Мушарраф, Первез

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Первез Мушарраф
урду پرویز مشرف<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Первез Мушарраф в 2004 году</td></tr>

Президент Пакистана
20 июня 2001 года — 18 августа 2008 года
Предшественник: Рафик Тарар
Преемник: Мохаммедмиан Сомро и. о.
Премьер-министр Пакистана
12 октября 1999 года — 23 ноября 2002 года
Президент: Рафик Тарар
Предшественник: Наваз Шариф
Преемник: Зафарулла Хан Джамали
 
Рождение: 11 августа 1943(1943-08-11) (80 лет)
Дели, Британская Индия
Отец: Сайед Мушарраф-уд-Дин
Мать: Заррин Мушарраф
Супруга: Сехба Фариде
Дети: сын: Билал
дочь: Айла
Партия: Пакистанская мусульманская лига (К)
 
Военная служба
Годы службы: 1964—2007
Принадлежность: Пакистан
Звание: Генерал (1998)
Сражения: Вторая индо-пакистанская война, Третья индо-пакистанская война, Конфликт в Белуджистане
 
Награды:

Первез Мушарраф (11 августа 1943, Дели, Британская Индия) — военный, политический и государственный деятель Пакистана. Генерал, бывший президент Пакистана, пришёл к власти в 1999 году в результате бескровного государственного переворота.





Биография

Мушарраф родился в Дели, в семье клерка министерства иностранных дел и был вторым из трёх сыновей. В 1947 году вместе с семьей переехал в Карачи (Пакистан). В младенчестве жил в Турции, поскольку его отец служил там дипломатом. В Пакистане он учился в христианских школах, а затем получил военное образование в Военной Академии.

Военная карьера

Впоследствии, после окончания Военной академии, участвовал в двух войнах против Индии.[1]

Первез Мушарраф занимал различные должности в вооружённых силах Пакистана, включая командующего пехотной дивизией (1991) и командующего элитного 1-го корпуса (1995). Являлся заместителем начальника секретариата министерства обороны Пакистана, с 1993 по 1995 год занимал пост генерального директора управления общевойсковых операций главного командования вооружённых сил.

7 октября 1998 года произведён в полные генералы и назначен начальником штаба сухопутных войск Пакистана.

Военный переворот

Предпосылки

В конце 1998 — начале 1999 года в отношениях Пакистана с Индией наметилась разрядка, этому способствовали проведенные встречи между Шарифом и его индийским коллегой Аталом Бихари Ваджпаи. Однако все усилия были сведены на нет в мае, когда начался беспрецедентный с 1971 года рост напряжённости. Индийские войска разгромили вторгшихся на территорию Кашмира пакистанских спецназовцевК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4265 дней] в секторе Каргил (см. Каргильская война). Операция по захвату Кашмира, разработанная пакистанскими военными, провалилась, а премьер-министр Наваз Шариф заявил, что представители армии действовали по собственной инициативе. Военные были возмущены таким поведением премьера, расценив его как «предательство национальных интересов».

По мнению некоторых индийских аналитиков, конфликт в Каргиле был разработан Мушаррафом, как репетиция пакистанского стратегического плана полномасштабной войны с Индией. Согласно некоторым источникам, Шариф якобы не знал об участии регулярных частей в конфликте, и Мушарраф сообщил об этом премьеру лишь после того, как Индия сумела дать мощный отпор боевикам. Поражение пакистанцев в Каргильском конфликте оказалось кровопролитным и усугубило враждебность между генералом и премьер-министром.[1]

Переворот

В условии конфронтации с Первезом Мушаррафом Шариф заподозрил, что Мушарраф планирует захватить власть, и решил нанести удар первым. 11 октября 1999 года, когда Мушарраф возвращался из зарубежной поездки, премьер объявил об отставке командующего и запретил его самолету садиться в Пакистане. Реакция военных оказалась быстрой — руководство вооружённых сил выступило против премьер-министра. Узнав о решении премьер-министра, генерал Мушарраф прервал свой визит в Шри-Ланку и вернулся домой. Самолёт с генералом благополучно приземлился в аэропорту Карачи, где его встречала большая группа единомышленников, и 12 октября 1999 года Мушарраф возглавил бескровный переворот против правительства Шарифа. В течение нескольких часов армейские подразделения взяли под контроль основные правительственные здания, телевидение и аэропорты в ведущих городах страны. Под домашним арестом оказались премьер-министр и назначенный им накануне на место Мушаррафа генерал Зия Уддин, а также министр иностранных дел Пакистана Сартадж Азиз и министр информации Мушахид Хуссейн. Вскоре Первез Мушарраф возглавил страну[1].

