Мухомор красный

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</td>

   </tr>
Красный мухомор
Научная классификация
Царство: Грибы
Отдел: Базидиомицеты
Класс: Агарикомицеты
Порядок: Агариковые
Семейство: Аманитовые
Род: Мухомор
Подрод: Amanita
Вид: Мухомор красный
Латинское название
Amanita muscaria (L.) Hook., 1797

Мухомо́р кра́сный (лат. Amanita muscaria) — ядовитый психоактивный гриб рода Мухомор, или Аманита (лат. Amanita) порядка агариковых (лат. Agaricales), относится к базидиомицетам.

Мухомор красный использовался как опьяняющее вещество и энтеоген в Сибири и имел религиозное значение в местной культуре.





Названия

Научные синонимы:

Во многих европейских языках название этого гриба происходит от старинного его способа применения — в качестве средства против мух (англ. fly agaric, нем. Fliegenpilz, фр. amanite tue-mouches), латинский видовой эпитет тоже происходит от слова «муха» (лат. musca). В славянских языках слово «мухомор» (польск. muchomor, болг. мухоморка, чеш. muchomůrka и др.) стало названием рода Amanita.

Разновидности

Описание

Шляпка размером от 8 до 20 см. Форма её в начале полусферическая, затем раскрывается до плоской и вогнутой. Кожица ярко-красная, различной густоты цвета, блестящая, усеяна белыми бородавчатыми хлопьями.

Мякоть белая, под кожицей светло-оранжевая или светло-жёлтая, с лёгким запахом.

Пластинки шириной 0,8—1,2 см, белые или кремовые, частые, свободные, имеются многочисленные промежуточные пластиночки.

Ножка цилиндрическая, высотой 8—20 и диаметром 1—2,5 см, белая или желтоватая, с клубневидно-утолщённым основанием, у зрелых грибов полая.

Остатки покрывал. Хлопья на кожице шляпки ватные, белые, могут отпадать. Плёнчатое кольцо в верхней части ножки, свисающее, устойчивое, края часто неровные, верхняя поверхность иногда слегка рубчатая. Влагалище приросшее, многослойное, очень хрупкое, имеет вид нескольких колец из беловатых бородавок возле основания ножки.

Споровый порошок беловатый, споры 9×6,5 мкм, эллипсоидальные, гладкие.

Изменчивость

Цвет кожицы может быть различных оттенков от оранжево-красного до ярко-красного, с возрастом светлеет. У молодых грибов хлопья на шляпке отсутствуют редко, у старых могут смыться дождём. Пластинки иногда приобретают светло-жёлтый оттенок.

На северо-востоке Северной Америки распространена форма Amanita muscaria var. formosa с более светлой жёлтой или жёлто-оранжевой шляпкой.

Экология и распространение

Микоризообразователь преимущественно с берёзой и елью. Растёт на кислых почвах, обычный гриб в лесах умеренного климата Северного полушария, в горах встречается до верхней границы леса. В России распространён повсеместно. Сезон роста — с августа по октябрь.

Сходные виды

Съедобные:

  • Цезарский гриб (Amanita caesarea) распространён почти исключительно в Южной Европе, отличается золотисто-жёлтой ножкой и пластинками, свободным мешковидным влагалищем

Ядовитые:

Психотропные и токсические свойства веществ мухомора

Плодовое тело гриба содержит ряд токсичных соединений, некоторые из которых обладают психотропным эффектом.

Иботеновая кислота — в процессе сушки декарбоксилируется в мусцимол. Иботеновая кислота и её метаболит — мусцимол хорошо проникают через ГЭБ и действуют как психотомиметики. Иботеновая кислота и мусцимол структурно подобны и по строению близки к двум важным медиаторам центральной нервной системы: глутаминовой кислоте и ГАМК, соответственно. Иботеновая кислота нейротоксична, вызывает гибель клеток головного мозга.

Мускарин, выделенный в 1869 году[1], длительное время считался активным психотропным веществом в Amanita muscaria, пока в середине XX века[2][3] английские исследователи[4], а также группа из Японии[5] и Швейцарии[6] доказали, что психотропные эффекты мухомора вызываются преимущественно иботеновой кислотой и мусцимолом[7]. Мускарин, действуя подобно ацетилхолину, стимулирует М-холинорецепторы, вызывая расширение сосудов и уменьшение сердечного выброса, и при достаточно большом поступлении в организм может вызвать характерную картину отравления, включающую такие симптомы, как тошнота, рвота, слюнотечение, усиленное потоотделение, снижение артериального давления. В тяжёлых случаях у больных может наблюдаться удушье вследствие отека легких (смешанного вазо- и кардиогенного) и спазма мелких бронхов, судороги, в крайне тяжелых — асистолия, потеря сознания и смерть.

