Мы были чужими
Поделись знанием:
К:Фильмы 1949 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
(перенаправлено с «Мы были чужими (фильм)»)
| Мы были чужими | |
| We Were Strangers | |
| Жанр |
драма |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Джон Хьюстон |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Horizon Pictures |
| Длительность |
106 мин. |
| Бюджет |
$900 000 |
| Страна | |
| Язык |
английский |
| Год | |
| IMDb | |
«Мы были чужими» (другое название «Мы были незнакомцами» англ. We Were Strangers) — американская чёрно-белая приключенческая драма режиссёра Джона Хьюстона по роману Роберта Сильвестра Rough Sketch. Премьера фильма состоялась 27 апреля 1949 года.
Содержание
Сюжет
После убийства брата по приказу шефа тайной полиции Чайна Вальдес присоединяется к кубинским повстанцам. Она знакомится и влюбляется в беженца из США Энтони Феннера. Бывший американец разработал план, согласно которому революционеры проделывают тоннель под городским кладбищем до склепа, принадлежащего одному высокопоставленному чиновнику, и минируют его. Чиновника убивают, а затем на его похоронах расправляются с правящей верхушкой, взорвав бомбу. Вальдес, Феннер и несколько преданных делу повстанцев начинают копать.
В ролях
- Дженнифер Джонс — Чайна Вальдес
- Джон Гарфилд — Энтони Феннер
- Педро Армендарис — Армандо Арьете, шеф тайной полиции
- Гилберт Роланд — Гильермо Мантилла, странствующий революционер
- Рамон Новарро — шеф
- Уолли Кассель — Мигель
- Дэвид Бонд — Рамон Санчес
- Хосе Перес — Тото
- Моррис Анкрум — мистер Сеймур, управляющий банком
- Мими Агулья — Чайна Вальдес (нет в титрах)
- Арджентина Брунетти — мать (нет в титрах)
- Джон Хьюстон — сеньор Муньос (нет в титрах)
Съёмочная группа
- Режиссёр-постановщик: Джон Хьюстон
- Сценаристы: Джон Хьюстон, Питер Виртел
- Продюсер: Сэм Шпигель
- Оператор: Расселл Метти
- Композитор: Джордж Антейл
- Художник-постановщик: Кэри Оделл
- Художник по костюмам: Жан Луи
- Гримёр: Роберт Дж. Шиффер
- Монтажёр: Эл Кларк
- Звукорежиссёр: Ламберт Э. Дэй
- Спецэффекты: Лоуренс У. Батлер
- Дирижёр: Моррис Столофф
Факты
 |
Этот раздел представляет собой неупорядоченный список разнообразных фактов о предмете статьи. Пожалуйста, приведите информацию в энциклопедический вид и разнесите по соответствующим разделам статьи. Согласно решению Арбитражного комитета Википедии, списки предпочтительно основывать на вторичных обобщающих авторитетных источниках, содержащих критерий включения элементов в список.
|
- Режиссёр хотел, чтобы в фильме сыграла Мэрилин Монро, однако продюсер Сэм Шпигель не пожелал тратить деньги на кинопробы актрисы.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2791 день]
- Афишу картины можно увидеть в мультфильме режиссёра Ральфа Бакши «Затруднённое движение» (англ. Heavy Traffic) (1973).К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2791 день]
- Вскоре после убийства президента Джона Кеннеди 22 ноября 1963 года следователи по делу Ли Харви Освальда выяснили, что тот смотрел фильм «Мы были чужими» по телевизору в октябре того же года. Джон Локен в своей книге «Фильмы, вдохновившие Освальда» (англ. Oswald's Trigger Films, 2000), указывает на то, что Ли Харви смотрел этот фильм дважды, и некоторые сцены могут быть в большой степени иметь отношение к убийству 35-го президента США[1].
Напишите отзыв о статье "Мы были чужими"
Примечания
- ↑ Джон Локен. «Фильмы, вдохновившие Освальда: «Манчжурский кандидат», «Мы были чужими», «Неожиданный»?», Falcon Books, 2000.
Ссылки
- «Мы были чужими» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v116137 Мы были чужими] (англ.) на сайте allmovie
- [www.imdb.com/title/tt0042035/trivia Интересные факты на сайте IMDb (англ.)]
- [www.imdb.com/title/tt0042035/movieconnections Связь с другими фильмами на сайте IMDb (англ.)]
|
Это заготовка статьи об американском кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Мы были чужими
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
