Мыонги

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мыо́нги (вьетн. Mường, тьы-ном 𡙧), самоназвание мол, мон, муал, что означает «человек», кит. ). Термин «мыонг» тайского происхождения и означает «район, область». Чтобы подчеркнуть своё отличие от жителей долин и горцев, мыонг называют себя «монглонг», что означает «народ, живущий в центре»[1]. Предки этого народа за несколько столетий до нашей эры осели в предгорьях севера Вьетнама. Раньше феодально-родовая верхушка мыонг находилась в зависимости от вьетнамского государя. В 2000 году численность народности мыонг составляла около 1 140 000 человек[2].





Язык

Язык мыонг относится к вьет-мыонгской группе мон-кхмерской ветви австроазиатских языков.

Как вьетнамский, так и мыонг испытали влияние паратайских языков. Отделение мыонг от вьетнамского языка датируется[кем?] VIII—X вв.

Язык мыонг распространён на севере Вьетнама. Существует три диалекта: северный (в лексике присутствует большое количество тайских слов), центральный (общемыонгская лексика) и южный (имеет сходства с более архаичными вьет-мыонгскими языками). Каждый диалект подразделяется на многочисленные говоры.

Грамматический строй корнеизолирующий. Преобладают аналитические способы выражения грамматического значения. Имеется система музыкальных тонов. Порядок слов в предложении фиксированный: «подлежащее — сказуемое — дополнение».

Письменность на основе вьетнамской латиницы появилась в XX веке, но среди мыонгской знати были люди, изучающие конфуцианские каноны и китайскую иероглифику[3].

Существует шуточная присказка, почему у мыонгов долго не было письменности:

«В старину пошли мыонг за письменами, идут обратно, а на пути ручей, положили они письмена в рот да и проглотили их ненароком. Потому теперь каждый раз, когда читать приходится, надо голос напрягать, чтобы письмена опять явились»[4][5].

Язык мыонг преимущественно употребляется в бытовой сфере общения. Большинство же носителей этого языка говорят и по-вьетнамски.

Место обитания

Представители народа мыонг проживают на севере Вьетнама в основном в горных провинциях Хоабинь и Тханьхоа. Вокруг города Хоабинь находятся четыре крупных населённых пункта, в которых и живут представители народа мыонг: Мыонгванг, Мыонгби, Мыонгтханг и Мыонгдонг. В основном мыонги расселяются в этой области вдоль ручьёв и рек.

Традиционные хозяйственные занятия

Охота

С давних времен мыонги прослыли[где?] хорошими охотниками.

В основном они используют ловушки и лук, которые не смогло вытеснить даже огнестрельное оружие, вызывающее лишний шум, отпугивающий зверя.

Чтобы поймать крупного зверя весом до нескольких десятков килограммов, мыонг расставляют капканы с большим камнем, который обрушивается на зверя, если он прикасается к приманке, прикреплённой к спусковому устройству. Существуют капканы из бамбуковых или железных прутьев с использованием пружины или без.

Также мыонги применяют петли и сети, в которые загоняют зверя, крича и стуча в гонги. После уборки урожая в сухое время года мыонги устраивают облавную охоту с собаками. Для охоты на маленьких зверей и птиц используется лук.

Рыболовство

Рыбу обычно ловят сетью или специальной корзиной.

Мыонги ловят рыбу сетью только несколько раз в году, при этом в ловле принимают участие почти все жители деревни. Сети забрасывают с нескольких лодок одновременно, тем самым, занимая большой участок воды. По обычаю, мыонги не едят икру, поэтому всех самок с икрой отпускают обратно в реку. Всю пойманную рыбу делят поровну между жителями деревни.

Кроме сети мыонги используют и корзины разного размера для одиночных крупных рыб. При полноводье крупные рыбы прыгают вверх против течения и попадают в большие корзины, расставленые поперек течения водопадов.

Сельское хозяйство

Мыонги выращивают кукурузу, бататы, овощи и другие продовольственные культуры. Но, в основном, они занимаются рисосеянием. В некоторых районах собирают по два урожая риса в год в пятом и десятом месяцах по лунному календарю[1].

Они обрабатывают землю с помощью разнообразных орудий труда, среди которых самые распространённые плуг и борона. Мыонги выращивают рис на заливных полях. Спелые колосья жнут с помощью косы, называемой по-мыонгски най.

