Мызгин, Александр Михайлович

Александр Мызгин
Личная информация
Гражданство	Белоруссия Белоруссия
Специализация	байдарка, четвёрки
Клуб	Динамо
Дата рождения	22 апреля 1964(1964-04-22) (59 лет)
Место рождения	Гомель, Белорусская ССР, СССР
Награды и медали Чемпионат мира Серебро Мехелен 1985 K-4 1000 м Золото Пловдив 1989 K-4 10000 м Золото Познань 1990 K-4 10000 м

Алекса́ндр Миха́йлович Мызги́н (22 апреля 1964, Гомель, Белорусская ССР, СССР) — советский гребец-байдарочник, выступал за сборную СССР в середине 1980-х — начале 1990-х годов. Двукратный чемпион мира, восьмикратный чемпион национальных первенств, победитель и призёр многих международных турниров. На соревнованиях представлял спортивное общество «Динамо», заслуженный мастер спорта СССР (1990).

Биография

Александр Мызгин родился 22 апреля 1964 года в Гомеле. Активно заниматься греблей начал в раннем детстве, состоял в гомельской спортивной команде «Динамо». Первого серьёзного успеха добился в 1985 году, когда выиграл на первенстве СССР сразу три золотые медали, в составе байдарки-четвёрки стал чемпионом на дистанциях 500, 1000 и 10000 метров. Благодаря череде удачных выступлений удостоился права защищать честь страны на чемпионате мира в бельгийском городе Мехелен, участвовал здесь в километровых гонках и вместе с командой, куда также вошли гребцы Игорь Гайдамака, Артурас Вета и Александр Водоватов, завоевал серебряную медаль, уступив лишь экипажу из Швеции.

В 1986 году Мызгин выиграл ещё две золотые медали национального первенства, среди двоек на километровой дистанции, среди четвёрок на полукилометровой и десятикилометровой дистанциях. Затем в его карьере наступил некоторый спад, а возвращение в основной состав советской сборной состоялось в 1989 году после победы на 10 км на всесоюзном первенстве. Спортсмен побывал на мировом первенстве в болгарском Пловдиве и привёз оттуда награду золотого достоинства — с четвёркой одержал победу в десятикилометровой дисциплине, при этом его партнёрами были гребцы Владимир Бобрешов, Сергей Суперата и Артурас Вета. Год спустя подтвердил звание национального чемпиона и съездил на чемпионат мира в польскую Познань, где с Бобрешовым, Ветой и Дмитрием Баньковским вновь добился чемпионства на своей коронной дистанции 10000 метров. За эти достижения в 1990 году удостоен почётного звания «Заслуженный мастер спорта СССР».

Последний раз Александр Мызгин выступал в зачёте всесоюзного первенства в сезоне 1991 года, в пятый раз выиграл десятикилометровый заплыв и стал, таким образом, восьмикратным чемпионом СССР по гребле на байдарках и каное. Вскоре после этих соревнований принял решение завершить карьеру спортсмена и перешёл на тренерскую работу. Работал тренером команды внутренних войск «Динамо», занимал должность старшего тренера национальной команды Республики Беларусь.

Ссылки

• [www.canoeresults.eu/medals?year=&name=mizgin Александр Мызгин] — результаты на крупнейших международных соревнованиях
• [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%93%D1%80%D0%B5%D0%B1%D0%BB%D1%8F%20%D0%BD%D0%B0%20%D0%B1%D0%B0%D0%B9%D0%B4%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B0%D1%85%20%D0%B8%20%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D1%8D/%D0%9C%D1%8B%D0%B7%D0%B3%D0%B8%D0%BD%20%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%20%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B9%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/ Мызгин Александр Михайлович](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней)) — краткая биографическая справка на сайте Яндекс.Словари
• [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%93%D1%80%D0%B5%D0%B1%D0%BB%D1%8F%20%D0%BD%D0%B0%20%D0%B1%D0%B0%D0%B9%D0%B4%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B0%D1%85%20%D0%B8%20%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D1%8D/%D0%A7%D0%B5%D0%BC%D0%BF%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D1%8B%20%D0%A1%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%82%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE%20%D0%A1%D0%BE%D1%8E%D0%B7%D0%B0/ Список чемпионов СССР по гребле на байдарках и каноэ](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))

Отрывок, характеризующий Мызгин, Александр Михайлович

Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.