Кузькина мать

«Кузькина мать», «Показать кузькину мать» — русское идиоматическое выражение, означающее угрозу. Зачастую используется в качестве шутливо-иронической угрозы в чей-либо адрес. Фраза «Мы вам покажем кузькину мать!» использовалась политическим деятелем СССР Никитой Сергеевичем Хрущёвым по отношению к представителям враждебно настроенных стран.

Происхождение фразы

Существует целый ряд версий появления на свет этой фразы:

1. Словарь «Фразеологизмы в русской речи» производит данное понятие от имени Кузьма, которое в ряде русских поговорок вызывает ассоциации со злобным, мстительным и драчливым субъектом.
2. По сходной версии Кузьмой называли проказливого и бестолкового домового. А его невидимке-матушке отводили место обитания рядом с потолком — за печью. Но, как считалось, уж если она покажется кому из проживающих в избе, то непременно напугает.
3. Кузька — это наименование плётки, как орудия домашнего наказания, которую жених клал в сапог в день свадьбы «на Кузьминки» как символ супружеской власти. Святые Косма и Дамиан считались в русской культуре покровителями свадеб.
4. В некоторых финно-угорских языках (у коми-зырян, удмуртов) могло означать чёрта, лешего: скорее, это наиболее правильная версия, и ещё этот чёрт похож на козу или козла, так выражения «подкузьмить» и «подкозлить» равнозначны, аналогично как и «кузькина мать» и «чёртова мать».
5. Кузька — жук, вредитель хлебных злаков. Показать личинку жука (кузькину мать) можно, лишь глубоко разрыв землю.

Однако выражение «подкузьмить» связано с «кузьминками», которые звались ещё «кузьками». Так назывался день Козьмы и Дамиана, которых поминали-чествовали первого ноября. «Подкузьмить» означало обман в соглашении, заключённом до традиционного первоноябрьского срока, то есть своеобразную расплату за невнимание к традиции.

Известны также высказывания: «Кузьма — бесталанная голова», «Горькому Кузеньке горькая долюшка», «Кузенька-сиротинушка», «Наш Кузьма всё бьёт со зла», «Не грози, Кузьма: не дрожит корчма».

Употребление

Хрущёвым

Слова Первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущёва (1894—1971), сказанные им (1959) вице-президенту США Ричарду Никсону.

В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас тяжёлые последствия. Мы вам покажем кузькину мать!

В России после этого сложилась легенда о том, что эти слова советского лидера американцам, якобы, перевели буквально, как «мать Кузьмы», и жители Америки решили, что так называется какое-то новое секретное оружие русских. Возможно, оно и имелось в виду, так как в те годы была разработана водородная бомба «Кузькина мать» или «Царь-бомба». На самом деле переводчик советского лидера перевёл это выражение, естественно, иносказательно:

Мы покажем вам, что есть что.

Оригинал звучавшей фразы на английском языке был таков:

We'll show you what's what.

Из воспоминаний Виктора Суходрева, переводчика Хрущёва:

— Впервые это выражение Никита Сергеевич публично употребил на американской национальной выставке, проходившей у нас в Сокольниках в 1959. … Ричард Никсон, приехавший на открытие первой в СССР выставки США, знакомил Хрущёва с экспозицией, что-то показывал, рассказывал. Схлестнулись они у макета жилого дома, сделанного в натуральную величину, но показанного как бы в разрезе. У дома отсутствовала внешняя стена, и была видна вся начинка. Именно устройство быта рядовой американской семьи и поражало посетителей выставки. Многие наши люди в ту пору ещё и с телевизорами толком не познакомились, а тут им показали шикарные холодильники, посудомоечную и стиральную машины, массу всякой прочей полезной бытовой техники, о существовании которой советские граждане не подозревали. Народ стоял у дома с открытым ртом.

