Мыза Лоо

Мыза
Лоо Loo mõis
Страна	Эстония
Тип здания	усадьба
Известные насельники	Стенбок, Делагарди

Мыза Лоо (эст. Loo mõis, нем. Neuenhof) — бывшее дворянское поместье, находящееся на севере Эстонии в волости Харку уезда Харьюмаа, являвшееся побочной мызой мызы Колга.

История

Мыза Лоо была впервые упомянута в 1536 году. Столетиями жизненный уклад мызы был связан с находящейся по соседству мызой Колга, владельцам которой (Стенбоки Делагарди) она принадлежала до начала XX века. Фактически мыза Лоо являлась побочной мызой Колга.

Архитектура

Главное здание мызы было изначально одноэтажной деревянной постройкой конца XVIII — начала XIX веков. Позже к правому краю здания пристроили двухэтажное крыло. Старое (одноэтажное) здание было в центральной части на ширину трёх окон двухэтажным.

После второй мировой войны в мызе были построены квартиры. Главное здание сгорело 7 марта 1981 года в пожаре. Сохранившееся

Поместье

Большая часть дополнительных построек были расположены на другой стороне дороги Куусалу (малый посёлок)-Юминда.
Из протекающей через сердце мызы речки Колга было сделано небольшое искусственное живописное озеро. Большая часть дополнительных построек находились либо на берегу этого озера либо недалеко от него.

На сегодняшний день практически все постройки находятся в руинах, сохранился лишь достаточно большой отрезок ограды.

Сохранилось (и в 2000 году было восстановлено) маленькое садовое здание, расположенное перед кругом у главного здания.

Приход

Согласно историческому административному делению, мыза Лоо относится к приходу Куусалу (эст. Kuusalu kihelkond).

Смотреть также

• Мыза Колга
• Стенбок
• Делагарди
• Приход Куусалу

Ссылки

• [www.mois.ee/harju/humala.shtml]

Отрывок, характеризующий Мыза Лоо

Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.