.), выехавшие в Турцию в 1878—1923 годах, в связи с потерей Османской империей территорий в Восточной и Южной Европе.
• Мусульмане Индии, переселившиеся в Пакистан в середине XX века в результате раздела Британской Индии.
• Палестинские арабы, покинувшие занятые израильской армией территории в течение XX века и проживающие преимущественно в сопредельных странах.
• Афганцы, бежавшие из Афганистана в Иран и Пакистан после вторжения советских войск в 1979 году. См. Афганская война (1979—1989).

См. также

• Мухаджирство в Османской империи
• Мухаджирство в Пакистане
• Репатриация
• Ирредентизм
• Кавказские этнические меньшинства в Турции

Отрывок, характеризующий Мухаджирство

– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.