Мухаммад ибн Ибрахим Аль аш-Шейх

Мухаммад ибн Ибрахим Аль аш-Шейх араб. محمد بن إبراهيم آل الشيخ‎
1-й Верховный муфтий Саудовской Аравии
1953 — 1969
Преемник:	Абдуль-Азиз Ибн Баз
Рождение:	1893 Эр-Рияд
Смерть:	3 декабря 1969(1969-12-03) Эр-Рияд
Династия:	Аль Шейх
Отец:	Ибрахим ибн Абдуль-Латиф ибн Абдуррахман Аль аш-Шейх
Мать:	аль-Джаухара бинт Абдуль-Азиз аль-Хиляли

Мухаммад ибн Ибрахим Аль аш-Шейх (Эр-Рияд, 1893 — Эр-Рияд, 3 декабря 1969) — авторитетный саудовский богослов из рода Аль Шейх, сын кадия Эр-Рияда Ибрахима ибн Абдуль-Латифа, прямой потомок таких известных улемов, как Абдуррахман ибн Хасан Аль аш-Шейх и Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб. Был кадием аль-Гатгаты, председателем Управления по фетвам и Судебного управления Саудовской Аравии. В период с 1953 по 1969 годы занимал должность Верховного муфтия Саудовской Аравии.

Биография

Его полное имя:Мухаммад ибн Ибрахим ибн Абдуль-Латиф ибн Абдуррахман ибн Хасан ибн Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб Аль аш-Шейх. Он родился в день Ашура 1311 года по хиджре (1893 год) в семье судьи Ибрахима ибн Абдуль-Латифа и аль-Джаухары бинт Абдуль-Азиз аль-Хиляли из ветви аль-Мазари племени Тамим. Семья Мухаммада ибн Ибрахима была очень религиозной и он начал получать исламское образование ещё с ранних лет. В шестнадцать лет его настигает глазная болезнь, а в семнадцать он уже стал слепым.

Мухаммад был женат шесть раз. Первый раз он женился когда ему было 24 года. Трое из его жён умерли ещё при его жизни:

1. Умм Абдуль-Азиз бинт Абдуррахман Аль аш-Шейх — мать Абдуль-Азиза, Ибрахима и Ахмада.
2. Умм Абдуллах бинт Абдуррахман ибн Насир — мать Абдуллаха.
3. Третья жена было из рода аль-Каффари племени Бану Тамим.

Должности

На протяжении жизни Мухаммад ибн Ибрахим занимал должности кадия аль-Гатгаты (араб. الغطغط‎), имама мечети имени шейха Абдуррахмана ибн Хасана (сейчас мечеть названа в честь самого Мухаммада ибн Ибрахима) и Большой соборной мечети Эр-Рияда, занимался обучением студентов в мечети и у себя дома. До открытия Управления по фетвам (араб. إدارة الإفتاء‎) занимался вынесением фетв, а после его открытия в 1955 году (шаабан 1374 г.х.) стал её главой. Когда через два года открылось Судебное управление (араб. رئاسة القضاء‎), его директором стал Абдуллах ибн Хамис, а руководителем Мухаммад ибн Ибрахим. После учреждения Всемирной исламской лиги Мухаммад ибн Ибрахим стал председателем основного совета лиги. Также Мухаммад ибн Ибрахим стоял у основ Исламского университета города Медина, где его заместителем был будущий Верховный муфтий Абдуль-Азиз ибн Баз.

Смерть

В один из дней месяца шаабан 1389 г.х. (1969 год) Мухаммад ибн Ибрахим почувствовал ухудшение своего здоровья и обратился в местное медицинское учреждение. После обследования у него выявили тяжёлую болезнь и с тех пор он не выходил за пределы больницы, кроме как в месяц Рамадан. Из-за прогрессирующей болезни он был отправлен королевским указом в Лондон, но британские врачи не смогли побороть уже запущенную болезнь и Мухаммад ибн Ибрахим впал в кому. Специально выделенный самолёт привёз его в Эр-Рияд, где он умер в 4 часа утра по местному времени 24 числа месяца Рамадан 1389 г.х. (среда, 3 декабря 1969 года).

Джаназа-намаз над ним был совершён Абдуль-Азизом ибн Базом после полуденной молитвы. Мечеть и все прилегающие к ней улицы были заполнены желающими присоединиться к молитве. После того, как его тело отвезли на кладбище аль-Ауд, над ним был совершён повторный джаназа-намаз теми людьми, которые не смогли участвовать в первой молитве. Во главе намаза стоял один из учеников Мухаммада ибн Ибрахима Абдуррахман ибн Мухаммад ибн Фарис.

Литература

• Хамд ибн Хумайн ибн Хамд аль-Фахд [www.saaid.net/Warathah/1/shaikh-m.htm Биография достопочтенного шейха Мухаммада ибн Ибрахима Аль аш-Шейха] (ар.) = سيرة سماحة الشيخ محمد بن إبراهيم آل الشيخ // Насир ибн Хамд аль-Фахд. — 2000.

Предшественник: —

Верховный муфтий Саудовской Аравии 1953—1969

Преемник: Абдуль-Азиз ибн Баз

Отрывок, характеризующий Мухаммад ибн Ибрахим Аль аш-Шейх

– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.