Мухали

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мухали
Statue of Mukhulai.jpg
Памятник Мухали на площади Сухэ-Батора в монгольской столице

Мухали (Мукали-гойон[1], Мухури[2]) (1170—1223)[3] — монгольский полководец, один из ближайших соратников Тэмуджина-Чингис-хана.





Ранние годы

Происходил из ветви джат племени джалаир[1]. Оказался у Тэмуджина вместе с отцом, братом Буха и другими джалаирами, попавшими в плен при разгроме чжуркинцев[4]. В дальнейшем упоминается в Сокровенном сказании наряду с другими нукерами Тэмуджина — Боорчу, Борохулом и Чилауном — как один из четырёх «богатырей-кулюков»[5] или «четырёх героев» (дурбэн кюлюд), которые командовали четырьмя первоначальными отрядами гвардии-кешика[6].

Мухали вместе с Боорчу, Борохулом и Чилауном был отправлен Тэмуджином на помощь кэрэитскому Ван-хану, который подвергся нападению найманов. Войска «четырёх героев» спасли от поражения сына Ван-хана Нилха-Сангума (Сангуна), столкнувшегося в местности Хуулан-хут с найманским воеводой Коксэу-Сабрахом; они также вернули захваченных найманами имущество и людей Ван-хана[7][8].

Война с империей Цзинь

Основная статья: Монгольско-цзиньская война

Мухали фактически возглавлял войну против империи Цзинь во время похода Чингис-хана в Среднюю Азию, получив в 1217 году титул го-вана — князя, «замещающего» Чингис-хана в его отсутствие (упоминание в Сокровенном сказании о присвоении Мухали этого титула на курултае в 1206 г. является анахронизмом) [9] .

Южносунский посол Чжао Хун, посетивший в 1221 г. Мухали в Яньцзине (Пекине), оставил описание го-вана:

Мухали на аудиенции у императора [10] был пожалован должностями главнокомандующего войсками в Поднебесной и управляющего и титулами тай-ши и го-вана. Он — чёрный татарин. За последние десять лет он совершает карательные походы на восток и на запад и устрашает и потрясает варваров и китайцев. Все важные дела, относящиеся к походам и войнам, решаются им лично. Поэтому его называют временно замещающим императора. В платье и системе церемониала целиком следует установлениям, существующим для сына Неба. […] Он красивой наружности, не желает сбривать макушки, как делают другие татары, только обвязывает голову платком, носит узкое платье и умеет говорить на языках различных стран.

— Мэн-да бэй-лу [11]

Семья. Потомки

Дедом Мухали был Тергету-Баян, отцом — Гуун-Ува (Гуун-гоа) [4] [12] . Согласно сочинению Дунпин ван ши-цзя («Наследственный дом князя Дунпинского»), у Мухали было два старших брата (Ху-лу-ху-эр, Ци-ли-ку-эр) и два младших — Буха и Дайсун [13] . В Сокровенном сказании упомянут лишь Буха, в Джами ат-таварих — лишь Дайсун (Тайсун).

О Ци-ли-ку-эре (вариант — Цзи-ли-гэ-на) известно лишь, что он был тысячником. Буха (Мога) был одним из тысячников-турхаутов гвардии-кешика. Вероятно, именно он выступил проводником войска Джучи во время похода против «лесных народов» (1207) [14] [15] . Дайсун «вместе с одним из своих родичей, имя которого не выяснено» во главе двух тысяч джалаиров был передан под общее командование Мухали, после назначения того го-ваном [16] . Согласно Юань-ши, Дайсун носил титул цзюнь-ван (титул знатности первого ранга второго класса) [17] . Из его потомков известен Татартай.

Среди жён Мухали источники сохранили имя Лай-мань, вероятно, одной из чжурчженьских принцесс (гун-чжу), попавших в плен к монголам [18] . Чжао Хун упоминает также о восьми «ослепительной белизны и красивой наружности» наложницах го-вана, четверо из которых — чжурчженьки, другие — «татарки» [19] . Сын Мухали Бол (1197—1228) после смерти отца в 1223 г. унаследовал его титулы и должность [20] . Рашид ад-Дин кроме Бола, имя которого он передаёт как Богол-гойон, называет сыном Мухали Хантун-нойона, «старшего из эмиров» Хубилая [1] . Из других потомков Мухали упоминаются Джаукур, тысячник в государстве Хулагуидов в правление ильхана Абаги (1265—1282), и его брат Амук (Умук) [1] [21] [22] .

