Мухин, Герасим Васильевич

Герасим Васильевич Мухин
Дата рождения	3 марта 1900(1900-03-03)
Место рождения	село Ямщина, ныне Инсарский район, Республика Мордовия
Дата смерти	26 мая 1943(1943-05-26) (43 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1919 — 1943 годы
Звание
Командовал	Ленинградское пехотное училище 279-я стрелковая дивизия 18-й стрелковый корпус 34-й гвардейский стрелковый корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России Великая Отечественная война
Награды и премии

Герасим Васильевич Мухин (3 марта 1900 года, село Ямщина, ныне Инсарский район, Республика Мордовия — 26 мая 1943 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-майор (1943 год).

Начальная биография

Герасим Васильевич Мухин родился 3 марта 1900 года в селе Ямщина ныне Инсарского района Республики Мордовия.

Военная служба

Гражданская война

В июне 1919 года был призван в ряды РККА и направлен красноармейцем в 467-й стрелковый полк, после чего принимал участие в боевых действиях на Восточном фронте. С ноября 1919 находился в отпуску по болезни, и после выздоровления с мая 1920 года служил в Пензенском караульном батальоне.

С июля 1920 года учился на Московских пулемётных курсах. С августа того же года в составе 4-го стрелкового полка 2-й Московской бригады курсантов Мухин воевал на Южном фронте против десанта под командованием генерала С. Г. Улагая и войск под командованием генерала П. П. Фостикова в Кубанской области, а затем — в боевых действиях против белогвардейцев в Дагестане.

Межвоенное время

В апреле 1921 года Мухин был направлен на учёбу на 7-е Армавирские пехотно-пулемётные курсы, дислоцированный в Баку, по окончании которых в январе 1922 года был назначен на должность командира взвода 141-го стрелкового полка, дислоцированного в Самаре (Приволжский военный округ), в марте — на должность командира взвода маршевого батальона при 1-м стрелковом полку, дислоцированном в Казани, в мае — на должность командира взвода 21-го Туркестанского стрелкового полка, дислоцированного в Пензе и в июне направленного на Туркестанский фронт.

В ноябре 1922 года был назначен на должность командира взвода 3-го пограничного батальона, дислоцированном в городе Керки, а в апреле 1923 года — на должность командира взвода 8-го Самарского стрелкового полка. В составе этих частей принимал участие в боевых действиях против басмачества в Бухаре. В 1923 году за боевые отличия Мухин был награждён орденом Красного Знамени.

С мая 1925 года служил в 19-м стрелковом полку, дислоцированном в городе Нежин (Украинский военный округ), где исполнял должности командира взвода, помощника командира роты по политической части и политрука роты. В 1928 году был назначен на должность командира и политрука роты в 20-м стрелковом полку, дислоцированном в городе Чернигов, а в ноябре 1931 года — на должность коменданта штаба Украинского военного округа.

В ноябре 1932 года Мухин был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, после окончания которой с декабря 1936 года служил в Ленинградском пехотном училище имени С. М. Кирова на должностях преподавателя тактики, временно исполняющего должность комиссара училища, а в апреле 1938 года был назначен на должность начальника этого же училища.

Великая Отечественная война

В ноябре 1941 года был назначен на должность коменданта Куйбышев, в июне 1942 года — на должность командира 279-й стрелковой дивизии, которая принимала участие в ходе контрнаступления под Сталинградом, разгроме войск противника на Среднем Дону, а также в срыве его попыток деблокирования окружённой группы войск в районе Сталинграда. Вскоре 279-я стрелковая дивизия под командованием Мухина отличилась в ходе Ворошиловградской наступательной операции, за что командир дивизии был награждён орденом Суворова 2 степени, а также ему было присвоено воинское звание «генерал-майор».

В марте 1943 года был назначен на должность командира 18-го стрелкового корпуса, в апреле того же года преобразованного в 34-й гвардейский. Корпус под командованием Мухина сходу форсировал реку Северский Донец, после чего вышел к подступам Днепропетровска, но из-за нанесённого противником контрудара корпус был вынужден отступить на восточный берег реки, где перешёл к обороне.

21 мая 1943 года генерал-майор Герасим Васильевич Мухин в ходе боя в районе села Привольное (в 30 километрах северо-западнее Лисичанска), находясь на командном пункте корпуса, был тяжело ранен осколком снаряда, после чего 26 мая умер от ран в госпитале № 2386 в Москве.

Награды

• Два ордена Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Память

Именем Герасима Васильевича Мухина названы улицы в городах Луганске, Луга, Лисичанске и Приволье.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 384—385. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Мухин, Герасим Васильевич

– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.