Мфекане

Мфека́не (от зулу mfecane 'перемалывание'), или дифака́не (от сесото difaqane) — термин, обозначающий бурные события в истории Южной Африки, связанные с расширением владычества зулусов под руководством Чаки примерно с 1815 по 1835 годы.

В то время как непосредственным результатом этих событий стало создание империи зулусов, они имели и другие последствия: племена, бежавшие от наступления Чаки, сеяли разрушение на своём пути, доходя из нынешнего Наталя до современных Малави (нгони), Зимбабве (ндебеле) и Лесото (сото).

Предпосылки

Для всех этих событий существовали объективные предпосылки. Первой из них стало увеличение численности населения в Зулуленде, то есть на востоке нынешней ЮАР. Оно было связано, в частности, с тем, что португальцы, имевшие колонии в Мозамбике, привезли из американских владений кукурузу, которая давала лучший урожай, чем местные злаки. С другой стороны, она требовала бо́льших водных ресурсов. Это значило, что, с одной стороны, правители могли позволить себе большую по численности армию, так как не нужно было направлять на выращивание злаков столько же людей, сколько и раньше, а с другой стороны, конкуренция за достаточно бедные водные ресурсы усилилась. Кроме того, очевидна стала потребность в объединении перед лицом усиливающейся активности европейцев, в первую очередь португальцев, но также англичан и буров.

История

К концу XVIII века почти все пригодные для обработки земли были уже заняты, а в начале XIX века страну поразила десятилетняя засуха. Чтобы обеспечить свою безопасность, Дингисвайо, глава клана мтетве, обитавшего на юге Зулуленда, по берегам реки Тугела, примерно в 1817 году заключил союз с вождями племени тсонга, контролировавшими путь к заливу Делагоа (ныне Мапуту). Это вызвало недовольство клана ндвандве, обитавшего севернее, в долине Понголы, то есть между землями мтетве и тсонга, тем более что в 1812 году Дингисвайо и Чака уже вытеснили один из кланов нгуни, нгване, за Буффало-Ривер, и явно представляли для ндвандве угрозу. Столкновения между Дингисвайо и Звиде, вождём ндвандве, положили начало междоусобной войне среди зулусов.

Сначала победу одерживал Звиде, которому удалось убить Дингисвайо, однако в битве при реке Мхалтузе в 1820 году мтетве и зулу, образовавшие союз под руководством Чаки, смогли нанести ндвандве тяжёлое поражение, а сам Звиде был убит.

Зулусы, приходя в новые земли, часто вырезали всех мужчин и мальчиков, так что многие племена бежали от них, используя, в свою очередь, ту же тактику. Такой «эффект домино» распространился очень широко и привёл не только к масштабным переселениям, но и к консолидации государств, расположенных даже довольно далеко от центра событий.

После поражения ндвандве в битве при холме Гокли (1818) Сошангане, военачальник армии ндвандве, бежал на север, где он смог подчинить себе племена тсонга, разгромить португальские поселения в заливе Делагоа, Инамбане и Сена и основать собственную империю Газа, продержавшуюся до 1895 года. Сами тсонга, в свою очередь, через хребет Лебомба бежали на север будущей Республики Трансвааль (нынешняя провинция Лимпопо).

Вместо с Сошангане бежал другой вождь из ндвандве, Звангендаба. Он нанёс поражение империи Розви в нынешнем Зимбабве и основал государство нгони в нынешнем Малави, между озёрами Танганьика и Малави.

Клан нгване под руководством вождя по имени Собуза, спасаясь от наступающих зулусов, бежал на северо-восток, разгромив по пути племя хлуби. Собуза был основателем нынешнего Свазиленда.

Мзиликази, один из военачальников Чаки, со своим кланом ндебеле (матабеле) двинулся на запад, на территорию нынешней провинции Фри-Стейт, где сеял ужас среди сото. Столкновения с бурами заставили его перебраться на север, через реку Лимпопо, в нынешний Матабелеленд (юг Зимбабве).

В то же время часть сото, клан кололо, спасаясь от матабеле, мигрировали сначала на запад, а затем, потерпев поражение от гриква, на север через нынешнюю Ботсвану, на запад Замбии, в Баротселенд, где они покорили народ лози, однако позже были изгнаны и переселились на восток, в нынешнее Малави.

Многие из тех, кто бежал от зулусов на запад, оказались смешаны с коса; сейчас они говорят на коса, однако сохраняют собственную идентичность, называясь мфенгу.

С другой стороны, вождь сото Мошвешве I собрал вокруг себя тех, кто сопротивлялся нашествию ндебеле, и, уйдя в неприступные горные крепости, основал королевство Лесото.

Критика

Южноафриканский историк Джулиан Коббинг в 1989 году выступил с критикой понятия мфекане, считая, что оно является проявлением идеологии апартеида, поскольку, по его мнению, традиционно эти события рассматривались как «самоуничтожение чёрных». Коббинг указывал на недооценку роли белых, особенно работорговцев в этих событиях.

Работы Коббинга произвели настоящий переполох в научном сообществе. Вслед за Дж. Коббингом еще несколько исследователей со страниц научных журналов выступили с критикой традиционной концепции мфекане. В 1991 г. в Витватерсрандском университете произошел большой научный симпозиум, посвященный проблеме исследования причин и характера событий периода мфекане. В своих выступлениях ряд ведущих специалистов по истории Южной Африки в колониальный период подвергли резкой критике концепцию Дж. Коббинга. Большинство исследователей указали на недостаточную аргументацию его выводов, замалчивание ряда важных документов, игнорирование свидетельств самих африканцев и их участия в формировании исторических представлений о прошлом своих народов. Не нашли своего фактического подтверждения и утверждения Дж. Коббинга, что работорговля оказала определяющее влияние на формирование зулусской державы.

Однако, несмотря на явную несостоятельность многих положений, содержащихся в работах Дж. Коббинга, прошедшая дискуссия выявила слабые места и в прежних взглядах на причины возвышения зулусской державы и характер событий периода мфекане. Это, прежде всего, игнорирование влияния колониальной периферии на африканские общества, недостаточность и противоречивость свидетельств, которыми располагают историки, что во многом ставит под вопрос саму возможность восстановления последовательности событий, происходивших за пределами колониальных владений европейцев в Южной Африке в конце XVIII-первой трети XIX вв.

Литература

• Cobbing J. The Mfecane as Alibi: Thoughts on Dithakong and Mbolompo // Journal of African History. 1988. Vol. 29. № 4.
• The Mfecane Aftermath: Reconstructive Debates on South African History. Johannesburg, 1995.

Ссылки

• [encarta.msn.com/media_461543363/Migrations_of_the_Mfecane.html Карта Мфекане]

Отрывок, характеризующий Мфекане

Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.