Напишите отзыв о статье "Мухали"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid1.shtml Сборник летописей]. — Т. 1, кн. 1. — С. 93.
  2. ↑ Бичурин Н. Я. (Иакинф). История первых четырёх ханов из дома Чингисова // История монголов. — М.: АСТ: Транзиткнига, 2005.
  3. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-prim.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). Прим. 152] / Пер. Н. Ц. Мункуева. — М.: Наука, 1975.
  4. ↑ 1 2 Козин С. А. [www.vostlit.info/Texts/rus10/Sokr_skaz/text2.phtml?id=4414 Сокровенное сказание монголов. § 137].
  5. ↑ Козин С. А. [www.vostlit.info/Texts/rus10/Sokr_skaz/text2.phtml?id=4414 Сокровенное сказание монголов. § 163, 177].
  6. ↑ Кычанов Е. И. [www.orientalstudies.ru/rus/index.php?option=com_publications&Itemid=75&pub=475 Кешиктены Чингис-хана (о месте гвардии в государствах кочевников)] // Mongolica: К 750-летию «Сокровенного сказания». — М.: Наука, 1993. — С. 150.
  7. ↑ Козин С. А. [www.vostlit.info/Texts/rus10/Sokr_skaz/text2.phtml?id=4414 Сокровенное сказание монголов. § 162-163].
  8. ↑ Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid2.shtml Сборник летописей]. — Т. 1, кн. 2. — С. 114.
  9. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-prim.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). Прим. 151].
  10. ↑ Словом хуан-ди («император») передаётся тюрко-монгольский титул «хан» или «хаган». См.: [kitap.net.ru/archive/21-prim.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). Прим. 76].
  11. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-text.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»)]. — С. 59-60, 61.
  12. ↑ Козин С. А. [www.vostlit.info/Texts/rus10/Sokr_skaz/text3.phtml?id=4415 Сокровенное сказание монголов. § 206].
  13. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-text.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»)]. — С. 60.
  14. ↑ Козин С. А. [www.vostlit.info/Texts/rus10/Sokr_skaz/text4.phtml?id=4416 Сокровенное сказание монголов. § 239].
  15. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-prim2.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). Прим. 287].
  16. ↑ Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid2.shtml Сборник летописей]. — Т. 1, кн. 2. — С. 273.
  17. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-prim2.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). Прим. 291].
  18. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-prim2.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). Прим. 587].
  19. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-text.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»)]. — С. 81.
  20. ↑ [kitap.net.ru/archive/21-prim2.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»). Прим. 297].
  21. ↑ Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid2.shtml Сборник летописей]. — Т. 1, кн. 1. — С. 155.
  22. ↑ Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid2.shtml Сборник летописей]. — Т. 1, кн. 2. — С. 270.

Источники

  • Бичурин Н. Я. (Иакинф). История первых четырёх ханов из дома Чингисова // История монголов. — М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. — С. 5-234. — ISBN 5-17-031003-X.
  • Козин С. А. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/mongol.html Сокровенное сказание монголов]. — М.: Товарищество научных изданий КМК, 2002. — 156 с. — ISBN 5-87317-120-3.
  • [kitap.net.ru/archive/21-text.php Мэн-да бэй-лу («Полное описание монголо-татар»)] / Пер. Н. Ц. Мункуева. — М.: Наука, 1975.
  • Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid1.shtml Сборник летописей] / Пер. с персидского Л. А. Хетагурова, редакция и примечания проф. А. А. Семенова. — М., Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1952. — Т. 1, кн. 1.
  • Рашид ад-Дин. [samlib.ru/k/konstantin_p/rashid2.shtml Сборник летописей] / Пер. с персидского О. И. Смирновой, редакция проф. А. А. Семенова. — М., Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1952. — Т. 1, кн. 2.


Это заготовка статьи о Монгольской империи. Вы можете помочь проекту, дополнив её.
Это заготовка статьи о военном деятеле. Вы можете помочь проекту, дополнив её.
<tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><th scope="row" class="navbox-group" style="background:#7FB4EB">Улусы</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px">
</td></tr><tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td class="navbox-abovebelow" colspan="2" style="background:#7FB4EB"></td></tr></table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Мухали


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Мухали&oldid=79801872»

Навигация