Обычно мыонги сушат рис колосьями. По мере необходимости берут снопы и ногами топчут их в деревянном корыте, чтобы отделить зёрна от соломы. Зёрна риса очищают путём толчения в ступе.

Оросительная система

В процессе обработки земли у мыонгов накопился богатый опыт сооружения оросительной системы. Они строят водяные колёса для снабжения водой высоких участков поля. Водяное колесо состоит из двух главных частей: плотины и колеса.

Плотина строится поперек течения ручья. Сначала в дно ручья вбиваются бамбуковые колья, затем их покрывают не размокающей сушёной травой. Плотина поднимается над водной поверхностью примерно на метр, она не полностью перекрывает течение воды, а лишь направляет часть её к колесу.

Колесо высотой от 5 до 10 метров делается из прочных пород дерева и бамбука наподобие велосипедного. По ободу шириной от 80 см до метра крепятся полые бамбуковые поленья под углом 45° к поверхности вращения. С помощью таких водяных колес мыонги доставляют воду на высоту до 8 метров. Водяные колеса вращаются очень долго, не требуя дополнительной энергии.

Животноводство и птицеводство

Животноводство — буйволы, свиньи, птицеводство — куры, утки и прочие.

Подсобные промыслы

Мыонги заготавливают древесину, бамбук; занимаются сбором лекарственных трав, дикого кардамона, мёда, воска, и кунау — клубней диоскореи. Мыонги заключают контракты на поставку этих продуктов с государственными заготовительными организациями Вьетнама, получая за это деньги или необходимые товары.

Ремёсла

Мыонги занимаются плетением (корзинки оп для сбора лесных продуктов, которые носят у пояса) и изготовлением предметов из бронзы (барабанов, гонгов, посуды и так далее)

Женщины прядут, ткут хлопчатобумажные ткани, шьют и вышивают одежду. Популярные мотивы — олени, голуби, цветы и драконы. Мужчины занимаются выжимкой растительного масла и кузнечным ремеслом[1].

Традиционная женская причёска

Девушки национальности мыонг аккуратно укладывают волосы, а затем оборачивают их белым шарфом, сплетённым из индийского тростника.

Традиционная женская одежда

Женский костюм отличается простотой и практичностью, состоит из белой блузки-накидки без пуговиц и длиной, облегающей тело чёрной юбки. Главное украшение — богато украшенный, широкий, обтягивающий талию пояс с яркой вышивкой. В костюмах народностей монг и мыонг большое внимание придают юбкам.

Во время праздников женщины надевают нарядный традиционный костюм: белый головной убор, блузу цвета индиго, чёрную юбку.

Мыонгский женский костюм представлен в коллекции Ганса Мейера (1858—1926), внёсшего большой вклад в развитие русской этнографии. Его коллекция насчитывает 188 отдельных предметов одежды, из которых 74 относятся к костюмам равнинных вьетов, так как они составляют 75 % всего населения. Женский костюм мыонгов представлен в единственном экземпляре и состоит из кофты, юбки, кушака и нашейного украшения. Кофта покроя кимоно сшита из чёрной хлопчатобумажной ткани на грубой тёмно-синей подкладке; рукав резко суживается к запястью. Кофта распашная, с прямой застёжкой, ворот отделан невысокой стойкой. У талии боковые полы расширяются и имеют шлицы глубиной 10 см, низ кофты скроен полукругом. Кофта застёгивается на 13 металлических пуговиц в виде крупных горошин на ушках, сквозь которые продеты колечки[6].

На правой поле́ нашиты чёрные матерчатые длинные петли. Ворот окаймлён полоской белой ткани шириной 3 см, которая расшита фиолетовыми, бледно-голубыми, светло-зелёными и бледно-розовыми нитками. Верх каймы украшен двумя рядами металлического бисера. Края рукавов и пол окантованы узкой зелёной тесьмой. Длина кофты 60 см[7].

Вторая важная деталь этого костюма — распашная юбка из чёрной хлопчатобумажной ткани на синей подкладке. Полотнище юбки сшито из кусков размеров 35 на 67 см. Верх обшит полосой белой ткани, окрашенной в розовый цвет. К ней пришит синий пояс с двумя петлями, которые при помощи двух отдельных синих тесёмок стягивают в талии. Между полотнищем и розовой полосой вшита зеленая шелковая тесьма.