Мушарраф стал именоваться «главой исполнительной власти». В стране было введено чрезвычайное положение, военные приостановили действие конституции и работу законодательных органов власти, центральное и региональные правительства были распущены. После переворота был учрежден новый государственный орган — Национальный совет безопасности, призванный консультировать главу исполнительной власти (с 2001 года — президента) по вопросам исламской идеологии, национальной безопасности и других важнейших составляющих национальной политики[1].

Президент

Новый военный правитель обещал покончить с коррупцией, а в международных делах начать переговоры с Индией по вопросу о Кашмире и с Афганистаном по вопросу о терроризме. Верховный суд Пакистана постановил, что генералу Мушаррафу предоставляется срок до октября 2002, чтобы вернуть страну к демократическому правлению.[1]

20 июня 2001 П. Мушарраф стал президентом Пакистана, сменив на этом посту Рафика Тарара и получив согласие на приведение его к присяге со стороны главного судьи Верховного суда Иршад Хасан-Хана. При этом Мушарраф сохранил за собой посты главы исполнительной власти и вооружённых сил. 30 апреля 2002 года в Пакистане был проведён референдум о назначении Первеза Мушаррафа президентом страны сроком на пять лет. Назначение одобрило 97,97 % избирателей[2]. В октябре 2002 Мушарраф обещал провести новые парламентские выборы, чтобы после этого обратиться к парламенту с просьбой выбрать его президентом на пятилетний срок. Провозглашение Мушаррафа президентом Пакистана вызвало протест лидера Пакистанской народной партии Беназир Бхутто, обвинившей генерала в нарушении конституции. В 2004 премьер-министром стал Шаукат Азиз.[3]

Покушения

За период с 2003 по 2005 пережил три попытки покушения на его жизнь. Ещё 14 покушений, по данным пакистанских спецслужб, были предотвращены. Самыми громкими стали покушения 14 декабря и 25 декабря 2003.

14 декабря 2003 кортеж президента проезжал по мосту в окрестностях города Равалпинди. Под мостом было заложено пять взрывных устройств, но благодаря специальной аппаратуре, подавляющей радиосигналы, они сработали уже после того, как кортеж пересёк мост.

25 декабря 2003 президентский кортеж, проезжавший в Равалпинди, был атакован двумя грузовиками, начинёнными взрывчаткой. Автомобиль смертника вначале задавил насмерть полицейского констебля, а затем сумел задеть автомашину кортежа президента, в которой ехал шеф армейской разведки Пакистана генерал-лейтенант Надим Тадж. Вторая автомашина, управляемая другим террористом, также взорвалась, но кортеж Мушаррафа не пострадал. Погибло 14 случайных прохожих, ещё сорок человек получили ранения. Следствие по этому делу шло в условиях глубокой секретности. Точное число арестованных официально не объявлено до сих пор. Сначала президент обвинил в покушении международную террористическую организацию «Аль-Каида», но в ходе расследования пакистанские власти установили, что эти покушения организовали две независимые группы, в которые входили армейские офицеры низшего звена и исламские экстремисты. Людей, задержанных в рамках расследования дела о двух покушениях, судили два разных военных трибунала. Организаторы покушений были осенью 2005 года приговорены к смертной казни через повешение и пожизненному заключению,[4][5] казнены 21 декабря 2014 года[6].

Переизбрание

Борьба за переизбрание

В результате несогласованности действий законодательной, юридической и административной ветвей власти, и, в первую очередь, в результате приобретших открытый характер противоречий между П. Мушаррафом и главным судьей Верховного суда Ифтихаром Мухаммадом Чоудхри П. Мушарраф столкнулся с различными препятствиями в вопросах предвыборного ценза и легитимности своего переизбрания на пост президента, и Верховный суд медлил с принятием решения по этому делу.

28 сентября 2007 года Верховный суд Пакистана разрешил Первезу Мушаррафу участвовать в президентских выборах, одновременно оставаясь главнокомандующим армией. За то, чтобы допустить Мушаррафа к выборам, проголосовали шесть из девяти верховных судей, остальные трое высказались против. Тем самым Верховный суд отклонил иск оппозиционных партий, которые настаивали на том, что, согласно конституции, кандидатом в президенты может быть только гражданское лицо, и требовали снять Мушаррафа с выборов, если он не откажется от поста главнокомандующего.

6 октября 2007 года состоялись президентские выборы, победу на которых одержал действующий глава государства генерал Первез Мушарраф. Верховный суд, однако, отказался подтвердить законность его избрания, пока он не уволится с армейской службы в запас[1].

