Муханов, Александр Алексеевич

Алекса́ндр Алексе́евич Муха́нов (2 октября 1802, Москва — 20 августа 1834) — полковник, камергер, литератор из рода Мухановых.

Сын сенатора Алексея Ильича Myханова (1753—1836) от брака его с княжной Варварой Николаевной Трубецкой (1766—1813). Старший брат Н. А. Муханова. Получил домашнее воспитание. Службу начал в 1819 году в Измайловском полку и, произведенный в корнеты Оренбургского уланского полка, в 1822 году переведен в лейб-гвардии Уланский полк.

С 1823 по 1825 года состоял адъютантом командира Финляндского корпуса А. А. Закревского. По словам К. Я. Булгакова, весьма расположенного к Муханову, он был «душевно предан» Закревскому, что однако не помешало последнему дать такой отзыв о своем подчиненном в письме к П. Д. Киселеву от 27 ноября 1826 года:

Скажу тебе откровенно и собственно для тебя на счет Муханова: любит новости и сплетни, ленив и на дело неспособен, но ко всему способен примениться.

Несмотря на это, Закревский поручал Муханову и довольно важные дела, вроде секретного надзора за поведением студентов Абовской академии. С 1826 года Муханов состоял адъютантом при главнокомандующем второй армией графе П. X. Витгенштейне. Совершив несколько переходов, с 1828 года служил в Семеновском полку, участвовал в Турецкой войне (1828—1829). Дослужившись до капитанского чина, в 1830 году Муханов оставил военную службу.

Выйдя в отставку, жил в Петербурге. В звании камергера состоял при Московском Главном архиве Министерства иностранных дел. Был приятелем E. А. Баратынского, H. В. Путяты, князя П. А. Вяземского, Пушкина и находился в большой дружбе с А. С. Хомяковым.

Литературная деятельность Муханова выразилась только критикой на книгу мадам де Сталь «Десять лет изгнания», напечатанной в «Сыне Отечества» в 1825 году. На резкую статью Муханова последовала не менее резкая статья Пушкина, напечатанная в «Московском телеграфе».

31-летний Муханов умер скоропостижно от воспаления легких в чине полковника в августе 1834 года, за несколько дней до своего бракосочетания с известной красавицей Авророй Карловной Шернваль, которая впоследствии вышла замуж за П. H. Демидова, а во втором браке была за А. Н. Карамзиным. Был похоронен у церкви Успения Пресвятой Богородицы села Успенское Александровского уезда Владимирской губернии, ныне село Муханово Богородского городского поселения Сергиево-Посадского района Московской области.

Отрывок, характеризующий Муханов, Александр Алексеевич

– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему: