Степная мышовка

Степная мышовка
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Млекопитающие Подкласс:  Звери Инфракласс:  Плацентарные Надотряд:  Euarchontoglires Грандотряд:  Грызунообразные Отряд:  Грызуны Подотряд:  Мышеобразные Семейство:  Мышовковые Подсемейство:  Sicistinae Род:  Мышовки Вид:  Степная мышовка
Международное научное название
Sicista subtilis Pallas, 1773
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/20194 20194 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Степна́я мышо́вка, или южная мышовка, или трёхполосная мышовка (лат. Sicista subtilis) — вид из рода мышовки семейства мышовковые. Местные названия — полосатая мышь, зябкая мышь, бусая мышь.

Научная классификация

Вид был впервые описан в 1773 году. В составе вида на основе географической закономерности изменчивости окраски меха выделяются несколько подвидов, 4 из которых обитают на территории бывшего СССР:

• Sicista subtilis subtilis (Pallas, 1773) — Приуральская мышовка. Встречаются в степях и лесостепях к востоку от Волги до Оби и западных предгорий Алтая;
• Sicista subtilis vaga (Pallas, 1778) — Бледная мышовка. Встречается в полупустынях южной части видового ареала (Волжско-Уральская полупустыня, долина реки Эмба, вблизи Аягуза, Алакольская котловина);
• Sicista subtilis nordmanni (Keyserling & Blasius, 1840) — Южная мышовка. Распространён в западной части ареала в степной зоне Молдавии, Украины, Крыма, Предкавказья, а также в Румынии;
• Sicista subtilis sibirica (Ognev, 1935) — Сибирская мышовка. Занимает восточную часть ареала степной мышовки.

Распространение

Степные мышовки обитают в Евразии, встречаясь в равнинных и предгорных степях, отдельных участках в лесостепной и полупустынной зонах на обширной территории от Центральной Европы (Восточная Австрия, Венгрия, восточная часть Балканского полуострова) на западе до озера Байкал на востоке. Кроме того, экземпляры вида найдены в северных районах Западного Китая.

Внешний вид

Мелкие зверьки. Длина тела в среднем колеблется от 65 до 66 мм (но не более 75 мм). Хвост относительно короткий (его длина в среднем составляет 122 % от длины тела; у некоторых экземпляров длина равна длине тела), не более 90 мм.

Окраска варьирует в зависимости от климатических и орографических условий обитания, а также индивидуальных особенностей и возраста (молодые особи обычно светлее взрослых). Как правило, окрас спины зверька варьирует от светло-серого с палевным оттенком до тёмно-серого с желтовато-охристыми тонами. На спине имеется ярко выраженная чёрная полоска, которая тянется по хребту от затылка до корня хвоста. Кроме того, по бокам, параллельно первой полосе, тянутся две другие тёмные, но более расплывчатые полосы, которые начинаются в области плеча. Волосы боков имеют интенсивно серое основание и бледные жёлто-палевные вершины. Область бедра зверька окрашена в более тёмный цвет, чем бока. Брюхо беловатого цвета, иногда с лёгким палевым оттенком. При этом волосы, которые покрывают нижнюю часть тела имеют серое основание и белёсые вершины. Окраска хвоста, как правило, двухцветная: тёмный верх и светлый низ. У некоторых экземпляров хвост одноцветный. Уши тёмно-бурые или почти чёрные со светлой желтоватой каймой.

По бокам носа находятся вибриссы, длина которых колеблется от 20 до 24 мм. Черноватые или беловатые. Наиболее длинные вибриссы имеют черноватые основные части и светлые окончания. Кроме того, группы вибрисс имеются позади и над каждым глазом. Задняя ступня не более 15,7 мм. Задний внутренний бугорок по подошве задней ступни овальный, вытянутый немного в продольном направлении. Когти небольшие, сильно искривлены, белёсого тона.

У степных мышовок, обитающих к западу от Волги, диплоидное число хромосом равно 26 (число плеч аутосом — 46); у мышовок из азиатской части ареала и из Заволжья — 24 (число плеч аутосом от 39 до 43).

Образ жизни

Степные мышовки ведут одиночный образ жизни. Активность приходится на сумерки и ночь, иногда активность проявляется и в светлое время суток. При этом в неволе у мышовок выделяется два периода активности: основной — вечером в сумерки и второстепенный — перед рассветом. К осени (в сентябре), когда в теле накопились достаточные запасы жира, зверьки впадают в спячку, которая продолжается до 6 месяцев. Пробуждение происходит примерно в апреле, при этом самки, как правило, просыпаются на две недели позже самцов.

Передвигаются быстро, порывисто, бегают рысью или галопом (при этом приподнятый хвост служит балансиром). Ловко лазают по наклонным и вертикальным стеблям и веткам, при этом хвост служит для сохранения равновесия.

Гнезда степных мышовок находятся неглубоко под землёй. Вероятно, сами зверьки не роют нор, а селятся в брошенных норах других грызунов. Питаются насекомыми и некоторыми другими беспозвоночными, а также различной растительной пищей (семенами, луковицами, корневищами, зелёными частями растений). Тем не менее предпочтение отдается насекомым.

Природные носители туляремии. Кроме того, от степных мышовок выделены возбудители или обнаружены свидетельства болезни омской геморрагической лихорадкой, клещевым риккетсиозом, Ку-лихорадкой, лептоспирозом.

Размножение

Размножаются всё лето, однако период массового размножения относится к маю-началу июня. При этом состав участвующих в размножении животных различен: в первой половине сезона размножаются взрослые особи, во второй - сеголетки. В период гона поиск самок самцами осуществляется по запаховым меткам. Зверёк часто издает высокий писк. Спаривание происходит быстро. Беременность длится не менее 25 дней. Самка приносит 1 выводок (в неволе регистрировался и второй выводок). Средняя величина выводка за весь репродуктивный период — 5,5. Детёныши рождаются беспомощными, без шерсти и пигмента: средняя масса новорождённого — 1230 мг, длина тела — 21,5 мм, длина хвоста — 9,5 мм. Глаза открываются только на 26—27 день. Вскармливание молоком продолжается около 33—35 дней.

Отрывок, характеризующий Степная мышовка

– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.