Мусцимол — основное психоактивное вещество. Обладает седативно-гипнотическим, диссоциативным эффектом.

Мусказон — продукт распада иботеновой кислоты под воздействием ультрафиолетового излучения (солнечного света). Изначальное содержание в плодовом теле невелико. В сравнении с остальными действующими компонентами мухомора обладает незначительным психоактивным действием.

Летальный исход при отравлении красным мухомором наступает редко, так как яркая окраска позволяет легко отличить мухомор от съедобных грибов и потому концентрация отравляющих веществ при случайном употреблении в пищу вместе с другими грибами невелика. Смертельная доза красного мухомора для человека — примерно 15 шляпок.[8]. Однако, данная цифра лишь теоретическая и не имеет практического подтверждения.

Применение

Применение в качестве инсектицида

По меньшей мере с XIII века известны токсические свойства мухомора по отношению к некоторым насекомым[9]. Это, во-первых, дало грибу характерное название, и, во-вторых, позволяло долгое время использовать его настой как средство от насекомых.

Интересен тот факт, что вопреки распространённому убеждению, мухи умирают не из-за воздействия веществ, содержащихся в мухоморе, а по иной причине. В лесу шляпка взрослого мухомора становится вогнутой, и в ней собирается дождевая вода. В этой воде хорошо растворяются алкалоиды мухомора, и мухи, напившись этой воды — через несколько минут впадают в сон и попросту тонут в воде. То же самое происходит, когда мухомор кладут в блюдце с водой в помещении. Если же заснувшую муху незамедлительно переложить на сухую поверхность, то по прошествии 10—12 часов она просыпается и улетает.

Этнографические сведения о применении мухоморов

Благодаря психоактивным свойствам веществ, входящих в состав мухоморов, он издавна использовался у многих народов при религиозных церемониях. Во многих литературных источниках, обработанных Р. Г. Уоссоном и соавторами[10] указывается, что мухомор употреблялся всеми народами севера и востока Сибири, поскольку был единственным известным хмельным средством. Чилтон[11] отмечает, что действие красного мухомора сходно с сильным опьянением: чередуются приступы смеха и гнева, появляются галлюцинации с изменением очертаний и удвоением предметов, цветовые видения и слуховые галлюцинации. Затем следует потеря сознания и летаргический сон, сопровождающийся амнезией.

Но из всех встреченных нами грибов особенно поразил меня мухомор размером с чайное блюдце, чей алый цвет раздвигал лесной сумрак. Этот пронзительно яркий, словно звук трубы, гриб известен своей ядовитостью ещё со времен средневековья, когда хозяйки травили мух на кухне или маслобойне, кроша гриб в блюдце с молоком. Его ядовитые свойства вызывают каталепсию, сопровождающуюся своеобразным опьянением и конвульсиями. Любопытно, что северные олени испытывают к этим грибам явное пристрастие, обходясь с ними так же, как кое-кто из нас с неожиданно найденной в лесу бутылкой джина или виски, и не упускают случая, должен с сожалением констатировать это, ими полакомиться. Саамы, наблюдавшие за чудачествами оленей, наевшихся мухоморов, и, возможно, завидуя столь недостойному состоянию, эмпирическим путём выявили две интересные особенности. Для желаемого опьянения достаточно лишь проглотить мухомор не разжёвывая. Они также узнали (лучше не пытаться представить, каким способом), что моча человека, захмелевшего от мухомора, обладает пьянящим действием, и того же эффекта можно достичь с помощью продукта этой своеобразной перегонки. Однако же когда саамы страдают от похмелья, они, естественно, во всем обвиняют оленей.

Дж. Даррел. Натуралист на мушке[12]

Уоссон провёл также исследования, касающиеся сомы — священного напитка, известного из древнеиндийской мифологии и религии, воспетого в гимнах Ригведы[13]. По описаниям Ригведы, сома представляет собой «дитя земли красного цвета без листьев, цветов и плодов, с головой, напоминающей глаз», что более всего похоже на описание гриба красного цвета. Многие исследователи склонны соглашаться с Уоссоном в том, что сому готовили именно из красного мухомора.

