Раево (север Москвы)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мыза Раево»)
Перейти к: навигация, поиск
Населённый пункт, вошедший в состав Москвы
Раево

Деревня Раево (Райева) и мыза Раево (Райево Мещерскаго) на карте (примерно 1900 год)
История
Первое упоминание

1646 год

В составе Москвы с

1960 год

Статус на момент включения

деревня

Другие названия

Райева, Райево (деревня); Райева Мещерскаго, Раево Мещерского (мыза)

Расположение
Округа

СВАО

Районы

Северное Медведково, Южное Медведково (деревня); Ярославский (мыза)

Станции метро

Бабушкинская, Медведково (деревня); Бабушкинская, Свиблово (мыза)

Координаты

55°52′38″ с. ш. 37°38′58″ в. д. / 55.8772222° с. ш. 37.6495000° в. д. / 55.8772222; 37.6495000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.8772222&mlon=37.6495000&zoom=12 (O)] (Я)

Координаты: 55°52′38″ с. ш. 37°38′58″ в. д. / 55.8772222° с. ш. 37.6495000° в. д. / 55.8772222; 37.6495000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.8772222&mlon=37.6495000&zoom=12 (O)] (Я)

Ра́ево (Райева) — название двух населенных пунктов, находившихся на территории современного СВАО г. Москвы до 1960 г. Один из них — деревня Раево — располагался на западном берегу прежнего русла р. Яузы. Сейчас это территория приблизительно к северу от проезда Шокальского, между улицей Тихомирова и Заревым проездом. Второй — мыза Раево — в районе нынешней ул. Вешних Вод. Расстояние между деревней и мызой равно приблизительно 4-м вёрстам.





Деревня Раево

В 1646 году Раево числится «присёлком государева села Тайнинского». «Присёлок» невелик и насчитывает 23 крестьянских двора. Собственной приходской церкви в Раеве нет, и раевские крестьяне с 1682 года посещают отстроенную в соседнем Медведкове Покровскую деревянную церковь.

При Петре I Великом деревня пожалована по разным источникам: либо Фёдору Нарышкину,[1] либо дяде императора, Льву Кирилловичу Нарышкину.[2] Наследует Раево дочь последнего, Агриппина, которая, будучи замужем за князем Черкасским — тогда ещё Сибирским губернатором, — умирает в 1710 г. из-за сурового климата, и деревня переходит её братьям — Александру Львовичу и Ивану Львовичу. В 1732 г. по семейному разделу Раево вместе со всем Медведковым становится собственностью Александра Львовича,[3] а в 1799 году достаётся его внуку — также Александру Львовичу — гвардейскому офицеру, моту и расточителю. В 1809 — всего через 10 лет — А. Л. Нарышкин вынужден продать Раево (вместе со всем Медведковым) Карлу Яковлевичу Шмидту. Тот сразу же перепродает купленное в совместное владение «надворному советнику Алек­сандру Родионовичу Сунгурову и дворянину Николаю Михайлови­чу Гусятникову».[4]

В 1830 году Сунгуров умирает и в 1842 г. его вдова — Елена Яковлевна Сунгурова — делит имущество с Н. М. Гусятниковым пополам. Причем Раево остаётся за Николаем Михайловичем. Тот почти немедленно продает Раево Ивану Ник. Иванову — коллежскому советнику,— по смерти которого в 1860 г. деревня достается его сестре, Александре Ник. Рихтер, а затем и её сыну — Николаю Фёдоровичу[5]. Рихтеры, будучи «культурными землевладельцами», запрещают на берегу Яузы «какое-либо хозяйствование, окромя агрокультурного…»[2] После отмены крепостного права в 1861 г. они отдают земли по реке Чермянке теперь уже бывшим крепостным, оставляя за собой лишь имение на левом берегу Яузы[1].

В 1876 г. стараниями Николая Фёдоровича Рихтера, тогда — начальника 5-го земского участка Московского уезда, в Раеве открыта школа. Уездное земство выделило на строительство и обустройство 1000 руб., а крестьяне Раева и окрестных деревень построили само здание. В 1879 г. школа перешла в земскую собственность. Н. Ф. Рихтер стал её попечителем, законоучителем — священник Григорий Иванович Руднев из села Неклюдово, учительницей — Марья Николаевна Сологуб[6].

Школа стояла на самом краю Раево, была одноэтажной и деревянной, крытой тёсом. Обслуживала около 150-и дворов: самого Раева, а также окрестных деревень — Юрлово, Медведково, Казеево, Подушкино и Неклюдово. В скверную погоду и зимою ученики оставались ночевать в здании — в нём помещалось около 25-и человек. В школе же размещалась учительская квартира[6].

К концу XIX в. население Раева постепенно перестаёт существовать исключительно сельским трудом — начинают развиваться промыслы: ткачество и размотка нитей. С 1902 г. профиль хозяйства снова меняется: с открытием станции Лосиноостровская посёлок Лосиноостровский скорыми темпами превращается в дачную местность и раевским жителям становится выгодно заниматься извозом и «дачным промыслом» — продавать молоко и содержать постояльцев[1].