Чрезвычайное положение

5 ноября суд планировал рассмотреть вопрос о легитимности избрания Первеза Мушараффа на очередной президентский срок в октябре 2007 года. По мнению его противников, президент нарушил закон, сохранив за собой пост командующего армией: согласно конституции, главой государства может быть только гражданское лицо. Обстановку в Пакистане осложняло не только политическое противостояние между президентом и оппозицией, но и продолжающиеся теракты, организованные исламистами.

3 ноября президент Пакистана Первез Мушарраф ввел в стране чрезвычайное положение. Действие конституции было приостановлено, в крупных городах было прекращено вещание частных телевизионных каналов, в столице также отключили телефонную сеть. Семь из семнадцати членов Верховного суда немедленно признали указ президента незаконным и были задержаны. Военные заблокировали подходы к основным правительственным объектам. В обращении к нации Мушарраф объяснил своё решение угрозой, которую создавали для страны исламские экстремисты. Кроме того, он сослался на враждебную деятельность судебных властей, парализовавшую работу правительства. Ситуацию усугубляли и сообщения о задержаниях руководителей и активистов пакистанских оппозиционных сил. Бхутто начала кампанию против Мушаррафа, требуя отмены чрезвычайного положения. Вскоре лидер оппозиции оказалась под домашним арестом, а запланированный её сторонниками «долгий марш» в Исламабад был запрещён.[7]

Мушарраф в соответствии с указом о введении временной Конституции уволил Ифтикхара Мохаммеда Чоудхури с поста главного судьи Верховного суда, назначив его преемника. 22 ноября новый состав Верховного суда, состоящий из лояльных Мушаррафу судей, согласился признать его президентом. Верховный суд во главе с новым главным судьей ускорил рассмотрение дела по вопросу переизбрания действующего президента страны П. Мушаррафа. По решению Верховного суда пакистанская избирательная комиссия 24 ноября проинформировала переходное правительство о победе П. Мушаррафа на прошедших президентских выборах. После этого Мушарраф пообещал уйти с поста командующего национальной армии и править страной как гражданское лицо.

Гражданский президент

28 ноября 2007 года Мушарраф покинул пост начальника штаба сухопутных войск Пакистана, а 29 ноября принял присягу в качестве гражданского главы государства. В ходе инаугурации Мушарраф поклялся соблюдать конституцию страны, а также охранять и защищать свой народ. И назвал своё вступление на пост гражданского президента «важным шагом на пути к установлению демократии в стране». В то же время он заявил, что не поддастся давлению Запада в отношении отмены режима чрезвычайного положения. «Нам нужна демократия, нам нужны права человека, нам нужна стабильность, но мы придем к этому своим путём», — отметил Мушарраф. Следующим шагом должны были стать всеобщие выборы и формирование нового правительства.[8]

Отставка и арест

18 августа 2008 добровольно ушёл в отставку с поста президента Пакистана в связи с угрозой процедуры импичмента, которая была назначена на этот день.[9] На его решение уйти в отставку под гарантии собственной безопасности также повлияли позиции стран Запада (включая США), которые отказали ему в своей поддержке, и позиция пакистанской армии, которая отказалась предпринимать какие-либо действия по защите президента в случае объявления ему импичмента.[10]

Против Мушаррафа на родине заведено два уголовных дела: в 2009 году по факту незаконного смещения судей[11], а 12 февраля 2011 года пакистанский суд выдал ордер на арест Мушаррафа по делу об убийстве Бхутто. Проживающий в Великобритании экс-лидер сообщил через представителя, что не вернётся на родину[12].

24 марта 2013 года вернулся из эмиграции, чтобы принять участие в выборах. 31 марта 2013 года обвинён в государственной измене на специальной сессии Верходного суда в Исламабаде с заключением под стражу. Исполнение приговора было сорвано из-за противодействия Мушаррафа решению суда. 30 апреля 2013 года Мушаррафу, как следует из определения суда, запрещается пожизненно заниматься политической деятельностью на территории Пакистана. 9 октября 2013 года выпущен под залог. 10 октября 2013 года повторно арестован[13].

Личная жизнь

Мушарраф увлекается спортом, в свободное время играет в сквош, бадминтон и гольф. Занимается греблей на каноэ, любит водные виды спорта, карточные игры. Одно из увлечений Мушаррафа — военная история. Как сообщалось в прессе, его любимый кинофильм — «Гладиатор», который повествует о древнеримском полководце, ведущем борьбу против порочного императора. В 2006 году, участвуя в передаче телепрограммы на канале Geo Television, приуроченной к четырёхлетию этого частного телеканала, Мушарраф, отвечая на вопросы детей, признался, что почти не умеет готовить: «Я знаю только, как готовятся французские тосты. Я и жену научил их готовить».[14]

Напишите отзыв о статье "Мушарраф, Первез"

Примечания

Отрывок, характеризующий Мушарраф, Первез

Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.