Мухаммед Али Египетский

Муха́ммед Али́-паша араб. محمد علي باشا‎ осм. محمد علی پاشا ‎ — Mehmet Ali Paşa<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Мухаммед Али-паша в 1840 году.</td></tr>
Вали (паша) Египта
17 мая 1805 — 2 марта 1848
Предшественник:	Ахмад Хуршид-паша
Преемник:	Ибрагим-паша
Рождение:	4 марта 1769(1769-03-04) Кавала, Македония
Смерть:	3 апреля 1849(1849-04-03) (80 лет) Дворец Рас эль-Тин, Александрия, Египет
Род:	Основатель династии Мухаммада Али
Отец:	Ибрагим Ага
Мать:	Зейнаб Ханум
Супруга:	9 жен
Дети:	19 сыновей и 13 дочерей
Награды:

Муха́ммед Али́-паша́ (араб. محمد علي باشا‎, тур. Kavalalı Mehmet Ali Paşa; 4 марта 1769 — 3 апреля 1849) — паша Египта (1805—1848), вассал турецкого султана Махмуда II, восставший против него в 1831 году.

Биография

Родился в 1769 году в албанской семье в Кавале (Македония). Сын мелкого помещика Ибрагима Аги, он потерял родителей и воспитывался в чужой семье. Став взрослым, он завел табачную торговлю и даже не помышлял о военной службе. Однако когда ему исполнилось 30 лет в его жизни произошел крутой перелом.

В качестве начальника албанского военного отряда был послан османской администрацией в Египет в 1798 году для войны против французов. Обладая твердой волей, безграничным честолюбием и большими дарованиями, скоро выдвинулся из мамлюков и в 1805 году был назначен вали (наместником, вице-королём) Египта.

В 1807 году в ходе Англо-турецкой войны вынудил уйти из Египта 5-тысячный британский корпус.

Под руководством Мухаммеда Египет сильно развился. Он окружил себя французами и, убедившись в превосходстве европейской организации армии над турецкой и успев также несколько ознакомиться с французскими обычаями и порядками, решился реорганизовать армию, правительство и самый строй египетской жизни в европейском духе. Он приступил к реформам в Египте почти одновременно с султаном-реформатором Махмудом II, но достиг в своих начинаниях значительно бо́льших успехов.

Сам Мухаммед Али вовсе не получил образования: только на сороковом году жизни он с трудом выучился читать, а писать не умел вовсе; тем не менее он хорошо понимал цену знаниям, дал хорошее образование своим сыновьям Ибрагиму-паше и Саиду-паше, открыл в Египте много школ, типографию, газету. При проведении реформ, вызывавших недовольство в среде консервативно настроенных подданных (даже членов его собственной семьи, в частности, его внука Аббаса-паши), он, подобно российскому императору Петру I, нередко действовал крайне жёстко, прибегая для достижения своих целей к казням и тайным убийствам. В качестве одного из примеров подобных жестокостей египетского правителя следует, в частности, упомянуть массовое убийство по его приказу шестисот мамлюков в 1811 году.

В личных отношениях, особенно с европейцами, Мухаммед Али производил впечатление мягкого человека, не чуждого гуманности. Простота и доступность в обращении и частной жизни, презрение к условностям восточного этикета, прекрасно уживавшиеся в нём с властолюбием и честолюбием, импонировало общавшимся с ним европейцам.

В 1811—1818 годах Египет участвовал в войне с первым государством Саудидов, в ходе которой захватил Аравийский полуостров.

В 1823 году Египет захватил Северный Судан и сделал его своей провинцией со столицей в Хартуме.

Превратив Египет в мощное государство, способное поддержать Порту войсками и флотом, Мухаммед Али участвовал в подавлении восстания греков, и несмотря на то, что его флот вместе с турецким был разбит в сражении при Наварине (1827 год), к 1830 году он сумел восстановиться.

Ещё во время русско-турецкой войны 1829—1830 годов Мухаммед Али перестал платить дань Махмуду II, а в 1831 году, желая создать из Египта независимое наследственное государство, развязал Первую Турецко-Египетскую войну.

Приемный сын Мухаммеда Али Ибрагим-паша двинулся с войсками в подвластную османам Сирию и осадил крепость Сен-Жан д’Акр. С её падением, вся турецкая Сирия перешла в руки египетского паши. Султан объявил Мухаммеда Али мятежником и направил к сирийским границам армию под начальством Хуссейна-паши. Пока производилась осада Акры, Ибрагим-паша со своими войсками прошел по окрестной местности, покорил всю среднюю Палестину, а племена Ливана присоединились к нему в надежде освободиться от злоупотребления турецкого управления.

После этого Ибрагим-паша разбил наголову Хуссейн-пашу при Гоме и у Бейданского прохода (в горах между Сирией и Киликией).

Султан выслал вторую, более сильную армию под командованием своего лучшего полководца Решида-паши. Но и он был разбит в битве при Конье и взят в плен.