Кушак женского костюма хлопчатобумажный, чёрного цвета, на концах выпущены нити основы, которые вшиты в матерчатый жгут, соединяющий эти нити. Концы кушака украшены орнаментом, шёлковой вышивкой из трёх рядов бисера: тёмно-голубого, сиреневого и зелёного цветов. Этот орнамент окаймлён тонкими жёлтыми и зелёными строчками[8].

С костюмом носят нашейное украшение в виде шарфа из чёрной хлопчатобумажной ткани на синей подкладке. В средней верхней части шарфа, облегающей шею сзади, имеется украшение из металлического бисера. Украшение состоит из четырёх сплошных рядов бисера. Верхняя кромка шарфа окантована тёмно-зелёной тесьмой и прошита двумя строчками: светло-зелёным и красным шёлком. Длина шарфа 142 см, ширина 7,5 см, длина украшения 29 см, ширина 4 см[9].

Оп — плетёный «кошелёк»

«Оп» — это плетёная корзина, которую носят у пояса. Являясь неотъемлемой частью костюма мыогов, «оп» может быть и украшением и незаменимой сумкой, куда складывают овощи, травы и всё, что можно собрать в лесу или на поле.

Кроме этого, «оп» может служить показателем социального положения, возраста и пола его владельца. У богатых людей «оп» красиво и дорого украшен, простые мыонги носят скромные «оп». У взрослых людей «оп» больше, чем у детей. У женщин он круглой формы, а у мужчин — квадратной.

Иногда оп служит «верительным документом», который дарят друг другу влюблённые пары.

Традиции в семье мыонгов

Свадьба

Свадьба у народности мыонг состоит из тех же этапов, что и у вьетов: сватовство, помолвка, свадьба.

Родители жениха выбирают из родственников невесты свата, который должен прийти свататься к невесте угощениями: пирогами из клейкого риса, табаком и бетелем. Если родители девушки согласны на свадьбу, они сразу же режут курицу, на лапках которой должен погадать сват. Если результаты хорошие, то он оставляет часть угощений на алтаре предков. Свадьбу устраивают только через три года, а на протяжении этого времени жених должен дарить подарки родителям невесты; она в ответ дарит родителям жениха что-нибудь, сделанное своими руками (одеяла, подушки).

В день свадьбы рано утром жених со сватом, друзьями и своими родственниками, которые несут подарки невесте, должны подойти к её дому. Сват должен пропеть просьбу впустить его и жениха в её дом. Получив разрешение невесты, они входят в дом, дарят подарки и поклоняются предкам невесты. После этого невеста прощается с алтарем своего дома и уходит в дом жениха, где и будет праздноваться их свадьба.

После свадьбы невеста переносит свои вещи в семью мужа в двух больших опах, которые называются бокхонг.

Традиционная форма социальной организации — сельская община во главе с феодальной знатью. Семья малая, брак патрилокальный[10].

В области наследования господствует майорат.

Рождение ребёнка

Когда женщина рожает ребёнка, её семья окружает главную лестницу к дому бамбуковой изгородью. Ребёнку дают имя только тогда, когда ему исполняется год.

Похоронные обряды

Эти обряды, как и свадебные, требуют больших затрат: для жертвоприношения забивают буйволов или свиней, а до августовской революции делали ещё и подарки местным феодалам — ланг дао (ланг — потомственный правитель округа у мыонгов, зависящий от вьетнамского государя и обычно получавший от него чиновничий ранг)[11].

Традиционное жилище

Если во вьетнамском жилище увеличение численности семьи сказывалось на увеличении числа построек во дворе, то у горных народов — на росте дома в длину.

Так, например, дома мыонг на берегу Красной реки часто достигают 100 м в длину[12]. В основном мыонг строят дома на берегах реки или у подножия гор так, чтобы фасад был обращён к реке, таким образом, дом надёжно защищён сзади, а спереди открыт для свежего воздуха.