Шаманы обских угров также ели мухоморы чтобы достичь транса. Мордва и марийцы считали мухоморы пищей богов и духов.[14].

Описывается три стадии мухоморного опьянения у чукчей, которые могли наступать по отдельности или последовательно в течение одного приёма. На первой стадии, характерной для молодых, наступает приятное возбуждение, беспричинная шумная весёлость, развивается ловкость и физическая сила. На второй стадии появляются галлюциногенные эффекты, люди слышат голоса, видят духов, вся окружающая реальность для них приобретает иное измерение, предметы кажутся непомерно большими, но они все ещё осознают себя и нормально реагируют на привычные бытовые явления, могут осмысленно отвечать на вопросы. Третья стадия самая тяжёлая: мухоморный человек входит в состояние изменённого сознания, он полностью теряет связь с окружающей реальностью, находится в иллюзорном мире духов и под их властью, но он долгое время активен, передвигается и говорит, после чего наступает тяжёлый наркотический сон.

Чукчи использовали красные мухоморы чаще всего в сушёном виде. Грибы заготавливали впрок, высушивая и нанизывая по три гриба на нитку. При употреблении отрывали маленькие кусочки, тщательно пережёвывали и глотали, запивая водой. У коряков был распространен обычай, когда женщина разжёвывает гриб и отдаёт мужчине проглотить полученное. Отметим, что на северо-востоке Сибири о ферментации, то есть, о приготовлении мухоморного напитка, отвара или настоя из гриба не знали, так что прямая связь со специально изготавливаемой сомой крайне сомнительна. Судя по всему, до прихода русских наркотические свойства мухомора были широко известны не только народам северо-восточной Сибири. Есть сведения, что их употребляли якуты, юкагиры и обские угры. Причём в Западной Сибири мухоморы ели сырыми или пили отвар из сушёных грибов.

Мухоморами упиваются и многие другие сибирские народы, а особливо, живущие около Нарыма остяки. Когда кто съест за одним разом свежий мухомор, или выпьет увар, с трех оных, высушенных, то после сего приему, становится сперва говорлив, а потом делается, из подоволи, так резов, что поет, скачет, восклицает, слагает любовные, охотничьи и богатырские песни, показывает необыкновенную силу, а после ничего не помнит. Проводя в таком состоянии от 12 до 16 часов, напоследок засыпает; а как проснется, то от сильного напряжения сил, походит на прибитого, но в голове не чувствует такой тягости, когда вином напивается, а и после не бывает ему от того ни какого вреда от мухомора.

— И. Г. Грегори

Употребление в пищу

Токсические и психоактивные вещества хорошо растворяются в горячей воде, и употребление грибов, отваренных в нескольких водах, приводит к менее сильному отравлению. Однако, содержание ядов в плодовых телах может сильно варьировать, что делает употребление мухоморов в пищу опасным.

Тем не менее, мухомор, после особой обработки, употребляется в пищу в Японии в префектуре НаганоК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3023 дня].

С. П. Вассер:

Иногда высказывается мнение, что после отваривания в двух водах мухомор красный становится съедобным, но это мнение не является полностью обоснованным.

Флора грибов Украины. Аманитальные грибы. — С. 116.

Применение в медицине

В народной медицине красный мухомор используется для лечения рака и заболеваний суставов, как иммуностимулирующее, противогельминтное и противопростудное средство. Однако научных данных об эффективности такого употребления до настоящего времени недостаточно.

Значение для животных

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Многие животные, такие как медведи, олени, лоси и белки — поедают мухоморы. Однако значение мухоморов для животных до сих пор не изучено.

Мухомор в популярной культуре

  • Красный мухомор употребляют герои книги «Generation «П»» Виктора Пелевина.
  • Главный герой фильма «Другие ипостаси» употребляет отвар из мухоморов на церемонии у мексиканских индейцев.
  • Мухомор является одним из основных призов в серии игр «Super Mario Bros».
  • В телешутке «Ленин — гриб» употребление мухомора приписывается Сергеем Курёхиным Ленину как необходимое для революции и построения нового общества средство.
  • В романе Земля Санникова, шаман онкилонов принимает сушёный мухомор.
  • В телесериале «Улицы разбитых фонарей» Мухомор — прозвище подполковника Петренко.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Мухомор красный"

