Муш (город)
Город
|
Муш (арм. Մուշ,тур. Muş,курд. Mûş) — город в Турции, столица одноимённой провинции.
Содержание
Этимология
Считается что название Муш - происходит от армянского слова "Мшуш" что означает "туман" или "мгла". Согласно армянской традиции, языческая богиня Астхик имела привычку по вечерам спускаться с горы Гргур и купаться в реке. Местные смельчаки узнав об этом, стали разводить костры на холмах чтобы увидеть её красоту. Догадавшись об этом, Астхик стала напускать непроницаемую мглу. Поэтому город и весь район, где туманы — частое явление, стали называться Мшуш, что переходя из уст в уста, трансформировалось в Муш[1].
История
В 217 - 637 гг. Мушский регион пребывал под властью Сасанидов.
Великая Армения
Город Муш расположен в южной части Таронской (Мушской) равнины, у подножия хребта Армянский Тавр, на левом берегу реки Меграгет, притока Арацани. Позднейшая Мушская каза соответствовала, в основном, гавару Тарон провинции Туруберан Великой Армении. В начале 360-х гг. неподалеку от города Муш, родился создатель армянского алфавита Месроп Маштоц.
В XI - XII веках в Муше правила отрасль династии Шах-Арменидов.
Анонимный персидский автор XIII века в своей работе «Чудеса мира» говорил о городе:
После битвы при Малазгирте (Манцикерте) в 1071 г. Муш и окрестные территории захватили турки-сельджуки. В 1222 г. Джелал-эд-дин Хорезмский «разграбил страну вплоть до Муша и Шапалджура»[4]. Вскоре после него город Муш был разграблен монголами и перешел в правление тюркских кланов Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, а затем - к кызылбашской династии Сефевидов.
Османский период
В 1495 году османы отвоевали Мушский регион у кызылбашей Сефевидов. Мушская каза (уезд), с центром в городе Муш, занимая большую часть Таронской (Мушской) равнины, долго была одним из густонаселенных районов Западной Армении. В начале XX века имела в своем составе свыше 200 населённых пунктов. В результате Османского владычества, проникновения кочевых курдских племен, национального и религиозного гнёта и жестокого насилия, значительная часть армянского населения вынуждено эмигрировала. В конце XVIII — начале XIX веков многие армянские сёла Мушского уезда совершенно опустели. После Русско-турецкой войны 1828—1829 годов значительное число местных армян, с согласия фельдмаршала Паскевича, переселилось в Восточную Армению, Алашкерт, Каракилису (совр. Ванадзор) и так далее. С 1830-х годов в оставленных армянами сёлах турецкое правительство стало поселять курдов, в результате чего национальный состав казы претерпел существенные изменения (большая часть этих населенных пунктов к началу XX века ещё сохраняла свои исторические наименования, имелись руины армянских церквей, кладбища). Тем не менее, в конце XIX — начале XX веков уезд оставался одной из наиболее густонаселенных армянами административных единиц. Армянское население составляло 60—65 % (86—100 тыс. человек).
В 1912 году 25 добровольцев из Муша приняли участие в Балканской войне, пополнив ряды Македоно-одринского ополчения[5]. В 1-2ю Лозенградскую дружину МОО вступили 21-летний Мушек Багдасарян[6] и 20-летний Сандро Акопян[7].
Геноцид в Муше
Накануне Первой мировой войны в Муше проживало 12 450 армян, которые занимались в основном ремеслами и торговлей. Действовали 5 армянских церквей и 7 школ. После вступления Турции в войну армяне призывного возраста были мобилизованы - и потому не смогли в дальнейшем защитить своих близких... По свидетельству немецкого чиновника, которого Первая мировая война застала в анатолийской области Муш,
|
Ещё в конце октября 1914 года, когда для турок началась война, турецкие чиновники начали отбирать у армян всё, в чём турки нуждались для ведения войны. Их имущество, их деньги - всё было конфисковано. Позднее каждый турок мог войти в армянский магазин и взять то, в чём он нуждался или что хотел бы иметь. | 
|
Резня армянского населения Муш началась после того, как окрестные сёла были уничтожены. Окружённые со всех сторон регулярными частями турецкой армии, армяне города Муша прибегли к самообороне (см.: Мушская самооборона), но из-за численного превосходства турок и нехватки боеприпасов, потерпели поражение и были почти полностью истреблены. От 400 до 700 человек сумели перейти в Сасун, где, однако, понесли новые потери. Избежавшие гибели 125 мушцев впоследствии нашли прибежище в Восточной Армении.
В 1916 г. Муш был взят русскими войсками Кавказского фронта, но 30 апреля 1917 г. снова захвачен турками.
Напишите отзыв о статье "Муш (город)"
Примечания
- ↑ Дорога Мгера. Армянские легенды и предания. Издательство «Москва», 1990 г. Стр. 24, 4-ый абзац.
- ↑ Аджа'иб ад-Дунйа (Чудеса мира) / пер. Смирновой Л.П.. — М.: Наука, 1993.
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/rus11/Cudesa/primtext5.phtml#490 комм.536] к тексту: АДЖА’ИБ АД-ДУНЙА. [www.vostlit.info/Texts/rus11/Cudesa/text5.phtml (Чудеса мира) Географическое сочинение XIII в]
- ↑ V. Minorsky Studies in Caucasian history. - London, 1953.
- ↑ [www.archives.government.bg/uploaded_files//sprav_09_all.pdf Македоно-одринското опълчение 1912-1913 г. Личен състав, Главно управление на архивите, 2006, стр. 864.]
- ↑ Македоно-одринското опълчение 1912-1913 г. Личен състав, Главно управление на архивите, 2006, стр. 75.
- ↑ В болгарских документах - Агопян. См.: Македоно-одринското опълчение 1912-1913 г. Личен състав, Главно управление на архивите, 2006, стр. 14.
Ссылки
- [www.mus.bel.tr/ Официальный сайт города]
| Административное деление ила Муш
|
Отрывок, характеризующий Муш (город)
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