Дома мыонг, как правило, на сваях, деревянные, прямоугольные. Крыша обязательно четырёхскатная. Длина жилища вдвое больше ширины. В таком доме от 6 до 12 окон без стёкол, расположенных у самого пола. Внутри дом разделён плетёными щитами на несколько камер, расположенных вдоль задней длинной стены. У входа находится ступа для крупы и корзины с рисом. В дальнем углу хозяева обычно устраивают алтарь предков. Возле жилища — площадка с хозяйственными постройками, огороженные плетнем огороды и небольшие фруктовые сады[13].

Перед входом стоит деревянная колода с водой и черпаком: перед тем как подняться в дом, надо вымыть ноги. Лестница ведёт на веранду. Она может быть продолжением дома в длину, а может быть пристроена к продольной стене. Веранда иногда имеет навес. Очаг (четырёхугольная рама, наполненная землёй, на которой стоят три камня) находится в центре жилища, ближе к окну или двери, чтобы избежать пожара и обеспечить приток воздуха. На гостевом очаге кипятят только воду для чая.

Основной строительный материал для свайных жилищ собирается в тропическом лесу: дерево — для столбов и балок, бамбук — для стен и пола, листья пальм или трава — для кровли[14].

Гонговая музыка

Наиболее почитаемым у мыонгов инструментом являются гонги, без них не проходит ни одно праздничное торжество. Под гонги исполняются многоголосные песни[15].

Министерство Вьетнама и Институт по изучению музыки организовали три фестиваля: в 1987 г. — для Севера, в 1989 г. — для Юга, в 1992 г. — для всей страны. В этих фестивалях принимало участие большое количество любительских гонговых ансамблей из разных регионов страны.[16].

Гонг можно поменять на буйвола или корову. Гонг — лучшее приданое для дочери. Наибольшей ценностью обладают древние гонги, которые являются символами знатности и богатства. Больше всего гонгов находится у жителей деревни Мыонгтханг (уезд Каофонг), число которых приблизительно составляет 2 969.

Мыонг верят в то, что внутри древнего гонга находится бог-ангел судьбы с неограниченной властью. От него зависит исход войны, урожай, здоровье и благополучие людей[17].

Виды гонгов

Используются гонги величиной от 1 м, до 15 см, чаще других играют на гонгах 60—70 см и 20—30 см в диаметре. Каждый гонг имеет своё название в зависимости от звучания, функции и изображённого на нем рисунка[18]. В один гонг равномерными быстрыми ударами бьют в чрезвычайных, тревожных обстоятельствах: когда созывают людей на охоту или ополчение на войну, увидев хищного зверя и так далее. Малыми гонгами ударяют друг о друга, а также в большие гонги, которые держат другие участники оркестра[5].

В основном гонги изготавливаются литым способом из металлической смеси (70-80 % меди и 20-30 % олова, а также небольшое количество свинца, железа и цинка; иногда в эту смесь добавляют серебро).

Народности, проживающие во Вьетнаме и играющие на гонгах, не могут изготавливать гонги на месте, поэтому они покупают их у вьетов, лаосцев и кампучийцев. После этого они их сами настраивают.

Играют на гонгах двумя способами: палочками или кулаком. Для игры на гонгах с выступом в центре используется деревянная палочка длиной 25 см, головная часть которой покрыта тканью или хлопком. При игре музыканты ударяют в выступ или в центр гонга. Сила удара зависит от характера самой песни[19].

Среди мыонг распространён ансамбль типа «шак буа». Обычный состав ансамбля — 12 гонгов с выступом в центре, певец и два человека с подарками для исполнителей.

Гонговые пьесы

Пьесы исполняются по праздникам, каждая связана с неким событием года.

  • Обряд «жертвоприношение буйвола» — праздник победы: через преподнесение убитого буйвола богу-ангелу мыонги выражают свою благодарность за победу над врагом. Этот обряд сопровождается танцами «хиен» (со щитом) и «гай» (с палками), показывающими героизм, волю, ум и талант юношей-воинов.
  • Праздник благодарности богу-ангелу за мирную и спокойную жизнь. Пьеса является одной из самых древних. Во время приношения буйвола в жертву исполняются мужские танцы — танцы с щитом и мечом вокруг буйвола, танец с барабаном. Пьеса исполняется в быстром ритме.
  • Праздник еды нового зелёного риса. Пьеса «самок» исполняется в честь бога риса (Нанг Шори). Юноши играют на гонгах, а девушки исполняют хороводный танец «соан» вокруг кувшинов с напитком в общем доме и на пути к первому дому.
  • Похороны. Пьеса исполняется не только во время похорон, но и при любых событиях, связанных со смертью человека (например, месяц после смерти).
  • «Шанбуа» — народный весенний праздник, когда все поздравляют друг друга и желают счастья в Новом Году[20].