… Никита Сергеевич стал критиковать увиденное, говорить, что советскому человеку весь этот буржуазный быт чужд, дескать, глупо строить коттедж для каждой семьи, когда можно возвести многоквартирный дом и обеспечить жильём сразу сотни людей…

Словом, спор на выставке с частностей перешёл на более высокий уровень, собеседники переключились на глобальные философские вопросы, став выяснять, какой строй более прогрессивен и перспективен … Никита Сергеевич привычно заговорил, что Советский Союз догонит и перегонит Америку, и, мол, вообще: «Покажем мы вам кузькину мать!» Переводчик от неожиданности растерялся и произнёс неловкую фразу о матери Кузьмы. В США так и не поняли, что же подразумевал советский лидер.

Хрущёв повторил понравившееся ему выражение во время визита в Штаты в том же 1959 году. Мы ехали по Лос-Анджелесу, Никита Сергеевич долго смотрел на окружающую сытую жизнь, а потом вдруг снова вспомнил про Кузьку с матерью.

… сам Хрущёв пришёл мне на выручку: «Что вы, переводчики, мучаетесь? Я всего лишь хочу сказать, что мы покажем Америке то, чего она никогда не видела!»

— [www.peoples.ru/state/citizen/suhodrev/ Андрей Ванденко. Виктор Суходрев: НЕ ВСЕ ЗОЛОТО, ЧТО МОЛЧИТ. Кузькина мать не переводится]

Пятнадцатая ассамблея ООН

Идиома «кузькина мать» привлекла к себе значительное внимание 12 октября 1960 года после выступления Н. С. Хрущёва на 15-й Ассамблее ООН. Переводчик Хрущёва выполнил буквальный перевод — «Kuz’kina mother», который привёл слушателей в замешательство. Смысл фразы был совершенно непонятен, и от этого угроза приобрела совершенно зловещий характер. Впрочем, в дальнейшем непонятное «Kuz’kina mother» переводчики заменили на другую часто использовавшуюся Хрущёвым в отношении Запада угрозу: «Мы вас похороним» (англ. «We'll bury you»). Так как это выражение употреблялось во время Карибского кризиса и последовавших испытаний термоядерной бомбы, выражение «кузькина мать» использовалось также для обозначения атомных бомб СССР (см. Царь-бомба).

Стоит отметить, что Хрущёв не стучал ботинком по трибуне.

В произведениях искусства и литературы

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

А. П. Чехов, рассказ Хамелеон

Очумелов: «Чья собака? Я этого так не оставлю. Я покажу вам, как собак распускать! Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих подчиняться постановлениям! Как оштрафую его, мерзавца, так он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот! Я ему покажу кузькину мать!..»

Мельников-Печерский, «Дедушка Поликарп»

«Вот, говорит, отведу я им место верст за пятьдесят, так узнают кузькину мать»

Н. Г. Помяловский, «Брат и сестра»

«Хорошо же, я тебе покажу кузькину мать… Что это за кузькина мать, мы не можем объяснить читателю. У нас есть много таких присловий, которые во времени утратили смысл. Вероятно, кузькина мать была ядовитая баба, если ею стращают захудалый род»

В. А. Слепцов, «Владимирка и Клязьма»

«Взмолился, ноги-то, видно, отморозил, толоконное брюхо. Ты, должно, ещё, брат, не видал кузькину мать, в чём она ходит, а то я бы показал»

М. Е. Салтыков-Щедрин, 1) «Пошехонская старина»

«Что, небось, узнал в ту пору, как кузькину мать зовут!»

2) «Скрежет зубовный»

«А вот поговори ты у меня, так узнаешь, как кузькину мать зовут»

3) «За рубежом»

«За границей нигде не кричат караул, нигде не грозят свести в участок, не заезжают, не напоминают о Кузьке и его родственниках»

Тема кузькиной матери монументально эксплуатируется в городе Одоеве,  где установлен памятник Кузе и его маме.

В 1989 году режиссёром Станиславом Ростоцким был снят фильм Из жизни Федора Кузькина.

См. также

• Мы вас похороним
• Царь-бомба

Литература

• Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х томах. — М.: АСТ, Астрель. 2004.
• Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х томах. — М.: АСТ, Астрель. 2003.

Отрывок, характеризующий Кузькина мать

Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.