Лукаш, Николай Алексеевич

Николай Алексеевич Лукаш
Микола Лукаш
Род деятельности:	известный украинский переводчик, литературовед, лексикограф
Дата рождения:	19 декабря 1919(1919-12-19)
Место рождения:	Кролевец Сумской области
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	29 августа 1988(1988-08-29) (68 лет)
Место смерти:	Киев
Награды и премии:	Премия им. М. Ф. Рыльского (1988), украинско-французская литературная премия им. Николая Зерова (1993)

Никола́й Алексе́евич Лука́ш (укр. Микола Олексійович Лукаш, 1919, Кролевец Сумской области — 1988, Киев) — известный украинский переводчик, литературовед, лексикограф. Владел более чем 20 языками, успешно переводил литературные произведения с большинства из них на украинский язык. Более известен как Мыкола Лукаш. Некоторые его произведения известны под псевдонимом Мыкола Нэжурысь.

Биография

Родился 19 декабря 1919 года в Кролевце Сумской области в семье Алексея Яковлевича и Василины (Вассы) Ивановны Лукаш. Способности к языкам он проявлял с детства. Еще ребенком освоил идиш — до революции евреи составляли четвертую часть населения Кролевца. А однажды он сбежал с цыганами и буквально за несколько дней научился их языку. В школе-семилетке овладел французским, немецким и английским языками.

1928—1937 — учёба в школе. В старших классах (1936—1937) принимал участие в работе кролевецкого литературного объединения «ЛИАСМО» (Литературная ассоциация молодых).

После окончания школы в 1937 году поступил на исторический факультет Киевского государственного университета. В свободное от учёбы время работает переводчиком в «Архиве древних актов».

В 1939—1940 преподает немецкий язык, украинский язык и литературу в средней школе села Копачов Обуховского района Киевской области.

1941 — завершил работу над первой частью «Фауста» Й.-В. Гёте.

1941—1943 — работа на строительстве линии оборонительных сооружений вокруг Киева, ранение, после ранения живёт в Кролевце, на оккупированной территории.

1943—1945 — служба в батальоне аэродромного обслуживания, город Харьков.

1945—1947 — учёба на факультете французской филологии Харьковского педагогического института иностранных языков.

1947—1948 — преподаватель Харьковского педагогического института иностранных языков.

1948—1949 — переводчик в УкрНИИ лесного хозяйства (Харьков).

1949—1951 — преподаватель английского и немецкого языка в Харьковском сельскохозяйственном институте.

В 1950 году получил письмо М. Ф. Рыльского по поводу перевода «Фауста».

1950—1953 — преподаватель французского и немецкого языка в Харьковском государственном университете.

1953 — выход в свет первого перевода Николая Лукаша:

Стіль А. Перший удар: [Роман] / Пер. з фр. — К.: Держлітвидав УРСР, 1953. — 412 с.

1953—1972 — выход в свет значительной части работ Николая Лукаша.

Член Союза писателей Украины c 1956 года.

С 1958 года Николай Лукаш живёт в Киеве.

1958—1960 — член редколлегии, заведующий отделом поэзии журнала «Всесвіт».

1969 — выходит сборник Гарсиа Лорки «Лирика» в переводах М. Лукаша, оказавший большое влияние на молодую поэзию Украины.

В 1973 году был исключён из Союза писателей и восстановлен в 1987 году. Причиной исключения послужило то, что Николай Лукаш в марте 1973 года направил письмо в защиту Ивана Дзюбы, осуждённого за «антисоветскую деятельность» к 5 годам заключения и 5 годам ссылки, в котором предложил отбыть назначенный срок за коллегу по писательскому цеху, ссылаясь на плохое состояние здоровья последнего, а также в связи с тем, что он, Николай Лукаш, придерживается аналогичных взглядов. Письмо возымело действие, Иван Дзюба был помилован (в ноябре того же года), а для Николая Лукаша начался очень непростой период его жизни, когда его практически перестали издавать, чем лишили средств к существованию; на протяжении ряда лет у подъезда его дома был милицейский пост.

С 1973 по 1981 работы Лукаша практически не публикуются (начиная с 1979 года иногда появляются его переводы в периодике).

В 1981 выходит в свет переиздание «Фауста» Й.-В. Гёте — первое за период негласного «запрета» отдельное издание перевода Николая Лукаша.