Примечания

  1. Schmiedeberg O, Koppe R. (1869). Das Muscarin, das giftige Alkaloid des Fliegenpilzes. Leipzig: FCW Vogel.
  2. Kögl F, Salemink CA, Shouten H, Jellinek F. (1957). Über Muscarin III. Recueil des Travaux Chimiques des Pays-Bas 76:109-127.
  3. Cox HC, Hardegger E, Kögl F, Liechti P, Lohse F, Salemink CA. (1958). Uber Muscarin: Uber die Synthese von racemischem Muscarin, seine Spaltung in die Antipoden und die Herstellung von (x)-Muscarin aus D-Glucosamin. Helvetica Chimica Acta 41:229-234.
  4. Bowden K, Drysdale AC. (1965). A novel constituent of Amanita muscaria. Tetrahedron Letters 6: 727—728. DOI:10.1016/S0040-4039(01)83973-3
  5. Takemoto T, Nakajima T. (1964). Structure of ibotenic acid. Journal of the Pharmacological Society of Japan 84: 1232—1233.
  6. Eugster CH, Müller GFR, Good R. (1965) Active principles from Amanita muscaria: ibotenic acid and muscazone. Tetrahedron Letters 6: 1813—1815. DOI:10.1016/S0040-4039(00)90133-3
  7. Benjamin Denis R. Mushrooms: poisons and panaceas — a handbook for naturalists, mycologists and physicians. — New York: W.H. Freeman & Company, 1995. — P. 306-07. — ISBN 0-7167-2600-9.
  8. Denis R. Benjamin. Mushrooms: poisons and panaceas — a handbook for naturalists, mycologists and physicians. — W.H. Freeman & Company, 1995. — P. 309. — 422 p. — ISBN 0-7167-2600-9.
  9. Tyler V. B. Poisomous mushrooms (англ.) // Progress in chemical toxicology. — New York: Acad. press., Inc., 1963.
  10. Например, Wasson R. G., Wasson W. P. Mushrooms, Russia and history. — New York: Panteon Books, 1957.  (англ.)
  11. Chilton W. S. Chemistry and mode of action of mushroom toxins (англ.) // Mushroom poisoning: diagnosis and treatment / Ed. B. H. Rumack, E. Salzman. — Palm Beach: CRC press, Inc., 1978.
  12. Дж. Даррел. Натуралист на мушке. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001, с. 125 ISBN 5-04-008619-9
  13. Wasson R. G. Soma. Divine mushrooms of immortality. — New York: Harcourt Brace Jovanivic, 1968.  (англ.)
  14. Петрухин, В. Я. Мифы финно-угров. — М.: Астрель, 2005. — 31 с. — ISBN 5-271-06472-7

Литература

  • Вассер С. П. Флора грибов Украины. Аманитальные грибы / отв. ред. К. А. Каламээс. — К.: «Наукова думка», 1992. — С. 114—117. — ISBN 5-12-003226-5.
  • Грибы: Справочник / Пер. с итал. Ф. Двин. — М.: «Астрель», «АСТ», 2001. — С. 146. — 304 с. — ISBN 5-17-009961-4.
  • Грюнерт Г. Грибы / пер. с нем. — М.: «Астрель», «АСТ», 2001. — С. 20. — (Путеводитель по природе). — ISBN 5-17-006175-7.
  • Лессо Т. Грибы, определитель / пер. с англ. Л. В. Гарибовой, С. Н. Лекомцевой. — М.: «Астрель», «АСТ», 2003. — С. 146. — ISBN 5-17-020333-0.
  • Сержанина Г. И. Шляпочные грибы Белоруссии. — Минск: Наука и техника, 1984.

Ссылки

  • [www.mycobank.org/MycoTaxo.aspx?Link=T&Rec=161267 Таксономия и иллюстрации на сайте www.mycobank.org]
  • [wolf-kitses.livejournal.com/206740.html Элерт А. Х. Алкоголь и галлюциногены в жизни аборигенов Сибири] // Наука из первых рук. — 2007. № 2 (14). — С. 113—121.
  • [pryahi.indeep.ru/shaman/pegtymel.html Головнёв А. Пегтымель.] // «Северные Просторы». — 2000. № 2—3. — С. 42—48.
  • [www.inchem.org/documents/pims/fungi/pimg026.htm Amanita muscaria, Amanita pantherina and others] (англ.). IPCS Poisons Information Monograph (Group PIM G026). IPCS. Проверено 23 августа 2014. [www.webcitation.org/6S2ttafCW Архивировано из первоисточника 23 августа 2014].

Отрывок, характеризующий Мухомор красный

– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.