Муханов, Алексей Ильич

Алексей Ильич Муханов
Дата рождения	1753(1753)
Дата смерти	23 января 1832(1832-01-23)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	бригадир
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1787—1792)
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1791), Золотое оружие «За храбрость» (1892)

Алексей Ильич Муханов (1753—1832) — бригадир, герой русско-турецкой войны, впоследствии действительный тайный советник, сенатор.

Биография

Происходил из старинного русского дворянского рода, известного с XVI века и внесённого в дворянские книги Московской губернии. Родился в 1753 году, сын отставного полковника Конной гвардии Ильи Ипатовича Муханова (1724—1799) и Прасковьи Фёдоровны урождённой Сафоновой. Брат Александр — шталмейстер, казанский, полтавский и рязанский губернатор.

В военную службу был записан в 1762 году в гвардию. Явившись в строй Муханов постепенно повышался в чинах и к началу русско-турецкой войны 1787—1792 годов был подполковником. В 1789 году за боевые отличия был произведён в полковники и 25 марта 1791 года был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 447 по кавалерскому списку Судравского и № 834 по списку Григоровича — Степанова)

За отличную храбрость, оказанную в сражении с турецкой армией на Кубани.

20 марта 1792 года он был удостоен золотого оружия с надписью «За храбрость».

Произведённый в 1793 году в бригадиры Муханов в следующем году перешёл на гражданскую службу и 1 января 1795 года назначен обер-прокурором 1-го департамента Сената, тогда же он был переименован в действительные статские советники.

24 февраля 1800 года Муханов был назначен сенатором и произведён в тайные советники, заседал в 8-м департаменте. С 1801 года он также был почётным опекуном Московского опекунского совета.

22 июля 1822 года получил чин действительного тайного советника. Скончался 23 января 1832 года, похоронен в селе Новинки-Круглышево Александровского уезда Владимирской губернии.

Семья

Жена (с 1797 года) — княжна Варвара Николаевна Трубецкая (1766—1813), внучка князей И. Ю. Трубецкого и А. С. Козловского. Дочь владельца села Ахтырка князя Николая Ивановича Трубецкого от брака с Татьяной Алексеевной Козловской. Во время войны 1812 года со всей семьей, опасаясь неприятеля, выехала в Казань. Там, не вынеся тяжелого пути, Варвара Николаевна скончалась в феврале 1813 года. Похоронена рядом с мужем в селе Новинки-Круглышево. В браке родились:

• Татьяна (1799—1859), фрейлина.
• Александр (1800—1834), полковник, камергер, умер за несколько дней до своего бракосочетания с Авророй Шернваль.
• Николай (1802—1871), сенатор, член Государственного совета.
• Екатерина (1804—1856)
• Владимир (1805—1866)
• Елизавета (1808—1881), фрейлина.
• Прасковья (1811—1895)

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. — Т. II. Л—Я. — М., 2009. — С. 180. — ISBN 978-5-9524-4167-5.
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. — М., 2007. — С. 68, 441. — ISBN 978-5-903473-05-2, ISBN 978-5-903743-05-2 (ошибоч.)
• Мурзанов Н. А. Словарь русских сенаторов. 1711—1917 гг: Материалы для биографий. — СПб., 2011. — С. 294—295. — ISBN 978-5-86007-666-2.
• Родословная Мухановых // «Русский архив». — Кн. 1. — 1878. — С. 327.
• Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801—1906: Биобиблиографический справочник. — СПб., 2007. — С. 530. — ISBN 5-86007-515-4.

Отрывок, характеризующий Муханов, Алексей Ильич

– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.