Мушанов, Никола

Никола Стойков Мушанов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
премьер-министр Болгарии
12 октября 1931 — 19 мая 1934
Предшественник:	Александр Малинов
Преемник:	Кимон Стоянов Георгиев
Рождение:	12 апреля 1872(1872-04-12) Дряново, Болгария
Смерть:	10 мая 1951(1951-05-10) (79 лет) София, Болгария

Нико́ла Сто́йков Муша́нов (12 апреля 1872, Дряново — 10 мая 1951, София) — болгарский политический деятель, премьер-министр (1931—1934). Один из лидеров Демократической партии.

Биография

Юрист и политик

Окончил юридический факультет в Экс-ан-Провансе во Франции (1893). В 1893—1896 — судья и прокурор в городах Стара-Загора и Варна, в 1897—1908 — адвокат в городе Русе. Был членом, а затем и одним из лидеров Демократической партии, последовательно придерживался либеральных взглядов. Был депутатом 12-го (1902—1903), 14-го (1911—1913), 16-го (1913), 17-го (1914—1919), 18-го (1919—1920), 19-го (1920—1923), 21-го (1923—1927), 22-го (1927—1931), 23-го (1931—1934), 24-го (1938—1939) и 25-го (1940—1944) обыкновенного Народного собрания.

С 29 января 1908 по 18 сентября 1910 — министр народного просвещения, с 18 сентября 1910 по 29 марта 1911 — министр внутренних дел в правительствах лидера Демократической партии Александра Малинова. В конце Первой мировой войны Малинов вновь стал премьер-министром, а Мушанов — вначале министром общественных работ, дорог и благоустройства (21 июня — 17 октября 1918), а затем министром железных дорог, почт и телеграфов (17 октября — 28 ноября 1918). Также Мушанов входил в состав и следующего кабинета министров, сформированного Теодором Теодоровым — в качестве министра внутренних дел и народного здравоохранения (28 ноября 1918 — 7 мая 1919).

Находился в оппозиции к «земледельческому» правительству Александра Стамболийского. Как член правительства Малинова (1918), был привлечен к суду по обвинению в военных поражениях Болгарии (тем самым, правительство Стамболийского нейтрализовало часть своих оппонентов), в 1922—1923 находился в заключении в Шумене. После свержения Стамболийского был освобождён, входил в состав той части Демократической партии, которая сохранила собственную идентичность, отказавшись войти в состав политического объединения Демократический сговор, находившегося у власти в 1923—1931. Был одним из лидеров Народного блока, победившего на парламентских выборах 1931. В составе последнего кабинета Александра Малинова вновь являлся министром внутренних дел и народного здравоохранения (29 июня — 12 октября 1931).

Премьер-министр

Затем сформировал собственное правительство, был премьер-министром с 12 октября 1931 по 19 мая 1934, одновременно оставался министром внутренних дел и народного здравоохранения. Кроме того, управлял министерствами юстиции (31 декабря 1932 — 18 января 1933) и железных дорог, почт и телеграфов (5−19 мая 1934). Правительство Мушанова управляло страной в период мирового экономического кризиса, серьёзно затронувшего и Болгарию. В 1932 оно смогло добиться отмены репараций, которые страна должна была платить по итогам проигранной Первой мировой войны, однако значительных успехов в области экономики достигнуть не удалось.

Премьер-министр старался повысить международный авторитет Болгарии — так, в 1933 в Софии состоялась встреча Международного согласия («антанты») радикальных и демократических партий, в состав которого входила болгарская Демократическая партия. Кабинет Мушанова пытался наладить отношения с Турцией, не не достиг успеха. Кроме того, он предпринял шаги для сближения с Югославией — в декабре 1933 царь Борис III и Мушанов совершили государственный визит в эту страну.

Экономические проблемы усугублялись разногласиями в рамках правительственной коалиции (в неё входили партии, отстаивавшие часто противоположные интересы бизнеса, городских средних слоёв и крестьянства), что резко снизило дееспособность кабинета министров. Всё это способствовало перевороту 19 мая 1934, в ходе которого правительство Мушанова было свергнуто.

Деятель оппозиции

С 1934 Мушанов находился в оппозиции, в 1940−1944 — лидер оппозиционных сил в Народном собрании, во время Второй мировой войны участвовал в кампании по спасению болгарских евреев. С 2 по 9 сентября 1944 входил в состав правительства Константина Муравиева в качестве министра без портфеля. Вместе с другими членами этого правительства был предан так называемому Народному суду и приговорён к одному году лишения свободы, что исключило его из политической жизни в период утверждения у власти правительства Отечественного фронта (в 1996 Верховный суд отменил этот приговор). В сентябре 1945 был освобождён из тюрьмы и вернулся к активной деятельности в составе Демократической партии.

В 1947 был выслан в Тырново, в 1949 — в село Заград, но вскоре возвращён в Тырново, где жил в общежитии. В мае 1951 арестован и убит сотрудниками органов государственной безопасности.

Память

Автор мемуаров. Один из бульваров Софии назван в его честь.

Ссылки

• [www.parliament.bg/kns/Pkontrol/Min%20MVR/NMushanov.htm Биографические данные]
• [www.liberal-international.org/editorial.asp?ia_id=995 Данные о деятельности]  (англ.)
• [www.temanews.com/index.php?p=tema&iid=232&aid=5895 О судьбе Мушанова]  (болг.)

Отрывок, характеризующий Мушанов, Никола

В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.