Мцване-Концхи

Село Мцване-Концхи груз. მწვანე კონცხი Страна ГрузияГрузия Край АджарияАджария Муниципалитет Хелвачаурский муниципалитет Координаты 41°41′14″ с. ш. 41°42′16″ в. д.41.68722° с. ш. 41.70444° в. д. / 41.68722; 41.70444    Население 2521 человек (2002) Часовой пояс UTC+4 Показать/скрыть карты

Мцване-Концхи (груз. მწვანე კონცხი) (рус. Зелёный Мыс) — село в Хелвачаурском муниципалитете Аджарии, в 8 км к северо-востоку от Батуми. Находится на берегу Чёрного моря и близлежащем высокогорье. По результатам переписи 2002 года в селе проживало 2520 человек, из них большинство грузины. В селе расположен всемирно известный Батумский ботанический сад. Имеется остановочная платформа Зелёный Мыс Грузинской железной дороги.

Климат субтропический, с обильным количеством тепла и влаги. Лето очень жаркое. Является одним из самых популярных курортов черноморского побережья Аджарии и считается одним из самых красивых мест на черноморском побережье Грузии. Влажный и тёплый климат района способствует обильному произрастанию тропических растений: бананов, цитрусовых, различных пальм, бамбука, эвкалиптов и кипарисов, папоротников, множества цветов.

Курорт

Зелёный Мыс известен как курорт с 1913 года. Именно тогда он был объявлен курортом по инициативе Общества врачей тогдашней Российской империи. Современное название он получил от русскоязычных отдыхающих благодаря наличию всесезонной зелёной растительности. Ранее село называлось Сасире-Кели. . До Октябрьской революции Зелёный Мыс пользовался популярностью среди богатых уральских и сибирских промышленников, которые строили себе здесь летние резиденции. С установлением Советской власти в Грузии эти дома были изъяты у их владельцев и превращены в санатории. Между ними и пляжем была построена канатная дорога, так как санатории находились в гористой части села. После распада СССР канатная дорога перестала функционировать, а санатории были заселены беженцами из Абхазии. В 2007 году частные инвесторы выплатили беженцам компенсации и обязались восстановить санатории и канатную дорогу, но проект не был реализован.

Несмотря на это, Зелёный Мыс пользуется большой популярностью среди отдыхающих и сейчас благодаря удобному расположению, природе и невысоким ценам в частных гостиницах.

Наука и образование

В годы СССР в Зелёном Мысу работал Батумский сельскохозяйственный техникум имени В. И. Ленина, основанный в 1924 году — кузница сельскохозяйственных кадров Аджарии. После распада СССР он был объединён с Батумским государственным университетом и стал называться его сельскохозяйственным факультетом. Также на Зелёном Мысу расположено общежитие студентов Батумского государственного университета.

Отрывок, характеризующий Мцване-Концхи

Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.