В 1984 году издаётся первая, после исключения из Союза писателей Украины, новая работа Николая Лукаша:

Аполлінер Г. Поезії / Пер. з фр.; Передм. Д. Наливайка «Шляхами оновлення поезії», С. 5—48. — К.: Дніпро, 1984. — 225 с. — (Перлини світової лірики).

1987 — возобновлено членство в Союзе писателей Украины.

1988 — удостоен премии имени М. Ф. Рыльского.

Умер Николай Лукаш 29 августа 1988 года в Киеве.

Премии

• 1988 — премия имени М. Ф. Рыльского за переводы на украинский язык «Декамерона» Дж. Боккаччо, «Фауста» Й.-В. Гёте, «Мадам Бовари» Г. Флобера и др.
• 1993 — украинско-французская литературная премия имени Николая Зерова «за лучший украинский перевод из французской литературы».

Память

В 1989 году редакция журнала «Всесвіт» учредила литературную премию имени Николая Лукаша «Ars Translationis» за лучший литературный перевод или статью по искусству перевода, опубликованную в журнале.

В 1990 году вышел в свет самый полный сборник переводов Николая Лукаша:

Від Бокаччо до Аполлінера: Переклади М. Лукаша / Ред.-упоряд., авт. передм. «Високий шлях Миколи Лукаша» (С. 5—10) М. Н. Москаленко. — К.: Дніпро, 1990. — 510 с. — (Майстри поетичного перекладу). — ISBN 5-308-00748-9.

В 1995 году издан перевод «Дон Кихота» Сервантеса, законченный и подготовленный к публикации А. Перепадей:

Сервантес Сааведра М. де. Премудрий гідальго Дон Кіхот з Ламанчі: [Роман] / Пер. з ісп. М. Лукаш, А. Перепадя; післямова Г. Кочура «Сервантес і його Дон Кіхот», С. 672—678. — К.: Дніпро, 1995. — 703 с.

2000—2003 — переизданы «Декамерон», «Фауст», «Мадам Бовари» в переводе Николая Лукаша.

После смерти Николая Лукаша в различных периодических изданиях опубликовано более 300 литературных произведений в его переводе.

Указом Президента Украины от 7 августа 2009 года № 594/2009 поставлены задачи по чествованию Николая Лукаша в связи с 90-летием со дня его рождения, в частности — издание полного собрания переводов, увековечение памяти на его родине.

В 2009 году Издательский дом «Киево-Могилянская академия» выпустил в свет первый том воспоминаний «Наш Лукаш», упорядоченный Леонидом Череватенком, включающий воспоминания о Николае Лукаше 137 авторов. Книга удостоена диплома II степени конкурса «Лучшая книга Украины» в номинации «Жизнь прославленных». В декабре 2011 года вышла вторая книга этого издания.

Библиография

За период с 1953 по 2003 год публикации литературных произведений (в основном — поэзия) в переводах Николая Лукаша насчитывают 445 изданий, в том числе 34 отдельные издания переводов и 411 публикация в периодических изданиях; опубликованы 18 оригинальных литературных произведений Лукаша и 18 его работ в области литературоведения и литературной критики. На слова Николая Лукаша написано 7 песен.

Творчеству Николая Лукаша посвящены 3 отдельных издания и 435 статей в периодике.

Примечания\ого перевода: дис. канд. филол. наук: 10.02.2006 / Киевский национальный ун-т им. Тараса Шевченко. — К., 2006. ([www.lib.ua-ru.net/inode/4755.html Автореферат] (укр.)).

• [library.lnu.edu.ua/bibl/images/Vudanna_WEB_pdf/3Ukrajinska_biobibliografija/10_lukash.pdf МИКОЛА ЛУКАШ Біобібліографічний покажчик] / Уклад. В. Савчин; наук. ред. Р. Зорівчак; ред.-бібліогр. Г. Домбровська; редкол.: Б. Якимович (голова) та ін.. — Львів: Видавн. центр ЛНУ ім. І. Франка, 2003. — 356 с. — (Українська біобібліографія. Нова серія; Ч. 10). — 500 экз. — ISBN 966-613-272-9. (укр.) (Проверено 9 февраля 2012)
• [vsesvit-journal.com/index.php?option=com_content&task=view&id=22&Itemid=41 Олег МИКИТЕНКО. МИКОЛА ЛУКАШ І «ВСЕСВІТ»] (укр.)

Отрывок, характеризующий Лукаш, Николай Алексеевич

– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.