Мухаммед, Муртала

Муртала Рамат Мухаммед англ. Murtala Ramat (Rufaj) Mohammed <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Муртала слева.</td></tr>
Президент Нигерии
29 июля 1975 — 13 февраля 1976
Предшественник:	Якубу Говон
Преемник:	Олусегун Обасанджо
Вероисповедание:	Ислам
Рождение:	8 ноября 1938(1938-11-08) Кано (город), Нигерия
Смерть:	13 февраля 1976(1976-02-13) (37 лет) Лагос, Нигерия
Отец:	Risqua Muhammed
Мать:	Uwani Rahamat
Супруга:	Аджоке

Муртала Рамат (Руфай) Мухаммед (англ. Murtala Ramat (Rufai) Mohammed) (8 ноября 1938 года, Кано — 13 февраля 1976, Лагос) — нигерийский полковник, президент Нигерии в 1975—1976.

Биография

Родился в древнем г. Кано, окончил там школу и правительственный колледж в Зариа в 1957 году. По вероисповеданию — мусульманин-суннит.

В 1958 году Мухаммед вступил в ряды нигерийской армии. Сделал быструю карьеру военного: от младшего лейтенанта в 1961-м до бригадного генерала в 1971 году. Проходил военную подготовку в Великобритании, в том числе в Сандхёрсте, штабном училище, училище связи в Каттерике и специализировался на военной связи. В звании лейтенанта в 1960—1962 гг. принимал участие в операции ООН в Конго под командованием Джонсона Агуийи-Иронси, будущего главы Нигерии. Затем служил в телекоммуникационном подразделении близ столицы (его дядя, Альхаджи Инуа Вада, с 1965 года был военным министром Нигерии).

В январском перевороте 1966 года играл пассивную роль. С апреля 1966 года — инспектор связи армии Нигерии в чине майора.

Был фактическим главой государственного переворота 29 июля 1966 года (спровоцированного засильем христиан-игбо во властных структурах и притеснениями северян), однако власть была передана Якубу Говону.

Во время гражданской войны Мухаммед был командиром 2-й дивизии, активно действовавшей в Биафре. В ходе боевых действий его дивизия, не дождавшись наведения мостов, с большими потерями с третьей попытки сумела форсировать р. Нигер. В 1968 году в связи с «неуправляемостью» и отказами следовать указаниям Генерального штаба был отозван с командования дивизией, однако ему присваивается звание полковника, и он назначается генеральным инспектором войск связи. С 25 января 1976 года — министр связи.

Президент Нигерии

Когда президент Нигерии Якубу Говон в конце июля 1975 года улетел на саммит Организации африканского единства в Кампалу, группа старших офицеров во главе с командующим президентской гвардией полковником Джозефом Гарба организовала бескровный военный переворот, поддержанный населением. Сам Муртала Мухаммед отказался играть в нём активную роль, но обещал свою поддержку и помощь в случае его провала.

29 июля 1975 года был провозглашён новым президентом Нигерии. Сразу заменил руководство армии, флота, ВВС, полиции и генерального штаба Нигерии и всех 12 военных губернаторов штатов. Провёл административную реформу, в результате чего число штатов Нигерии было увеличено с 12 до 19, национализировал две основные газеты страны, национальное радио- и телевещание, а также университеты. Начал активную борьбу с коррупцией, сократил число чиновников на 10.000 и демобилизовал из армии 100.000 военнослужащих. 12 из 25 министерских постов были отданы гражданским лицам. Начал перенос столица из Лагоса в центр страны, в Абуджу. Во внешней политике выразил полную поддержку ОПЕК и просоветскому правительству Анголы (Народное движение за освобождение Анголы — Партия труда), боровшемуся с иностранной агрессией апартеидного режима ЮАР и сепаратизмом.

С января 1976 — «полный» (четырёхзвёздный) генерал.

13 февраля 1976 года, всего через шесть месяцев после прихода к власти, Муртала Мухаммед был расстрелян в своём автомобиле в Лагосе, когда утром ехал на работу (к своей охране он всегда относился формально, ограничиваясь присутствием ординарца и адъютанта). Затем была предпринята неудачная попытка государственного переворота, подавленная начальником генштаба Нигерии генералом Олусегуном Обасанджо. Очень быстро путчисты были арестованы и казнены (глава мятежников и организатор убийства президента, подполковник Бука Сука Димка был расстрелян). В организации переворота подозревались спецслужбы США, Израиля и Британии, посол последней был выслан из страны.

Дополнительная информация

Заняв пост главы государства, поменял своё второе имя «Руфай» на «Рамат», что больше соответствовало нигерийскому фольклору.
Жена, Аджоке (из йоруба) — зубной врач. Пять детей — Аиша, Закари, Фатимо, Рискуа Абба, Зелиха и Джумай.

Имел репутацию бесстрашного, волевого, эмоционального, честного и импульсивного офицера, генерала и президента.

Считается одним из трёх национальных героев Нигерии.

Память

• После смерти Мурталы известная африканская певица Мириам Макеба написала о нём песню.
• Международный аэропорт Лагоса назван в его честь.
• Mercedes-Benz, в котором он был застрелен, выставлен в качестве экспоната в национальной музее в Лагосе.
• Его портрет нарисован на банкноте номиналом в 20 найр.
• В руководство фонда его памяти, кроме вдовы и детей, входят бывшие президенты страны Олусегун Обасанджо и Ибрагим Бабангида.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20000818184453/www.time.com/time/europe/timetrails/nigeria/ngr760301.html Penny-Ante Putsch]  (англ.)
• [www.waado.org/NigerDelta/Nigeria_Facts/MilitaryRule/Omoigui/MurtalaCoup-PartOne.html Der Putsch von 1975, Teil 1]  (англ.)
• [www.waado.org/NigerDelta/Nigeria_Facts/MilitaryRule/Omoigui/MurtalaCoup-PartTwo.html Der Putsch von 1975, Teil 2]  (англ.)
• [www.cenbank.org/currencymgt/biodata/Gen_murtala.htm Lebenslauf bei der Nigerianischen Zentralbank]  (англ.)
• [www.tribune.com.ng/index.php/features/35830-murtala-muhammed36-years-after]  (англ.)
• www.dawodu.com/siollun2.htm  (англ.)

Отрывок, характеризующий Мухаммед, Муртала

Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.