Му Гуйин

Му Гуйин
кит. трад. 穆桂英, пиньинь: Mù Guìyīng
Изображение героини в издании 1862 или 1882 года романа 楊家府世代忠勇通俗演義
Первое появление	«Повесть о генералах семьи Ян» (杨家将演义)
Информация
Пол	женский
Гражданство	Китай (Северная Сун)
Национальность	вероятно, мужун
Родственники	разбойник Му Юй (отец), генерал Ян Цзунбао (муж), Ян Вэньгуан (сын), Ян Цзиньхуа (дочь)

Му Гуйин (кит. трад. 穆桂英, пиньинь: Mù Guìyīng) — легендарная женщина-полководец времён империи Сун, один из главных персонажей цикла легенд и множества производных произведений о полководцах клана Ян.

Биография согласно легендам

Одна из наиболее известных легенд о Му Гуйин касается её знакомства с будущим мужем, происшедшего на фоне конфликта империи Сун с государством Ляо. В описываемый период командующий войск ляо ввёл в своей армии новую непобедимую стратегию «Драконьих Врат». Старый полководец Ян Е и его сыновья-генералы пробовали её одолеть, однако в итоге домой вернулись только его 5-й сын Ян Яньдэ (вскоре ставший буддийским монахом) и 6-й сын Ян Яньчжао. Узнав, что в разбойничьей крепости Муке (穆柯寨) хранится артефакт «Побиватель драконов» (降龍木), Ян Яньчжао вместе с единственным сыном Ян Цзунбао выдвинулся к ней, после чего послал сына потребовать у владетеля крепости артефакт либо атаковать её. Однако собиравшийся сделать это молодой воин встретил Му Гуйин — дочь хозяина крепости Му Юя, которая с юности владела боевым и воинским искусством и фактически была поставлена своим отцом Му Юем во главе дружины крепости. Му Гуйин отказалась отдать сокровище генералам Ян, после чего молодые люди они сошлись в поединке, выигранном девушкой. Побеждённый Цзунбао попросил убить его, однако влюбившаяся в него Гуйин сама предложила ему женитьбу и своё присоединение к силам клана Ян. Вернувшись в лагерь, Цзунбао рассказал о происшедшем, вызвав гнев своего отца, собравшегося казнить опозоренного сына. Узнав об этом, подоспевшая с дружиной Му Гуйин вызвала на поединок самого Ян Яньчжао и пленила его с той же лёгкостью — после чего извинилась перед старым воином и попросила его благословения и на этот раз получила его. У Му Гуйин и Ян Цзунбао родилось двое детей, сын Ян Вэньгуан и дочь Ян Цзиньхуа, причем сын родился прямо в военном походе, что было воспринято как доброе предзнаменование и предшествовало разгрому «Небесных Врат».

Ещё одна популярная легенда рассказывает о гибели Ян Цзунбао и его армии в очередном столкновении с внешним врагом (теми же Ляо либо тангутским государством Си Ся) из-за отсутствия подкрепления, которое должен быть обеспечить царедворец и генерал Ван Чин. Единственным мужчиной в клане остаётся подросток Ян Вэньгуан, слишком юный, чтобы самому управляться с войсками, и двенадцать женщин клана Ян — матриарх Шэ Тайцзюнь, сама Му Гуйин, сёстры Ян Яньчжао, его вдова и вдовы его братьев — собирают и возглавляют собственное войско, в конце концов одерживая победу.

Соотношение с реальной историографией

Следует отметить, что официальные китайские летописи соответствующего периода не упоминают Му Гуйин, хотя это может связываться и с общей непринятостью включать туда женщин. С другой стороны, известно также, что полководцы Ян Е (ум. 986) и его сын Ян Яньчжао (958—1014) были реальными историческими личностями; реальным лицом являлся и Ян Вэньгуан (ум. 1074) — однако традиционная историография считает его самого сыном Ян Яньчжао, вовсе не упоминая Ян Цзунбао — мужа Му Гуйин, сына Ян Яньчжао и отца Ян Вэньгуан согласно версии цикла легенд о клане Ян.

Место в китайской культуре

Му Гуйин является одной из наиболее известных женщин-воительниц реальной и легендарной истории Китая (наряду с Хуа Мулань, Лян Хунъюй, Цинь Лянъюй и некоторыми другими), «занимающей нишу» именно женщины-полководца и стратега, разбирающейся в эффективном использовании военной силы, тактике и стратегии военного искусства и превосходящей в этом своих отца и свёкра-генералов. Её имя стало в культуре китайского региона «прецедентным именем» — эпитетом женщины с талантом управления и разрешения сложных проблем.

Как и для других классических героинь-воительниц, несмотря на формальное нарушение ею устоев, определяющих «подчинённо-домашнее» положение женщины, конфуцианская традиция рассматривает такое её поведение как соответствующее ряду других добродетелей — в частности, она получает боевые и тактические навыки от собственной семьи и защищает её владение и интересы, позднее ведёт себя как верный член семьи мужа и подданный государя; и даже наиболее нетрадиционные её поступки — самостоятельный выбор ею партнёра и победа в поединке над ним самим и его отцом — рассматриваются как исполнение предсказания её матери, то есть проявление «сил судьбы» и почтения к родителям. В новейшей истории Китая лишь усиливаются её позиции как одного из идеалов сильной женщины, способной на самостоятельное мышление и действие. Лидеры КНР, включая Мао Цзэдуна, пропагандировали подрастающему поколению Му Гуйин и Хуа Мулань как образцы для подражания, в противовес «слабым» персонажам типа Линь Дайюй из «Сна в Красном Тереме». В период китайской кампании «Большого скачка» (1958—1960), это имя также было использовано для получившей большую известность в Китае женской сельскохозяйственной «Бригады Му Гуйин».

