Мухаммад Азам Шах

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мухаммад Азам Шах<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Падишах
Империи Великих Моголов
14 марта 1707 — 19 июня 1707
Предшественник: Аурангзеб
Преемник: Бахадур Шах I
Субадар Гуджарата
1701 — 1706
Субадар Малвы
Субадар Бенгалии
1678 — 1679
Предшественник: Азам-хан Кока
Преемник: Шаиста-хан
 
Рождение: 8 июля 1653(1653-07-08)
Бурханпур
Смерть: 19 июня 1707(1707-06-19) (53 года)
Джаджау
Место погребения: Гробница Хумаюна
Род: Великие Моголы
Отец: Аурангзеб
Мать: Рабия-и-Дурани-бегум Сахиба
Дети: 7 сыновей и 3 дочери

Мухаммад Азам Шах (8 июля 1653 — 19 июня 1707)) — старший сын падишаха Аурангзеба Аламгира I, падишах Могольской империи под именем Падшах-и-Мумалик Абуль-Файз Кутб ад-дин Мухаммад Азам Шах-и-Али Джах Гази (14 марта 1707 — 19 июня 1707).





Ранняя биография

Шахзаде Султан Мухаммад Азам Тара-мирза был старшим сыном падишаха Аламгира I и его главной жены Рабии-и-Дурани-бегум Сахибы и при этом третьим из всех сыновей Аламгира. В 1678 году в связи со смертью Азам-хана Кока отец назначил его субадаром (наместником) Бенгалии[1]. В 1681 году шахзаде получил мансаб Шах-и-Али Джах и был объявлен наследником престола. В 1685-1686 годах Султан Мухаммад Азам Шах-и-Али Джах участвовал в военных действиях своего отца против маратхов. В 1701 году шахзаде был назначен субадаром Гуджарата. От четырех жен имел семь сыновей и трех дочерей.

Борьба за престол

В марте 1707 года после смерти падишаха Аурангзеба трое его сыновей, Мухаммад Муаззам, Мухаммад Азам Шах-и-Али Джах и Мухаммад Кам Бахше, начали междоусобную войну за его престол. Аламгир I назначил своим наследником старшего из оставшихся в живых сыновей шахзаде Мухаммада Муаззама, который с войском выступил из Кабула в поход на столицу — Агру. Мухаммад Азам Шах-и-Али Джах также заявил о своих претензиях на престол и провозгласил себя падишахом. Второй сын Мухаммада Муаззама шахзаде Султан Мухаммад Азим-уш-Шан с войском выступил из Бенгалии и захватил столицу. Только столичная крепость ему не сдалась. В марте 1707 года Мухаммад Азам Шах со своей армией вступил в Агру и занял престол падишаха. Начальник столичной крепости признал его верховную власть и сдался. В июне 1707 года к Агре подошел шахзаде Мухаммад Муаззам со своей армией. 18 июня 1707 года состоялась решающая битва между двумя братьями вблизи Джаджау, к югу от Агры. Мухаммад Азам Шах имел большую армию в 45 тысяч человек пехоты и 65 тысяч всадников. Его поддерживали Асад-хан и его сын Зулфикар-хан, которые играли видную роль в последние годы правления Аламгира I. Потери с обеих сторон составили около 10 тысяч человек. В сражении Мухаммад Муаззам нанес Мухаммадe Азам Шаху сокрушительное поражение. Сам Мухаммад Азам Шах и двое его сыновей погибли.

Жёны и дети

См. также

Напишите отзыв о статье "Мухаммад Азам Шах"

Примечания

  1. [www.banglapedia.net/HT/M_0351.HTM Muhammad Azam (Prince)//Банглапедия.]

Источники

Падишах Могольской империи
Предшественник:
Аламгир I
17071707 Преемник: Шах Алам I
Претенденты:
Кам Бахш-и-Динпанах

Отрывок, характеризующий Мухаммад Азам Шах

Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.