Мыльников, Николай Прокофьевич

Николай Прокофьевич (Прокопьевич) Мыльников — иркутский купец 1-й гильдии, один из основателей пушного промысла на Дальнем Востоке.

Биография

Братья Николай и Пётр Мыльниковы были видными иркутскими купцами второй половины XVIII века. Николай Мыльников в 1775—1777 годах управлял иркутским городским магистратом, а в 1784—1786 годах избирался городским головой. Он имел кожевенный завод, козловую фабрику и 40 частей в купеческом гостином дворе.

В 1776—1779 годах Н. П. Мыльников вместе с Г. И. Шелиховым принимал участие в отправлении промысловых судов. Часть полученных доходов он реинвестировал в промыслы, а часть вместе с сыновьями вкладывал в кожевенное производство. С июля 1792 года начала действовать компания Н. П. Мыльникова и сыновей (Дмитрия, Якова и Михаила). В начале 1790-х годов семейство Мыльниковых владело одним из самых значительных состояний среди иркутского купечества.

В декабре 1796 года Мыльниковы откликнулись на предложение Степана Киселёва участвовать в организации торгово-промысловой экспедиции к берегам Японии. Мыльниковы и присоединившиеся к ним 30 купцов выразили желание отправить туда товары в сопровождении приказчиков, но не на своих, а на казёных судах. Однако в иркутском губернском управлении рассчитывали, что купцы на собственные деньги построят суда и на свой страх и риск отправят их по неизвестному маршруту, и поэтому проект так и остался на бумаге.

В это же время Н. П. Мыльников с сыновьями занялся созданием новой промысловой организации. Они пригласили к участию в компании московского купца Е. И. Деларова — бывшего правителя американских поселений компании Голикова—Шелихова, а также иркутского купца Е. Г. Ларионова, семейства Мичуриных и Дудоровских. Предметом своей деятельности компаньоны объявили торговлю, которую предполагалось проводить «в Охотске, Камчатке, Гижиге и других местах Российской империи», а также «производить торги и промыслы на землях американских, принадлежащих Российскому высочайшему престолу». Кроме коммерческой деятельности, компаньоны намеревались производить географические изыскания, в том числе «особливо точное исследование Северной Америки, лежащей от мыса Аляски к северу и за проливом Беринговым». Купцы решили назвать своё объединение Иркутской коммерческой компанией, для управления делами которой учреждалась главная контора в Ирткуске с подведомственными ей правлениями в Охотске, на Камчатке и в прочих местах, где компания собиралась осуществлять свою деятельность.

В 1795 году скончался Г. И. Шелихов. После его смерти его конторщик и бухгалтер А. Е. Полевой, поссорившись с вдовой Шелихова Натальей Алексеевной, предоставил половину своего дома под контору Иркутской коммерческой компании. И. И. Голиков, понимая, что в одиночку не сможет справиться с семьёй Шелиховых, 18 июля 1797 года присоединил свои капиталы к компании Мыльниковых. Таким образом произошло объединение Северо-Восточной американской, Северной и Курильской компаний Шелиховой и Голикова с Иркутской коммерческой компанией. Это привело к кардинальному изменению расстановки сил в торгово-промышленных кругах Северо-Восточной Азии, и 19 июля 1797 года Н. А. Шелихова последовала примеру Голикова, согласившись на «половинное участие со всеми товарами и производствами». Шелихова предложила назвать новое образование «Американской Голикова, Шелихова и Мыльникова компанией».

Объединение влиятельных купеческих фамилий поставило под вопрос дальнейшее существование конкурирующих компаний. 22 июля 1797 года иркутский генерал-губернатор Л. Т. Нагель отправил князю А. Б. Куракину рапорт в котором, особо отметив ответственность компаньонов, просил об утверждении императором «Американской Голикова, Шелихова и Мыльникова компании». Этот рапорт с примечаниями Коммерц-коллегии был зачитан 4 сентября 1797 года в Совете при высочайшем дворе. Император Павел I, ознакомившись с представленными ему бумагами, в специальном указе одобрил и утвердил соединение компаний:

Соединение купцов Голикова, Шелихова и Мыльникова для совместного отправления торговли и промыслов их на американских островах почитаю полезным и оное утверждаю.

Однако поспешность объединения компаний привела к многочисленным недоработкам в важных вопросах. Накопившиеся финансовые проблемы — «утайки» капиталов, неоплаты выданных векселей, завышенные активы — привели к серьёзным осложнениям во взаимоотношениях компаньонов. И. Л. Голиков, уехав в ноябре 1797 года в Санкт-Петербург, написал прошение на имя императора, в котором подробно и доказательно указал на все эти недостатки. Поэтому 3 февраля 1798 года при содействии Н. П. Резанова был срочно разработан новый устав компании при условии, чтобы «ныне и вновь учреждаемые компании были под дирекциею Коммерц-коллегии».

3 августа 1798 года в Иркутске был подписан официальный акт, удостоверяющий появление Соединённой американской компании. Его подписало двадцать человек, принадлежавших в основном к богатым и влиятельным в Иркутске купеческим фамилиям. Этот акт был рассмотрен на заседании Совета при высочайшем дворе 4 июля 1799 года в Петергофе, и императору было предложено «высочайше апробировать» образование Российско-американской компании, приняв её «под е.и.в. покровительство». 7 июля 1799 года на собрании Совета, состоявшемся в Санкт-Петербурге, протокол собрания был сразу же одобрен императором. 19 июля 1799 года был опубликован указ Павла I Правительствующему Сенату об образовании Российско-американской компании.

В связи с быстротой подписания документов были отодвинуты в сторону финансовые вопросы, что привело к осложнению взаимоотношений между Шелиховыми и Мыльниковыми. М. М. Булдаков (муж Авдотьи Шелиховой) поспешил заключить с Мыльниковыми «полюбовную сделку», и Совет при высочайшем дворе 4 января 1800 года принял решение доложить императору: «..постановили прекратить происшедший спор о недостававших 67 паях, уплатою со стороны Шелиховой 45 тысяч рублей в общий компанейский капитал».

Видя, с какой лёгкостью Шелиховы перераспределяют значительные финансовые средства, Мыльниковы в конце 1799 — начале 1800 года решились на махинации, чтобы сохранить и по возможности увеличить свои капиталы. Эти махинации были вскрыты Булдаковым, который летом 1800 года написал Н. П. Резанову подробное письмо, описывающее их механизм. Активы компании оказались значительно переоценены, а многие акции были проданы Мыльниковыми по цене значительно ниже «выведенной в инвентариуме». В октябре 1800 года Н. П. Резанов послал об этом секретное донесение генерал-прокурору Правительствующего сената П. Х. Обольянинову. Для решения возникших в компании проблем было произведено раздробление акций, а Главное управление компании было переведено из Иркутска в Санкт-Петербург.

Источники

• А. Ю. Петров «Образование Российско-Американской компании» — Москва: «Наука», 2000. ISBN 5-02-010181-8

Отрывок, характеризующий Мыльников, Николай Прокофьевич

– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.