В течение столетий, Му Гуйин остаётся одним из популярнейших образов китайской живописи и большинства разновидностей китайской оперы, являясь одной из классических моделей амплуа удань (героини-воительницы). Начиная с революционных процессов и национально-освободительной борьбы 1930—1940-х годов, этот образ также неоднократно воплощался в современных формах театра, в китайском кино, на телевидении и в мультипликации. Ниже перечислены лишь некоторые постановки с этой ролью, по возможности, с указанием исполнителей:

• 1949 — к/ф «Му Гуйин» / «Женщина-генерал Му Гуйин» (穆桂英)
• 1956 — к/ф «Как Му Гуйин трижды пленяла и отпускала Ян Цзунбао» (穆桂英三擒三縱楊宗保)
• 1957 — к/ф «Как Му Гуйин и Ян Цзунбао одолели защитников Небесных Врат» (穆桂英楊宗保大破天門陣)
• 1959 — пекинская опера «Му Гуйин принимает командование»/«Му Гуйин командует войсками» — актёр Мэй Ланьфан
  (спектакль продолжает ставиться по настоящее время, в частности, был представлен на российских гастролях Большого театра пекинской оперы имени Мэй Ланьфана в Мариинском театре и Театре Наталии Сац)
• 1959 — к/ф «История Му Гуйин» (山東紮腳穆桂英)
• 1972 — к/ф «14 амазонок» (十四女英豪) — Айви Лин По
• 1981 — т/с Young’s Female Warrior (кит.) — Лиза Ван
• 1989 — A Courageous Clan: Mu Kuei-ying — Бонни Нгай
• 1991 — Generals of the Yang Family — Чжан Юйцзя
• 1994 — т/с Heroic Legend of the Yang's Family и The Great General — Мак Кинтхин
• 1998 — т/с «Му Гуйин» / «Героиня из семьи Ян» — Эми Чан
• 2001 — т/с Legendary Fighter: Yang's Heroine (杨门女将—女儿当自强) — Нин Цзин
• 2001 — The Fire Commander — Фан Сяоли
• 2005 — т/ф «Героиня Му Гуйин» (巾幗英雄穆桂英) — Ван Сыи
• 2011 — к/ф «Легендарные амазонки» (杨门女将之军令如山) — Сесилия Чун
• 2010 — т/ф «Му Гуйин принимает командование» (穆桂英挂帅) — Мяо Пу
• 2012 — т/с «Му Гуйин принимает командование» (穆桂英掛帥) — Сыцинь Гаова

Помимо использования в исполнительском искусстве, в честь героини назван ряд топонимов, в частности, две вершины в китайской провинции Шаньси, а также кратер на Венере.

Дополнительные ссылки и литература

• Peter Lovrick, Wang-Ngai Siu. The Warrior Maiden Mu Guiying // [books.google.com/books?id=KBwwsO7AWaIC Chinese Opera: Images and Stories]. — UBC Press, 2011. — P. 99-101. — ISBN 9780774844451.
• Alexandra B. Bonds. [books.google.com/books?id=6OHjWDbrUaQC Beijing Opera Costumes: The Visual Communication of Character and Culture]. — University of Hawaii Press, 2008. — 350 p. — ISBN 9780824829568.
• Jin Fu. The Global Success of Mei Lanfang // [books.google.com/books?id=_A3t61VgNXkC&pg=PA117 Chinese Theatre]. — Cambridge University Press, 2012. — P. 117-118. — ISBN 9780521186667.
• Wang Zheng. From Xianglin's Wife to the Iron Girls: the politics of gender representation // [books.google.com/books?id=R3PhCgAAQBAJ&pg=PA296 Handbook of the Politics of China] / David S.G. Goodman (Ed.). — Edward Elgar Publishing, 2015. — P. 296. — ISBN 9781782544371.
• Louise P. Edwards. Domesticating the Woman Warrior: Comparisons with Jinghua yuan // [books.google.com/books?id=dnuck22J0zYC&pg=PA89 Men and Women in Qing China: Gender in the Red Chamber Dreams]. — E.J. Brill, 1994. — P. 88-89. — ISBN 9789004101234.
• Rosemary Roberts. The Woman Warrior in Chinese Historical Records and Traditional Culture // [books.google.com/books?id=sDGwCQAAQBAJ&pg=PA194 Maoist Model Theatre: The Semiotics of Gender and Sexuality]. — E.J. Brill, 2009. — P. 194-197. — ISBN 9789047430889.
• Wilt L. Idema, Stephen H. West. [books.google.com/books?id=2jK7CgAAQBAJ&pg=PA182&dq=mu+guiying&hl=en&sa=X&ved=0ahUKEwjKu5Cr4MHKAhWILSYKHRjkBxs4ChDoAQguMAM#v=onepage&q=mu%20guiying&f=false The Generals of the Yang Family: Four Early Plays]. — World Scientific, 2013. — 268 p. — ISBN 9789814508704.
• She Taijun // [books.google.com/books?id=jHdsBgAAQBAJ&pg=PT532 Biographical Dictionary of Chinese Women]. — Routledge, 2015. — Vol. II: Tang through Ming, 618—1644. — 716 p. — ISBN 9781317515616.
• 柳笛. [www.epochtimes.com/gb/15/8/5/n4496297.htm 【文史】杨门女将穆桂英传奇] (кит.). Epoch Times (5 августа 2015). Проверено 25 января 2016.

Отрывок, характеризующий Му Гуйин

– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.