Муцу (провинция)

Муцу (яп. 陸奥国 Муцу-но куни), первоначальное название Митинооку (яп. 道奥国 Митинооку-но куни); также известна как Осю (яп. 奥州 О:сю:) или Рикусю (яп. 陸州 Рикусю:) — историческая область Японии на севере острова Хонсю, соответствующая сегодняшним префектурам Фукусима, Мияги, Иватэ и Аомори и городам Кадзуно и Косака в префектуре Акита.

До прихода японцев Муцу была слаборазвитой областью, населённой автохтонными племенами эмиси (эдзо). Значительных успехов в борьбе против эмиси в 801—802 годах достиг Саканоуэ-но Тамурамаро. В период среднего Хэйан (794–1185) «Северные» Фудзивара установили полный контроль над областью. Город Хираидзуми — цитадель семьи Фудзивара — долгое время оставался культурным, политическим и военным центром северной Японии.

Постепенно распространяясь на север, Муцу со временем стала самой большой из всех областей. Столица провинции в древности находилась на территории префектуры Мияги. Во времена Сэнгоку разные части области управлялись разными кланами. На юге в Вакамацу находился замок клана Уэсуги, на севере в Мориока — род Намбу, а Датэ Масамунэ, союзник Токугава, основал Сэндай — самый крупный на сегодня город в Тохоку.

Во времена Мэйдзи из различных частей Муцу были образованы ещё четыре области: Рикутю, Рикудзэн, Иваки и Ивасиро. Территория, которая сегодня известна как префектура Аомори, продолжала оставаться частью Муцу до введения префектур.

Отрывок, характеризующий Муцу (провинция)

– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.