Абдо, Мухаммад
| Мухаммад Абдо | |
| Верховный муфтий Египта 1899 — 1905 | |
|---|---|
| Предшественник: |
Хасуна ан-Навави |
| Преемник: |
Бакри ас-Садафи |
| Личная информация | |
Богословская деятельность | |
| Труды: |
Список
Послания о единобожии
|
 Редактирование Викиданных | |
Муха́ммад А́бдо (Абду) (араб. محمد عبده; 1849—1905) — египетский общественный и религиозный деятель, либеральный реформатор, считающийся основателем исламского модернизма[1]. Главный муфтий Египта (1899—1905). Ученик и соратник Джамал ад-дина аль-Афгани. Автор работ о реформах шариата, системы образования и т. д.
Биография
Мухаммад Абдо родился в 1849 году близ Даманхура (Нижний Египет) в туркменской семье. Ещё в раннем детстве его начинают обучать азам грамотности и чтению Корана. На формирование его религиозных взглядов оказал его дядя, который был суфийским шейхом[2]. В возрасте тринадцати лет его отправили в школу суфийского шейха Саида аль-Бадави при мечети «Ахмадия»[3]. Некоторое время вёл замкнутую, аскетическую жизнь. Его увлеченность суфизмом выразилась в его ранних трактатах, таких как Трактат о мистическом вдохновении (1874), посвященный изложению доктрины Ибн Араби.
В 1866 году Мухаммад Абдо поступает в ведущее учебное заведение в Каире Аль-Азхар, в котором становится учеником Джамал-ад-дина ал-Афгани — известного философа и реформатора, идеолога панисламизма, выступавшего против европейского колониализма. После окончания университета Мухаммад Абдо некоторое время преподаёт логику и теологию в Аль-Азхаре. Статьи Мухаммада Абдо выходили во многих периодических изданиях Египта, чаще всего в газете «Аль-Ахрам»[3].
За поддержку восстания Араби-паши в 1882 году высылается из Египта на шесть лет, вследствие чего сначала проживает в Ливане, затем во Франции, Великобритании, в которых продолжает свою деятельность. Совместно с аль-Афгани основал в Париже тайное общество «Наикрепчайшая связь» (аль-Урва аль-вуска), издававшее газету с тем же названием, которая была популярна в среде мусульманской интеллигенции[4].
Внёс большой вклад в становление современной арабской публицистики, литературы и литературного языка, возглавив школу журналистики при газете «Аль-Вакаи аль-Мисрия» («Египетские события»). Его статьи на религиозно-философские, социально-политические и моральные темы, опубликованные в период 1876—1905, явились образцами современного арабского языка и нового публицистического стиля[5].
В 1885 году приехал в Бейрут, где написал несколько книг. В 1888 году Мухаммад Абдо возвращается в Египет, где занимал ряд постов в государственном аппарате и системе образования. В 1899 году становится муфтием страны. В это время он основывает религиозное общество, становится президентом общества возрождения арабских наук. Возглавил Административный совет аль-Азхара и работает в направлении реформирования университета[4]. Ввел в программу Университета преподавание таких светских дисциплин, как математика, история и география[2].
Мухаммад Абдо умер 11 июля 1905 года[2].
Религиозные взгляды
Отвергал слепое следование поздним религиозным авторитетам и считал недопустимым «закрытие иджтихада»[4]. Издавал фетвы, противоречащие фетвам правоверных суннитских мазхабов, за что вызвал на себя огонь критики ортодоксов. В частности против него выступил турецкий ханафитский традиционалист шейх уль-ислам Мустафа Сабри Эфенди. Считал необходимым проведение реформ в исламе через возврат к его основам (см. исламский фундаментализм). Отвергал наличие духовенства и духовных авторитетов в религии[3]. По некоторым богословским вопросам он следовал учению средневекового богослова Ибн Таймии[4].
Ещё после окончания Аль-Азхара Мухаммад Абдо довольно резко выступал против суфизма, хотя и признавал некоторые достоинства учения — нравственное самосовершенствование, обретение внутренней веры, критическое отношение к официальной догматике и др. Порицает культ святых и чудотворство, считая это мошенничеством. Будучи в должности директора Департамента печати Египта он запрещает «Мекканские откровения» Ибн аль-Араби, посчитав его вредным для широкой публики[2].
Издал фатву, разрешающую мусульманам получать проценты по банковским вкладам, что ранее было запрещено как ростовщичество[2][4].
Мухаммад Абдо — автор одного из наиболее авторитетных современных тафсиров Корана, «Послания о единобожии» (Рисала ат-таухид). Сам Мухаммад Абдо утверждал, что каждой эпохе нужна своя самостоятельная трактовка[4].
Политические идеи
Мухаммад Абдо считал, что любой правитель в первую очередь представляет сугубо земную власть, которая не освящена Божественными мотивами. Глава государства обязан исполнять роль политического лидера общества, защищать религию и пропагандировать её идеалы. Мухаммад Абдо также был сторонником народовластия и идеи выборности руководителей государства. Считал, что конституционного строя можно добиться путём мирного соглашения с правительством[3].
Указывал на преимущества парламентского строя. Был сторонником идеи постепенного движения к парламентаризму, который предусматривал временное правление диктатора. Считал, что бунт против существующей власти является показателем неготовности народа к подлинной свободе[3]. Выступал за независимость Египта от Османской империи и от Запада и придерживался и идей национализма («Египет для египтян»)[2]. Одновременно с этим выступал за воссоздание исламского Халифата во главе с османским султаном[4], сотрудничал с англичанами, за что его называли «самым большим среди египтян англофилом».
Напишите отзыв о статье "Абдо, Мухаммад"
Примечания
- ↑ Ahmed H. Al-Rahim (January 2006). «Islam and Liberty», Journal of Democracy 17 (1), p. 166—169.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Кругосвет.
- ↑ 1 2 3 4 5 Али-заде, А. А., 2007.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Ислам: ЭС, 1991, с. 8.
- ↑ [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke1/ke1-0291.htm?cmd=2&istext=1 «Краткая литературная энциклопедия», т.1, 1962]
Литература
- Милославский Г. В. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Абду] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 8.</span>
- Али-заде, А. А. Абдо Мухаммад : [[web.archive.org/web/20111001002806/slovar-islam.ru/books/a.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
- Зеленев Е. И. Государственное управление, судебная система и армия в Египте и Сирии (XVI — начало ХХ в.). — СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2003.
- Степанянц М. Т. О религиозных взглядах Мухаммада Абдо // Религия и общественная мысль стран Востока. — М., 1974.
- Кириллина С. А. Ислам в общественной жизни Египта. — М., 1989.
Ссылки
- [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/filosofiya/ABDO_MUHAMMAD.html Абдо, Мухаммад] // Энциклопедия «Кругосвет».
Отрывок, характеризующий Абдо, Мухаммад
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