Народный эпос

В представлении мыонг рубка дерева была борьбой с духами, которые в нём жили. В подтверждение этого можно привести строки из произведения мыонгского фольклора, а именно слова работника, уснувшего возле дерева, которое он рубил:

В полночь

Услышал я говор и стоны стаи духов,
Небо стало кромешно чёрным,
Духи навзрыд плакали в дерево тю.

— [Tee tat tee rac 1988, с. 355]

Имеется ряд произведений народного эпоса на языке мыонг, записанных с помощью вьетнамской графики «куок-нгы».

Крупнейший эпос — «Рождение Земли и рождение Воды» (вьетн. Te tấc te đác, тэ так тэ дак). Он состоит более чем из 2000 стихов и 16 000 строк. В нём рассказывается о создании Земли с точки зрения мыонгов. Существует две версии этого произведения — хоабиньская и тханьхоаская.

Потоп в «Рождении Земли и рождении Воды» — это явление, которое упорядочивает хаос. В мифологии мыонгов потоп описывается как стихийное явление, природный катаклизм, а не как наказание богов за проступок[21].

В космографии мыонгов существует пять миров, которые располагаются на трёх уровнях по вертикали. Причём слово «мир» обозначается словом «мыонг» («удел», «округ»), который находится под властью потомственного правителя куна (cun) или ланга (lang). В центре мироздания располагается земной мир или Плоский мыонг, мыонг пуа (Muong pua). Название «плоский», возможно, возникло от противопоставления земного мира высокому небесному — Небесному мыонгу, мыонг клой (Muong Kloi), где властвует Буа Клой, Bua Kloi (Небесный властитель). Душа умершего должны переправиться через реку Кханг, чтобы попасть к Небесному властителю[22].

По мифологическим представлениям мыонгов под землёй находится Низкий Плоский мыонг (Muong Pua tin), который является копией Плоского мыонга, но там всё уменьшено в размерах: люди — карлики, буйволы — не больше собаки, быки не больше кошки. Согласно мифу, этот странный мир когда-то был связан с Плоским мыонгом, но потом почему-то этот переход закрылся.

Также существует мыонг Властителя водяных змеев (Muong Bua Khu) — это водная стихия, «подводное царство»[23]. От Властителя водяных змеев герой сказок получает награду и часто женится на его дочери. Водяные змеи легко могут превращаться в людей[24]. На этот сюжет существует одна мыонгская сказка:

Один гребенчатый змей превратился в юношу и отправился погулять в земной мир, где встретился с девушкой из мыонгского селения и полюбил её. Змей в образе юноши посватался к ней. На свадьбу родня жениха добиралась из подводного царства на волнах. Разумеется, на время свадьбы гости из подводного мира приняли человеческий облик. Но когда наступила ночь, каждый из них попросил себе в качестве циновки большую круглую крышку, плетеную из бамбуковой дранки — на них обычно клали для просушки рис, кукурузу, зелень, овощи. В полночь кто-то из родственников невесты проснулся и увидел в каждой из плетёных крышек по большому змею. Испугавшись, он стал разбрасывать дикий лук, которого боятся гребенчатые змеи. Тогда змеи стали нырять в воду, которая окружала дом невесты, и убрались восвояси. С тех пор из подводного царства за невестой так никто и не пришёл[25][26].

Также в мифо-эпический цикл «Рождение Земли и рождение Воды» входит сказание о схватке Рак и Тиена («парень-жаба» и «парень-лягушка») с Небесным властителем. Рак и Тиен требовали от него дождя, так как люди и животные уже на протяжении долгого времени страдают жары и засухи. Они взяли с собой большой лук, который «семерым натянуть не под силу»[24].

Выстрелили — пронзили высокое небо. У-У-У!

Пронзили высокое небо — задели радугу!
Сбили девять солнц, девять лун.
Остались только одно солнце, одна луна
Как ныне.