17 августа 1960 Раево входит в состав Москвы. Её название сохраняется лишь в имени Раевского кладбища и — теперь — в названиях 6-и православных храмов[7]:

  • преподобного Серафима Саровского в Раеве (проезд Шокальского, строится),
  • Введения во Храм Пресвятой Богородицы в Раеве (проезд Шокальского, крестильный храм)
  • Благовещения Пресвятой Богородицы в Раеве (ул. Енисейская)
  • храм-часовня святителя Алексия, митрополита Московского в Раеве (ул. Широкая)
  • часовня святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских в Раеве (ул. Менжинского)
  • храм-часовню святого благоверного князя Димитрия Донского в Раеве (ул. Полярная)

Мыза Раево

Мыза Раево (Мыза-Райева, Мыза-Раёво, Райева Мещерскаго, Раево Мещерского) имеет отдельную историю с 1723 года Пётр I отдает её во владение своей супруге, Екатерине I. В это время, согласно ревизской сказке по Тайнинской волости, «в сельце в подушном окладе 3 человека». При Елизавете Петровне Мыза Раево становится приютом на пути богомольных шествий из Москвы в Троице-Сергиев монастырь. Будущая императрица Екатерина II Великая описывает такое шествие на Петров день — 25 июля 1749 года :

«…Нам было приказано перебраться на Троицкую дорогу, для чего мы и поселились в Раеве, деревне в 11 верстах от Москвы. Там всё наше помещение состояло из небольшой залы в середине дома и четырёх крохотных комнаток по сторонам. Для свиты кругом дома были разбиты палатки, в одной из которых помещался великий князь…»[2]

В это время Мыза Раево — владение Чоглоковых. Вс. Н. Иванов в повести «Императрица Фике»[8] описывает её следующим образом:

…не дворец и не помещичья усадьба. Это была простая дача, низко, почти без фундамента, стоявшая на земле. Всего три ступеньки отделяли широкую веранду от сада. Веранда была заплетена турецкими бобами, повителью и хмелем и в солнечные дни золотой, в пасмурные дни зелёный сумрак в ней стоял…

В 1870-х годах мызу купило военное ведомство для устройства артиллерийских складов. К этому времени Мыза Раево принадлежала князьям Мещерским и носила название — в соответствии с дореформенным правописанием — Райева Мещерскаго. В 18771878 годах здесь были сооружены 4 погреба на 80 тысяч пудов пороха, в дальнейшем склады постоянно расширялись. В связи с этим была закрыта старая дорога из Богородского в Мытищи.

В 1880-е годы Мыза Раево начала превращаться в дачную местность. Немецкие негоцианты строили на землях вокруг мызы теплые зимние дачи и по воспоминаниям Нины Гончаровой[9]:

…еще на моей памяти старые лосиноостровцы обозначали дома не по номерам, а по именам владельцев: дача Пауффлер, дача Хофман, дача Добржанских…

Во время революционных событий 1917 г. солдаты пехотной дружины, охранявшей артиллерийские склады на мызе, примыкнули к восстанию и предоставили арсенал большевикам. Заряды для пушек, стрелявших в Москве, на грузовиках доставляли с Мызы Раево. Отряды юнкеров неоднократно пытались перекрыть Ярославское шоссе, но всякий раз неудачно — автомобили всё равно добирались до «второй» столицы, но только кружным путём[10].

В советские времена Мыза Раево продолжала числиться за военным ведомством. На её территории находился военный городок и 59-й арсенал Главного ракетно-артиллерийского управления Минобороны РФ. Из воспоминаний героя Советского Союза лётчика-испытателя М. М. Громова (орфография сохранена):

«Военный городок Мыза-Раёво был расположен на базе бывшей старинной усадьбы. Возле неё находился старый парк с двумя искусственными прудами и великолепными, уже старыми, липовыми и берёзовыми аллеями. Менее чем в одном километре от нашего жилья был большой пруд, в котором водились караси… Окружающая природа была девственна и живописна!»[11]

В 1980-е гг., при строительстве жилого микрорайона, территорию воинской части сократили, и часть построек XIX — начала XX вв. оказалась за её пределами. С 1960 года Раево и Мыза Раево — в черте Москвы.

См. также

Напишите отзыв о статье "Раево (север Москвы)"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.zbulvar.ru/tours/raevo.php Звёздный бульвар. Раево]
  2. 1 2 3 [www.mskvd.ru/Istorii_raionov/p2_articleid/89/ МосквоведЪ. Как от деревни Раево не осталось даже «мызы»]
  3. [www.venda.ru/project/2008/Suzdalceva/page4.htm/ Суздальцева Юлия. А. М. Черкасский]
  4. [www.venda.ru/project/2008/Suzdalceva/page5.htm/ Суздальцева Юлия. А. Л. Нарышкин]
  5. [www.venda.ru/project/2008/Suzdalceva/page6.htm/ Суздальцева Юлия. Медведково тогда и сегодня]
  6. 1 2 [museumschool255.ucoz.ru/index/0-15 / Музей школы № 255.Школа в деревне Подушкино]
  7. [raevo.ru/contact.html/ Приход храма преподобного Серафима Саровского в Раеве]
  8. Вс. Н. Иванов. Императрица Фике. Историческая повесть
  9. [old.russ.ru/antolog/vek/1994/5-6/gonchar.htm Нина Гончарова. Дома]
  10. [www.babylon-realty.ru/info/k4d091_1.htm А рядом был лес для царской охоты…]
  11. [victory.mil.ru/lib/books/memo/gromov_mm/index.html/ М. М. Громов «На земле и в небе»]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Раево (север Москвы)

– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!