После этого Ибрагим-паша собирался переправиться в европейские владения Турции, но вмешательство России спасло ситуацию. Мухаммед Али отозвал Ибрагим-пашу из Малой Азии и умерил свои притязания. В 1833 году в Кутайе был заключен договор по которому Мухаммед Али получал Сирию как вассальное владение и Аданский округ во временное пользование.

В 1839 году Мухаммед Али невыполнением Кутайского договора вызвал новый разрыв с Турцией, начав Вторую турецко-египетскую войну, в которой Турция снова потерпела неудачу. Армия султана, при которой находился Мольтке, была разбита при Низибе, а турецкий адмирал Ахмет-Фензи передал турецкий флот египтянам.

Торжествующий Мухаммед Али потребовал от преемника Махмуда II, Абдул-Меджида наследственной власти над Египтом, Сирией, Аданою и Критом. Европейские страны, в том числе и Франция, в целях поддержания мира предложили султану рассмотрение этого вопроса на суд европейских кабинетов. После согласия султана в Лондоне собралась конференция из представителей пяти ведущих держав, которая присудила передать Мухаммеду Али южную часть Сирии и предоставить наследственную власть в Египте с условием признания им беспрекословного подчинения султану и продолжения выплаты дани. Мухаммед Али отверг решение конференции. Тогда объединенный англо-австрийский флот подступил к Александрии и принудил Мухаммеда Али признать итоги конференции. Мухаммед Али удержал за собой только Египет и был вынужден снова начать выплачивать дань Порте (1840 год).

Отличаясь в молодости необузданной храбростью и воинским честолюбием, к зрелым годам Мухаммед Али превратился в мудрого и дальновидного государственного деятеля. Он предпринял целый ряд грандиозных предприятий, призванных прославить его имя в Европе и в потомстве: так, он задавался мыслью о прорытии канала через Суэцкий перешеек, но не решился приступить к исполнению задуманного, опасаясь вредного влияния канала на самостоятельность Египта. В начале 1840-х годов он предпринял целый ряд шагов по развитию ирригации страны, не вполне удавшихся вследствие недостатка в деньгах. Финансовые неудачи были, по-видимому, главной причиной его нервного расстройства, окончившегося помешательством. В 1844 году он сделал своим соправителем Ибрагима-пашу, но последний умер ещё до смерти Мухаммеда Али. Наследником Мухаммеда Али стал его внук Аббас-паша.

Семья и дети

Имел девять жен, от которых у него было 19 сыновей и 13 дочерей.

• Ибрагим-паша (1789—1848), паша Египта (1848—1848)
• Ахмед Тусун-паша (1794—1816)
• Исмаил Искандер Али Камиль-паша (1796—1822)
• Абдул-Халим-бей (1797—1818)
• Джафар-бей (ум. 1810)
• Нуман-бей (ум. 1815)
• Абдул-Халим-бей (1819—1821)
• Искандер-бей (1821—1823)
• Абдул-Халим-бей (1821—1829)
• Мухаммед Саид-паша (1822—1863), паша Египта (1854—1863)
• Халим-бей (ум. 1823)
• Махмуд-бей (1825—1829)
• Хусейн-бей (1825—1847)
• Абдул-Халим-бей (1826—1830)
• Мухаммед Али Садик-бей (1828—1836)
• Али-бей (1829 — п. 1841)
• Мухаммад Абдул-Халим-паша (1830—1894)
• Искандер-бей (1831/1833 — п. 1841)
• Мухаммед Али-паша (1833—1861)
• Тафида Ханум (1788—1830)
• Хадиджа Назлы Ханум (1795—1860)
• Зейнаб Ханум (1799—1821)
• Рукия Ханум (1807—1810)
• Рукия Ханум (1811—1814)
• Сальма Ханум (ум. 1815)
• Зулейха Ханум (ум. 1815)
• Фатима Ханум (ум. 1822)
• Фатима Уль-Рухия Ханум (ум. 1823)
• Зейнаб Ханум (1822—1823)
• Зейнаб Ханум (1824—1829)
• Зейнаб Ханум (1825—1882)
• Айша Ханум (1828—1833)

Литература

• Мухаммед Али // Исторический словарь. — 2000.
• А. Я. Вышинский, С. А. Лозовский. Мухаммед Али // Дипломатический словарь. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1948.
• Мухаммед Али — статья из Большой советской энциклопедии
• Мухаммед Али / Иванов H. А. // Советская историческая энциклопедия : в 16 т. / под ред. Е. М. Жукова. — М. : Советская энциклопедия, 1961—1976.</span>
• Мухаммед Али // Энциклопедия Кольера. — Открытое общество, 2000.
• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• [www.royalark.net/Egypt/egypt.htm Egyptian Royalty Genealogy] — by Christopher Buyers

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Мухаммед Али Египетский

Отрывок, характеризующий Мухаммед Али Египетский

Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.