— Phan Dang Nhat 1974, с. 266

Рак и Тиен бросили клич, к ним стали сбегать люди, змеи, медведи, совы, чтобы сразиться с Небесным властителем. В итоге он потерпел поражение. Подобный миф распространён у разных народов, проживающих от Красной реки до Амура.

Жаба и лягушка в мыонгском фольклоре и поверьях — духи, которые регулирует количество осадков.

Среди мыонгов известен также устный цикл «Восхождение на небо», которое также, как и «Рождение Земли и рождение Воды», исполняется во время похорон.

Мыонги проводят чёткую границу между душой живого человека и душой мёртвого человека или призрака[27]. Душа умершего путешествует по разным мирам, одним из которых является мир призраков. Цель этого путешествия — подготовиться для вечной жизни. Мир призраков очень похож на обычный земной мир. Душа покойного живёт там вместе с умершими предками, она так же, как и в земном мире, вспахивает землю, сажает и выращивает рис, для чего ей выделяют поле. Тем не менее мир призраков отличается от земного мира, в первую очередь во времени суток: тёмная ночь в том мире — это светлый день, и наоборот.

«Птица там — собака, / А Сова — петух». Противопоставление совы, ночной птицы, и петуха, возвещающего утро, есть тоже ни что иное, как противопоставление ночи и дня, тьмы и света. Птица противопоставлена собаке, предположительно, из-за того, что земной мир и мир призраков противостоят друг другу и в пространстве[28].

Возможно и что ранее призраки находились по соседству с людьми, но в разное время (ночь для призраков — день, а день — это ночь) [29].

Праздники

Одними из важных праздников являются Новый год и аграрные праздники. Во время празднования Нового года мыонги совершают моления предкам. Подобные моления устраивают и в дни революционных праздников, после которых вся деревня угощается заранее заготовленными блюдами.

Религия

В основном мыонги исповедуют буддизм и христианство (католики), однако в их верованиях присутствуют и анимистические взгляды[10]. Они верят в существование вредоносных духов (ма тяй, ма ем и других). Колдуны применяли страх перед духами против неугодивших им людей, объявляя тех носителями духа ма тяй. Обманутые крестьяне избивали, а иногда и убивали невинных людей[30].

Шаманы

У мыонгов распространён шаманизм, шаманами становятся люди с физическими недостатками, которыми они, по поверьям, устрашают сверхъестественные силы[31].

За исполнение обрядов шаманы получали плату. Обряды выполняются в тёмное время суток, так как шаманы обращаются к душе умершего, а в мире духов ночь — это день. Обычно обряд длится три ночи, в богатых семьях — семь ночей, у бедняка — одну. На обряд в дома местной знати приглашались три шамана — один главный и два помощника, которые повторяли за шаманом фразу за фразой, это усиливало сакральное действие произносимого. Мыонги верят в силу шаманов, поэтому даже если на обряд собираются сотни человек, в доме царит полная тишина[32].

Для того чтобы произвести ещё большее впечатление, а также увеличить свою магическую силу, шаман носит при себе мешок с амулетами: туда могут входить клюв павлина или другой птицы, ноготь тигра, а также меч для борьбы с нечистой силой и ножны к нему из ткани либо шкуры. Жезл шамана с павлиньими перьями (символ неба и солнца) украшают флажки, на которых были изображены рыба (символ водной стихии) и лань (символ земли).

Профессия шамана (оонг мо) обычно передавалась от отца к сыну, но к известным шаманам ученики стекались со всех сторон. За многолетний период обучения ученики должны были запоминать большие тексты на слух[5].

Ученики вместе с шаманом ходили на все церемонии. По словам Куать Конг Тяма, во время похоронной церемонии, когда привозят гроб, шаман поёт про дерево, из которого он сделан, сын покойного ведёт буйвола на заклание — шаман рассказывает легенду о том, как буйволы стали домашними животными. Перед тем, как ударить в бронзовый барабан и обратиться к душе умершего, шаман рассказывает миф о том, как появились бронзовые барабаны[33].

Шаманы мо не только совершали обряды, но и, как правило, занимались крестьянскими делами, а также лечили больных[11].

Новая жизнь

После Августовской революции уклад жизни мыонгов изменился, большая семья уступила место малой. Женатые братья больше не живут вместе с родителями, а образуют отдельные семьи[13].

Крестьяне получили общинные наделы величиной от 1 до 3 мау на семью, начало развиваться производство. В большинстве деревень есть начальные школы[30].

Напишите отзыв о статье "Мыонги"

Примечания

  1. 1 2 3 Мухлинов 1966: 127
  2. [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=mtq Ethnologue]
  3. Никулин 1985: 12
  4. Динь Ван Ан, с. 8
  5. 1 2 3 Никулин 1985: 11
  6. Мухлинов 1977: 92
  7. Мухлинов 1977: 93
  8. Мухлинов 1977: 94
  9. Мухлинов 1977: 95
  10. 1 2 Лескинен 1998: 361
  11. 1 2 Никулин 1985: 34
  12. Чебоксаров 1979: 27
  13. 1 2 Мухлинов 1966: 128
  14. Чебоксаров 1979: 29
  15. Лэу Тхи Ким Тхань 1996: 17
  16. Лэу Тхи Ким Тхань 1996: 3
  17. Лэу Тхи Ким Тхань 1996: 8
  18. Лэу Тхи Ким Тхань 1996: 9
  19. Лэу Тхи Ким Тхань 1996: 11
  20. Лэу Тхи Ким Тхань 1996: 13-14
  21. Никулин 1999: 164
  22. Никулин 1999: 166
  23. Никулин 1999: 167
  24. 1 2 Никулин 1999: 168
  25. Nguyen Tu Chi 1996, с. 47
  26. Никулин 1999: 174
  27. Никулин 1999: 169
  28. Nguyen Tu Chi 1996, с. 30
  29. Никулин 1999: 171
  30. 1 2 Мухлинов 1966: 129
  31. Никулин 1985: 8
  32. Никулин 1985: 9
  33. Никулин 1985: 13

Литература

  • Лескинен А. Н., Нго Дык Тхинь Мыонг // Народы и религии мира / Глав. ред. В. А. Тишков. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1998. С. 360—361.
  • Мухлинов А. И. Народы Вьетнама. Национальные меньшинства. Мыонги. // Народы Юго-Восточной Азии / Ред. А. А. Губер, Ю. В. Маретина, Д. Д. Тумркин, И. Н. Чебоксаров. М.: Наука, 1966. С. 127—129.
  • Лэу Тхи Ким Тхань. Гонговые ансамбли во Вьетнаме (Мыонг и Север Тэй Нгуен) / автореферат на соискание учёной степени кандидата искусствоведения. М.: Издательство Министерство культуры РФ Государственный институт искусствознания, 1996.
  • Никулин Н. И. Космологические представления мыонгов по фольклорным и изобразительным материалам // Фольклор и мифология Востока в сравнительно-типологическом освещении / Ред. Н. Р. Лидова, Н. И. Никулин. М.: Наследие, 1999. С. 161—177.
  • Никулин Н. И. Вьето-мыонгский миф о мировом древе и становление литературы // Мифология и литературы Востока / Ред. Е. С. Котляр, Б. Л. Рифтин. М.: Наследие, 1995. С. 126—147.
  • Никулин Н. И. Мифо-эпические сказания народов Вьетнама // Специфика жанров в литературах Центральной и Восточной Азии / Ред. С. Ю. Неклюдов. М.: Главная редакция восточной литературы издательства Наука, 1985. С. 7-38.
  • Мухлинов А. И. Одежда народов Вьетнама и Лаоса // Одежда народов Зарубежной Азии. Вып. XXXII : сб. ст. / Отв. ред. Д. А. Ольдерогге. Л.: Наука, 1977. С. 80-111.
  • Чебоксаров Н. Н. Типы традиционного сельского жилища народов Юго-Восточной, Восточной и Центральной Азии. М.: Наука, 1972. С. 27-29.

Ссылки

  • [www.nhat-nam.ru/music8.html Традиционная гонговая музыка мыонгов] (рус.)
  • [www.krugosvet.ru/articles/82/1008249/print.htm Вьет-мыонгские языки]  (рус.)
  • [www.nhat-nam.ru/eticet4.html Красота женских костюмов народностей Вьетнама] (рус.)
  • [hedo-vietnam.tripod.com/ethnic_groups/muong.htm Страница о мыонг]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Мыонги

Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.